Красивое зло — страница 26 из 30

Я киваю, но ничего не могу сказать. Боюсь, что просто разревусь, как ребенок.

— Ты мне очень нужна, — говорит она.

— Да, мама.

— Прости меня. Матери так себя не ведут. Подумать только, несколько лет ты жила с мыслью, что я или отец виним тебя. Но поверь — мы никогда не винили! Никогда.

И тут я начинаю плакать. Не могу сдержаться. Осознание того, что меня никто не обвиняет, дарит мне такое облегчение и такую радость, что я бросаюсь маме на грудь и рыдаю, рыдаю без конца. Она обнимает меня, но продолжает говорить:

— А еще я хочу, чтобы ты жила своей жизнью. Счастливой и достойной. Ты должна быть счастлива! Если ты не можешь быть счастливой для самой себя, будь счастлива для нас с папой. Потому что если ты будешь несчастной, то для нас все закончится. Тогда мы потеряем обеих дочерей.

Мама еще раз напоминает, что отцу она скажет сама.

— Конечно, он будет потрясен — ведь ты для него все равно остаешься маленькой девочкой, это нормально для отца, но потом он привыкнет к этой мысли и будет радоваться так же, как и я.

И естественно, мы выслушиваем от папы целую лекцию насчет мотоцикла. Он успокаивается только тогда, когда мы твердо говорим ему, что мотоцикл продается, но папа все равно требует с меня обещание никогда на него не садиться, а Мика просит ездить медленно и аккуратно.

Когда они наконец уходят, мы с Миком ложимся спать. Мик особенно чуткий и нежный, он снова и снова повторяет, что любит меня. Мы прижимаемся друг к другу, моя голова лежит у него на груди.

— Я понимаю, что ты уже устала от разговоров про Элис, — говорит Мик. — Но с тобой точно все в порядке? Ты ее не боишься?

— Нет, — заверяю я. — Я о ней даже не думаю.

И это на самом деле так. Я все еще взволнована после разговора с родителями. Мама была такой открытой и эмоциональной, давно мне не было с ней так хорошо.

— Я понимаю, что Элис — гнилой орешек, — говорю я. — И рада, что мы больше не друзья. Она ведет себя просто как дура. Мне ее даже жалко.

— Ну да. — Мик зевает. — И мне тоже.

— Да и что она может нам сделать? Когда мы переедем, она даже не будет знать, где мы. И номер мобильника я поменяю, она не сможет мне позвонить. Так что ничего она мне не сделает.

— Ничего, — соглашается Мик. Он поворачивается и целует меня. — Ты в полной безопасности. Она не сможет тебе навредить.

34

На следующий день Мик получает пакет. Его приносят, когда Мик на репетиции, и я показываю посылку только поздно вечером, когда он приходит домой. Он открывает пакет не сразу, и я умираю от любопытства.

— Открывай скорее! — прошу я. — Может, там что-то интересное! Какой-нибудь подарок на день рождения?

— Сомневаюсь. До моего дня рождения еще целая вечность.

— Ну, давай, давай! — тороплю я. — Ну как можно быть таким нелюбопытным! — Я вкладываю пакет прямо ему в руки. — Открывай скорее!

Мик пожимает плечами и разворачивает пакет. Адрес отправителя не указан.

— Наверняка какая-то ерунда. Буклет из налоговой полиции или что-нибудь типа того. — Тут он вдруг усмехается. — А это не ты его послала? Может, поэтому ты так нетерпелива?

— Нет, — заверяю я. — Это не я. Клянусь.

Но он не верит, качает головой и, продолжая улыбаться, открывает пакет. Внутри — какая-то книга или альбом для фотографий. На обложке — картинка и надпись.

— А вы знаете, кто рядом с вами? — громко читает Мик и улыбается, но уже озадаченно. Он переворачивает страницу, держа книгу так, что мне ничего не видно.

— Мик! — смеюсь я. — Я это точно не посылала. Это не от меня. Я не знаю, кто…

Я замолкаю, увидев выражение его лица. Он хмурится и бледнеет.

— Что такое? — спрашиваю я. — Мик, что случилось? Что там?

— Господи боже, — хрипло произносит он, и я вдруг понимаю, что этот пакет от Элис.

— Дай мне посмотреть, — с трудом выговариваю я, протягивая руку.

— Послушай, не надо. Не смотри! Пожалуйста, я прошу тебя.

— Не глупи, Мик. Дай мне эту ерунду. — Мой голос звучит резче, чем хотелось бы. — Прости, — продолжаю я. — Дай мне. Не надо ничего скрывать.

Он неохотно протягивает мне альбом.

— Кэтрин, — предупреждает он, — тут такая дрянь! Она совсем сошла с ума, не придавай этому значения, хорошо?

— Хорошо, — киваю я. — Хорошо. Я знаю. Я все знаю.

На титульном листе — большая фотография. На ней — я и Рейчел, это фотография из нашего семейного альбома, та самая, которая так часто появлялась на страницах газет после смерти Рейчел. Мы на пляже, рядом, широко улыбаемся, наши волосы растрепаны и влажны. Мы обнимаем друг друга и кажемся такими счастливыми.

Фотография намеренно порвана посередине, а над ней — большими буквами, вырезанными из газет, составлено предложение: «А вы знаете, кто рядом с вами?»

