Парень протрубил в рог в десять часов. Я вышел из дома, готовый попробовать вкус иного мира.
«Мерседес 500СЛ», кабриолет с опущенной крышей. Конечно же, последняя модель. Блестяще-красная машина, словно только что из автосалона. Парень представился Дином. Широкие грудь и плечи, он явно не вылезал из тренажерных залов, гладкая кожа, здоровые волосы. Он уделял много внимания одежде и внешности. Но выглядело все очень поверхностным. Я буквально физически ощущал, что он лишь пытается выглядеть успешным. И его машина, и поведение кричали об этом.
Я сел в машину, Дин откинулся на сидение и посмотрел на меня.
− О, а ты ничего.
Мы ветром помчались через бульвары прямо в Беверли-Хиллз. Ночь сверкала сотнями огней: хромированным блеском, габаритными огнями, отполированной металлизированной краской, пастельным светом неоновых ламп. Силуэты пальм бритвами рассекали небо.
− Я тебя где-то видел, так?
Дин улыбнулся белоснежными зубами. Ему это польстило.
− Перестань. Я же тебе плачу, не нужно притворяться. Не пытайся произвести впечатление.
− Э…да. Но я тебя правда видел.
− Не думаю, что часто, малыш.
− Хорошо живешь.
Я провел рукой по двери кабриолета.
− Эта старушка? Шесть недель поработал прошлой осенью. Помнишь Фэрру Фоссет?
− Вау.
− А ты на чем ездишь?
− «Прелюд».
− Это что?
− Японская тачка.
− Как «Лексус»?
− Не совсем. «Хонда».
− О.
− Это, наверное, здорово, быть актером.
− Это самое лучшее ощущение в мире. Конечно, я еще сам не слишком преуспел, но приятно, когда люди тебя узнают.
− А деньги?
− За деньги ты просто покупаешь себе разные вещи, Джек. Это только показатель того, чего ты достиг. Насколько ценится твоя жизнь. Важнее всего любовь.
− Любовь?
− Вернее быть любимым. В этом мы все. Все, кто обитает в Голливуде. Мы же как шлюхи. Мы излучаем любовь. Любовь, любовь, любовь. Прими к сведению! И ею же мы и питаемся.
− Могу понять.
− Думаю, отлично понимаешь.
Дин радостно крикнул и понесся на всех парах. Отражаемый свет фонарей скользил по рисунку на капоте, как масло по воде.
− Я хочу, чтобы ты любил меня этой ночью, Джек. По-настоящему любил. Так, словно я для тебя все. Каждый миг, вся вселенная. Сможешь?
− Думаю да. Я проходил курсы телеведущего. Там же тоже требуется актерское мастерство. Так ведь?
Дин пару раз шлепнул меня по ляжке.
− Молодец-молодец.
Мы свернули на Беверли-Драйв, мы ехали к свежему воздуху и несметным богатствам.
Чем ближе подъезжаешь к холмам, тем меньше становятся улицы. Ты как-будто удаляешься от огромной пульсирующей жилы гигантского зверя к его коже. Артерии, вены, капилляры извиваются и переплетаются между собой. И вот, наконец, ты поднимаешься в высшие сферы, огромные деньги возвышают тебя над людьми, чье состояние не более сотни миллионов долларов. Дома здесь стоят далеко от дороги, ничего невозможно разглядеть. Они отделяются друг от друга акрами лужаек и деревьев. А бедный парень, торгующий задницей, о таком и мечтать не может.
Наркотики, которые я принял еще у себя дома, вдруг показались просто неуместными. Я на мгновение попаду в мир, где все абсолютно все лучше меня. Начиная от людей, заканчивая мебелью в ванной.
Мы свернули с шоссе на гладкую асфальтированную дорогу, она привела нас к белой железной ограде. Мужчина в костюме-тройке радостно кивнул головой и уткнулся в планшет, чтобы проверить, есть ли Дин в списке гостей. Они с Дином коротко обсудили текущие дела. Потом человек в костюме сказал что-то в микрофон на запястье, и ворота открылись.
Мы попали в рай.
Со стороны дороги открывался прекрасный вид: вся территория спускалась вниз, к краю каньона, в форме лестницы из отдельных плоских лужаек. Посреди зеленого склона располагались два бассейна, сад с декоративными растениями, несколько теннисных кортов, и россыпь служебных зданий. Все это подсвечивалось золотистым светом, странная причуда. Надо всем этим возвышался особняк с испанской архитектурой, построенный в форме подковы. Все три этажа были вмонтированы в склон, дом словно поднимался вместе с ним. Железную ограду балконов опутывали цветы, они росли в каждом окне.
Внутри подковы находился фонтан из глазурованной керамики цвета морской волны, вокруг него все было выложено гравием красно-кораллового цвета. Мы вышли из машины, ее забрал парень в алой ливрее.
Не могу сказать, что вообще не видел такие места. Их часто показывали по телевизору в документальных фильмах и очень часто в серии передач пор кинозвезд. Но попасть сюда самому… это сводило меня с ума. Мы с Дином вошли в дом, держась за руки.
Огромное пространство. Высокие каменные этажи. Потолок в центральной приемной был высотой со все здание, здесь располагался еще один фонтан. Огромное количество арок, и все вели в разные части дома. Сводчатые потолки, как в европейских монастырях.
Я молча стоял и рассматривал все вокруг. Я упивался этим зрелищем. Дин погладил меня рукой по затылку. Я представлял, каково это, жить здесь – вставать по утрам и бродить под тихим испанским сводом. Как теплый воздух и шелковая одежда ласкают кожу. Вечером принять душ, одеться в самую лучшую одежду, выкурить на балконе своей комнаты сигару. В ночи раздается всплеск воды, в бассейне купается красивая женщина, а в воздухе витает аромат жимолости.
