Я догнал с серфингиста возле прилавка, прежде чем пневматическая петля закрыла дверь. Несколько секунд я притворялся, что ищу очень качественную выпивку, чтобы не вызвать подозрений. А затем решил поговорить с ним, как шлюха со шлюхой.
− Скажи, ты был с тем парнем на улице? Который в черном «Ягуаре»?
Серфингист сразу понял, что я тоже мальчик для секса. Поэтому не послал меня сходу.
− Да, раскрутил уебка на выпивку.
Я выжидал, какой выбор сделает серфингист – зависело от того, сколько долларов попало ему в карман.
− Этот старикашка странный, верно? Берегись, чувак.
− А?
− Ты не слыхал о нем? Бля, да его все зовут Седой Бритвой.
− Что-о-о?
Серфингисту не хотелось в это верить, парень в «Ягуаре» сулил немалые бабки. Но проституция весьма опасная профессия, много мальчиков для секса погибло от рук тех, кто обещал, что все пройдет гладко.
− Правда, парень. Как-то раз он снял меня, повезло, что я жив остался. Только я начал ему сосать, как он выхватил бритву и принялся резать мне плечи. Прямо сквозь, мать ее, рубашку.
− Не врешь?!
У серфингиста глаза расширились, а рот открылся как у персонажей мультфильмов.
− Хочешь шрам покажу?
Я начал вытаскивать рубашку из штанов. Но серфингист меня остановил.
− Нет, чувак. Не хочу я на шрам глядеть, он может в окно увидеть. Тогда узнает, что я про него пронюхал.
− И тогда тебе пиздец. Он все время будет преследовать тебя, почаще оглядывайся. Видишь, он меня преследует с тех самых пор, как я убежал от него с порезанной спиной.
− Твою ж мать.
− Да хреново все складывается, скажу я тебе. Но блин, мне повезло, я не прошел полное лечение бритвой.
− Полное лечение...
Серфингист уже потерял голову, перебирая в голове возможные сценария смерти от расчленения.
− Да, гребаное полное лечение. Слышал о парне, которого нашли за вино-водочным магазином «Де-лонгпре»?
− О каком парне?
− Молодой мексиканец, тоже на этой улице работал.
− Да, чувак, вроде слышал.
− Умер от бритвы, чувак. Гребаное полное лечение. Он ему член на ремни порезал. Снял с него кожу, как кожуру с банана. А потом вообще со всего тела также кожу содрал.
− Твою ж мать, я в его машину не полезу.
− Бля, вообще на улицу не выходи. Просто стой на виду где посветлее и молись, чтобы он не осмелел этой ночью.
− Осмелел?
− Один раз он за мной в Мак-Дональдс зашел.
− Срань господня, Мак-Дональдс...
Серфингист даже не мог подобрать слов.
− Я выйду через черный ход. Ты со мной?
− Не могу. Со мной он впервые почувствовал вкус крови на улице. Я чувствую себя виноватым перед тобой. Я побуду здесь какое-то время, задержу его, если попробует чего сделать. А ты беги. Просто...Просто выпей за меня, если потом прочтешь обо мне в газетах.
Серфингист схватил меня за локоть и пристально посмотрел в глаза, словно мы были ожившими персонажами «Грязной дюжины».39
− Спасибо, чувак.
Он убежал, аж пыль под пятками клубилась. Обо мне и вовсе думать забыл.
Я вышел из магазина и направился к «Яугару». Я старался вести себя как серьезный человек, который просто хочет помочь.
− Э…извините. Вы дали денег тому блондину?
Английский кузов, светло-коричневая кожа, приборная доска орехового цвета с жидкокристаллическим дисплеем. Сидевший в машине человек оказался именно тем, кого я искал. На вид лет шестьдесят, хорошо сохранился. Легкий загар, густые седые волосы, зачесанные назад, мужественное лицо с благородными чертами. И тусклые глаза, которые выглядели довольно странно в свете уличных фонарей – не такими добрыми и чуткими, как ожидаешь. Одет он был в черный костюм с галстуком, выполненный в традиционном британском стиле, явно сшитый на заказ.
Он посмотрел на меня, его нисколько не удивило, что через окно на него смотрело совсем другое лицо.
− Прошу прощения.
− Тот серфингист, который только что вошел в магазин. Вы дали ему денег?
− О хотел купить выпивку. Я дал ему десять долларов.
− Не хочу вас расстраивать, но понимаете, этот район и все такое… вы, наверное, хотели куда-нибудь с ним поехать, так?
− Я просто хотел поговорить с ним, не то, что вы подумали.
− Что бы вы не хотели, у вас не получится. Он сбежал с вашими деньгами. Там в магазине есть черный ход.
И никакого возмущения, в ответ только тихое «Оу».
− Да, он уже сотни раз проделывал такое.
− Вы хорошо его знаете?
− Не могу вам сказать его имени, но вы здесь часто бывали, сами уже все видели.
Седовласый улыбнулся.
− И много времени вы проводите на улице?
− Человеку нужно что-то есть.
− А вы сами откуда?
− Детройт.
− А, у вас там семья живет?
− Все родственники уже умерли.
− А вы зарабатываете на жизнь проституцией?
− Такое случается на этой улице, чувак.
− Конечно. Я спрашиваю только потому, что возможно смогу вам помочь.