Следующая страница заклеена случайными выдержками из газет того времени, когда Рейчел была убита. Хотя они все из разных статей, Элис склеила их вместе, чтобы получилось что-то вроде связного текста. Из газетных букв составлен и заголовок.

«Осуждены невиновные? А виновный остался на свободе?

Но кто на самом деле несет ответственность? Сейчас, в наше просвещенное время, мы не можем считать виновными только тех, кто непосредственно совершил преступление.

Тот, кто совершил преступление, немало страдал в детстве. Отец алкоголик избивал его, а мать бросила. Неудивительно, что он вырос без каких-либо понятий о морали.

А вот сестры Бойделл вели жизнь, полную богатства и привилегий. У них был большой удобный дом, прекрасный сад, теннисный корт и бассейн.

Но прекрасное образование и воспитание не помешало Кэйти Бойделл без разрешения родителей взять свою четырнадцатилетнюю сестру на вечеринку и позволить ей напиться.

Так кто же виноват на самом деле?»

Я чувствую, как сжимается сердце. Мне хочется кричать, оправдываться, просить защиты.

Следующие страницы заполнены фотографиями и статьями из разных газет, беспорядочно разрезанными, но во всех этих отрывках большими буквами набраны слова: трусость, убийца, предательство, безответственность, ревность.

На последней странице наклеена моя цветная фотография, совсем недавняя. Я смеюсь, откинув голову, и кажусь совершенно счастливой. Под фотографией подпись:

«Кэтрин Паттерсон теперь живет без сестры».

На обложке — заключительная надпись: «Так кто же Кэтрин Паттерсон — Кэйти Бойделл — жертва или убийца?»

— Выкинь это! — Мик выхватывает альбом из моих рук и яростно швыряет его через всю комнату. — Не смотри больше!

Я молчу. Не могу говорить. Я просто поворачиваюсь, иду к кровати и ложусь, свернувшись в клубок.

Мик садится рядом и кладет руку на мое плечо.

— Может, нам следует позвонить в полицию? — предлагает он. — Она зашла слишком далеко.

— Нет.

— Но мы должны как-то остановить ее.

— Я не хочу привлекать полицию.

Я боюсь, что все начнется сначала. Снова полиция, расследование, газетчики, как стервятники.

— И к тому же они ничего не сделают. Не смогут.

Мик крепко обнимает меня.

Я тоже обнимаю его, и в конце концов мы засыпаем.

Когда я просыпаюсь утром, альбома уже нет.

35

Следующие несколько дней, пока Мик работает, я готовлюсь к переезду. Я прихожу в квартиру Вивьен и упаковываю вещи. Мне нравится думать о будущем, я мечтаю о жизни с Миком. Надо же, он так понравился моим родителям, и мама так обрадовалась, что у нас будет ребенок. У меня больше нет никаких сомнений: мы все делаем правильно, мы же любим друг друга, и все будет хорошо.

Я отправляю Вивьен письмо по электронной почте и сообщаю, что уезжаю. Обещаю забирать ее почту и присматривать за квартирой, пока она не приедет. В конце я прошу прощения за такой свой поступок. Она немедленно отвечает.

«Не извиняйся! Я знала, что есть какая-то причина твоему счастливому виду, и очень рада, что ты встретила человека, которого по-настоящему полюбила. Не могу дождаться, когда вернусь домой и увижу тебя и твоего Мика.

Береги себя, обнимаю и люблю,

Тетя Вивьен».

Три вечера уходит на то, чтобы упаковать все мои вещи и прибрать квартиру. Я хочу оставить ее в безупречном порядке, поскольку очень благодарна Вивьен за кров. Я заканчиваю в половине одиннадцатого вечера и собираюсь пойти посмотреть окончание концерта Мика. Он обещал позвонить, но не позвонил, и я решаю, что публика никак не может отпустить его.

На улице дождь, я иду медленно и прихожу в клуб только к одиннадцати. В клубе тихо, на сцене никого нет.

Мика нет и в баре, и я иду за кулисы. Я слышу его голос, подхожу к дверям и вижу в комнате Элис.

Она сидит на столе, вытянув свои длинные ноги.

— Ради бога! — говорит она, ее голос звучит неразборчиво, очевидно, она выпила. — Что тут такого особенного? Никто и не узнает.

Мик поворачивается и отрицательно качает головой.

— Ты сошла с ума. Я не хочу об этом говорить! Уходи.

— Ну подожди! — Она смеется и вызывающе встряхивает волосами, но жест потрачен впустую. Мик даже не смотрит на нее. — Всего-то разовый секс. Почему ты не хочешь? А, Мик? Что ты за человек?

Мик коротко смеется.

— А ты что за человек? Вы же были подругами…

Тут он поворачивается и видит меня.

— Кэтрин!

Элис тоже поворачивается. На мгновение она теряется, но быстро приходит в себя.

— Кэйти!

Я стою в дверном проеме и смотрю на Элис.

— Что ты тут делаешь?

— Да просто увидела объявление и решила прийти послушать. — Она улыбается и берет Мика за руку. — Я думала, что ты тоже тут. Тебя что-то не найти в последнее время.

Я пытаюсь понять, почему она так себя ведет, но быстро одергиваю себя. Во всем этом нет никакого смысла. Не хочу слышать ее объяснений, мне совершенно неинтересны ее мотивы, я просто очень хочу уйти отсюда.