− Вещи, Джек, это всего лишь вещи.
− Да, но излучать любовь гораздо легче, если владеешь таким домом.
− Да. Это несомненно. Как сильно ты любишь меня, Джек?
− Сильно?
− Нет, Джек, очень сильно.
Я прижался к нему, обнял за талию и поцеловал.
− Я люблю тебя больше всего на свете.
− Ты всегда будешь любить меня?
− Всегда.
− Мой прекрасный жеребец, скоро ты получишь вознаграждение.
Мы пошли по широкому коридору в один из рукавов «подковы». Там было несколько связанных между собой комнат, судя по всему, основная часть вечеринки планировали провести здесь. Далеко впереди показалась торцовая стена, представлявшая собой складную гармошку из окон высотой от потолка до пола. За ней открывался вид на покрытый плитами песчаник и бассейн величиной с военный крейсер. Где-то далеко неизвестный квинтет играл Джаз Западного побережья.38
Повсюду было много людей, но не чувствовалось бесшабашности и веселья, характерных для вечеринок. Жизнь здесь не бурлила. Наоборот, в комнатах царило спокойствие. Люди тихо переходили от одной группе к другой. Их руки и ноги двигались медленно, с изысканной плавностью. Сначала я подумал, что эта грациозность чисто показная, просто заученные манеры, принятые в высшем обществе. Позже я понял, успех и богатство, давали людям силу и способность к самоконтролю, что отражалось на их походке.
Повсюду ходили официанты, но еще была парочка барных стоек. Мы присели к той, что из белого мрамора. Она выглядела так, словно ее изъяли из итальянского ресторана, построенного в начале двадцатого века. Дин заказал минеральную воду, а я коктейль из водки, «Южного Комфорта» и шампанского. Большой стакан. Мне хотелось уединиться и подкрепиться коксом, что прихватил с собой. Но если у меня нет одного наркотика, заменю его другим.
Я прислонился к холодной каменной стойке и начал просеивать взглядом толпу. Повсюду были селебрити, окруженные толпами навязчивых поклонников, но многих я не знал. Я предположил, что большинство приглашенных не светились на камеру − богатеи, продюсеры, сотрудники телестудий, малоизвестные режиссеры, и прочие-прочие. Но я по-прежнему чувствовал, что попал на страницы глянцевого журнала. Боже, как мне хотелось стать частью высшего общества. Меня уже не устраивало просто смотреть на этих людей как бы снаружи. Я желал стать одним из них. Я хотел их дорогие лимузины, дворцы. И также, как они, никогда больше не нуждаться в деньгах. Я хотел носить одежду, по цене не уступающую машине, и выбрасывать ее к концу сезона. Я хотел приходить в ресторан, где все меня знают. На мгновение желание денег и славы охватило меня настолько, что я чуть не упал в обморок.
Я резко встряхнулся. Глотнул коктейль. Заказал еще.
− Кто владеет этим местом?
− Один человек.
− Секрет?
− Ты много знаешь о кино?
− Все знаю.
− Неужели?
− Ну, знаю все о некоторых аспектах.
− Знаешь Питера Ларатина?
− Нет.
− Богатый кинопродюсер. Он профинансировал сотни проектов.
− О.
− Ему нужен парень гей, который сыграл бы гетеросексуала, играющего гея. Ситуационная комедия. Он думает, так будет реалистичнее.
− И сегодня работаешь ты.
− Не я. Я играю.
− Послушай, Дин, мне надо сходить отлить. Долго не буду.
− Иди той же дорогой, которой пришли, и поднимись на второй этаж.
Я залпом выпил остатки алкоголя и пошел на разведку. Я вышел к центральной приемной, сквозь облако ароматов парфюма, стоимостью не меньше тысячи долларов. Повсюду были красивые женщины. У меня сразу же разыгралось воображение. Трахнуть эту? Или ту? Или вот ее? Несомненно. Возможно, сами они не были богатыми, но знали кого-нибудь из высшего света. Блондинки, брюнетки, рыженькие. Все богатенькие, причесанные. Любая из них могла вознести меня на несколько уровней вверх.
Туалет располагался на втором этаже, прямо рядом с лестницей. Там были писсуары, черная плитка и тонированные зеркала. Я занюхал кокс в одной из трех кабинок и теперь сидел, облизывая десна. Ждал, когда начнет действовать. За дверью входили и выходили люди. Сквозь всплески сливаемой воды я слышал их разговоры об импортных машинах, высокодоходных инвестициях, фильмах и женщинах. Иногда они рассказывали друг другу шутки, но я так и не понял смысла.
По дороге назад я наткнулся на стоявшую у перил женщину. Она одиноко смотрела на людей, толпившихся возле фонтана в прихожей. Когда я проходил мимо, она медленно повернулась. С этого все и началось. Как сказали бы в фильме «Крестный отец», «громом поразило». Тик-тик-тик. Наши взгляды соприкоснулись, это было как целая серия стоп-кадров. Соединение завершено, включились все тумблеры. В этом заключались и прелюдия, и ухаживания, и чувства ожидания, которые нам были нужны. У женщины были серые глаза, черные волосы, и белая кожа. Она носила платье из двух частей цвета стали. Женщина была старше меня. Не сказать, что слишком красива, но с прекрасной фигурой. И явно при деньгах. Я спускался по лестнице, она продолжала смотреть мне в след. Уходя, я оглянулся через плечо, женщина приоткрыла рот. Но вдруг кто-то из прохожих загородил мне обзор. Я вышел из прихожей.