− Помочь?
− Я хотел предложить помощь нашему другу, прежде чем он убежал. Вы, судя по всему, в похожей ситуации, так что предложу ее вам. Не сядете в машину поговорить?
− Конечно, чувак, − сказал я так, словно был уверен, что ему нужно просто попользоваться чьей-то задницей. Я открыл дверь.
− Сядьте лучше назад.
− А, хорошо.
Седовласый поехал вперед, он говорил и вел машину одновременно.
− Я работаю врачом, обычно я обследую состоятельных людей, но иногда занимаюсь благотворительностью. Так сказать, делюсь своей удачей. Вот и подбираю себе подходящих кандидатов. Вас не заинтересовало мое предложение?
− И что мне надо делать?
− Вам ничего. Мы предлагаем бесплатное медицинское обследование, и минимальное лечение, если понадобится. Витамины, чистая постель и двести долларов.
− И сколько я у вас пробуду?
− Обычно чтобы провести обследование и назначить лечение доктору хватает пары дней.
− Значит, секс вам не нужен.
− Абсолютно. В наши дни в это трудно поверить, но мы и правда хотим помогать людям.
− Это…э…лечение, я ведь не обязан его проходить, если не хочу?
На мгновение я увидел в зеркале его глаза. Они внушали надежду, казалось, его покоробило, что я ожидаю какого-то принуждения.
− Конечно нет. Только если захотите.
Я глубоко вздохнул, думая, какого хрена я тут делаю.
− Хорошо. Я бы хотел получить двести баксов. Поехали.
Мы бесцельно кружили по городу и разговаривали. Наконец седовласый вывел «Ягуар» из Голливуда и направил его в тихий Беверли-Хиллз. Когда мы свернули с Бульвара Закатов, старик резко дернулся и выставил вперед руку, словно хотел мне что-то показать.
− Вам стоит взглянуть на это, прежде чем мы приедем.
Я наклонился вперед, стараясь рассмотреть, что это за предмет. Седовласый держал в руке нечто похожее на аэрозоль, возможно, дезодорант, стоивший целое состояние. Его распылитель смотрел прямо на меня. Я подумал, что держать голову слишком близко к нему не самая лучшая идея. Но было слишком поздно. Рука седовласого вы пустила мне в лицо воронку из мелких колючих капель.
Я отпрянул. Аэрозоль не причинял боли, он пах чем-то химическим. И подействовал мгновенно. Похоже, старина Джой из бара «Рамзес» кое-что опустил в своем рассказе. Ту часть, где тебя накачивают химией на пути к клинике. Я потянулся к дверной ручке. Уже догадались? Система запирания с центральным управлением. Я пару раз вяло дернул дверь, но к тому времени уже едва мог двигаться. Мое тело размякало против его воли, расслабляющее тепло волнами растекалось от моих бедер и спины к каждой клеточке. В любой другой ситуации мне бы даже понравилось это ощущение, но когда тебя везут туда, где людям вырезают органы, становится страшно. Я плюхнулся на сидение словно недееспособный имбецил. Мне хотелось закричать, но я вдруг понял, что забыл, что это вообще такое. Осталось лишь слабое, необходимое для жизни дыхание. Я смирился, я вообще забыл, как двигаться и издавать звуки.
− Понравилось? Многим нравится, когда паника отступает. Через минуту вы полностью отключитесь. Не волнуйтесь, с вами ничего не случится. Это просто мера предосторожности, доктор не афиширует свою деятельность. Еще раз повторяю, с вами ничего не случится. Вы проснетесь на белоснежных простынях…
Его слова меня не успокоили. Я уже перестал слушать и вскоре совсем потерял сознание.
Бац. Полное забытье сменилось роем мыслей. Слишком много ощущений. Подо мной была грубая дорожная поверхность, она впивалась мне в щеку и локти. Одежда отсырела, мышцы от головы до пальцев ног болели. И что-то тянуло меня за задницу, оттягивая ткань джинсов.
Я открыл глаза. На бетонированной площадке в каком-то закутке отражался свет восходящего солнца. Через трещины в асфальте проросли сорняки. Я лежал ничком между двумя мусорными баками. И что, мать твою, меня тянет.
Я застонал, попробовал подвигать руками. Меня тут же перестали тянуть.
− Сука, он живой, − сказал кто-то.
− Тогда, блядь, поторопись.
Надтреснутые голоса – давно уже живут на улице, да еще и «Тандерберда»40 напились. Они снова принялись за мои задние карманы. Раздался треск разрываемой ткани. В голове у меня был туман, перед глазами все расплывалось, но тут вступил в действие инстинкт самосохранения. Мое тело само начало действовать.
Я перевернулся на спину и попытался ударить ногой не целясь. Нога не попала. Двое грязных бомжей в грязных пальто – наверняка из габардина. А теперь пропитанные потом и мочой.
Они отошли на пару шагов и замерли. Застекленевшие глаза на их красных лицах оценивающе смотрели на меня. Не виновато, словно их поймали за чем-то незаконным, а с осторожностью. Они ждали, не выпадет ли еще возможность покопаться в моих карманах.
Вороны.
Гиены.
Я чувствовал себя как после ночной тусовки с амфетамином. Но бомжи были старыми дрищами, так что поймать их труда не составило. Они думали, что их слегка попинают. У них та