Отнюдь не самое лучшее, что она сделала, но лучшее, что собиралась сделать сегодня. Таш попросила прощения у духа стекла внутри, когда аккуратно ставила ее в печь, где звезда будет медленно остывать в течение ближайших двадцати четырех часов, сохраняя целостность стекла. Таш задвинула тяжелую дверцу. Лучший предлог не смотреть Эйдену в лицо утрачен.
– Твои руки, должно быть, ломит от боли, – тихо сказал он, приближаясь к ней теперь, когда жар благополучно остался за асбестовой дверцей. По крайней мере, жар от печи. Трение между ними по-прежнему создавало их собственное пылающее тепло.
– Они привыкли к этому.
Таш отступала по мере того, как Эйден шагал к ней, снимала перчатки и раскладывала инструменты по местам.
– Зато спина чувствует.
Идиот. Таш говорила, просто чтобы что-то сказать. Пока они разговаривают, она не занята мыслями о чем-то еще. Эйден воспринял это как поощрение и подошел к ней быстрее, чем она среагировала.
– Вот, – сказал он, поворачивая ее кругом и бросая перчатки. – Позволь тебе помочь.
Нет. Нет, нет, нет! Таш попыталась вывернуться из его сильных рук, когда они стали мять сверху вниз ее ноющие мышцы, но они были слишком сильными. И теплыми. И нежными. Как часто ей хотелось, чтобы кто-то сделал это в конце долгого дня в горячем цеху. Или даже короткого. Его пальцы нащупывали самые напряженные мускулы, ритмично сжимая, а потом расслабляя, в том же ритме, с каким она соблазняла стекло.
Соблазняла.
– Эйден.
Он ненавязчиво убрал руки с ее плеч.
– Таш, – с издевкой вторил он.
– Этого не произойдет.
Этого просто не может произойти.
– Ты меня привлекаешь.
– Я, – так безжизненно. – Нет, не я.
– Лгунья!
Да, больше, чем сейчас, Таш никогда не лгала в своей жизни. Он сделал ее лгуньей.
– Этого, – ее палец заколебался между его грудью и ее, – не произойдет.
– Почему нет?
Ее охватило отчаяние.
– Я не хочу.
– Твое тело, кажется, согласно. – Его глаза сузились. – Я что-то пропустил?
Таш поджала губы. Все, что она говорит, может быть использовано против нее в суде Эйдена.
– Я недостаточно красив для тебя? Недостаточно богат?
Она бросила на него испепеляющий взгляд.
– Меня не интересуют твои деньги или красота. – Таш намеренно отвлекала его от допроса. – Поверь мне.
– Верю. И это меня интригует. Я никогда не встречал кого-либо, кто так мало ценит то, что я могу предложить.
– Я для тебя просто вызов. Новизна потускнеет, не успеешь и глазом моргнуть.
Его глаза потемнели.
– Хочу, чтобы это было правдой. Потому что не понимаю.
Дыхание замерло у нее в горле.
– Чего не понимаешь?
Эйден шагнул ближе.
– Твою власть надо мной. Я не привык просить.
– Ты ничего не просил.
– Мне кажется, просил.
– Неужели потому, что я не рухнула при первой же сексуальной улыбке?
Черт! Она не хотела этого признавать. Помимо прочего, он при необходимости джентльмен. Эйден не стал апеллировать к ее оговорке. Но посмотрел пристально.
– Заинтригован. Я тебя уважаю. Даже восхищаюсь. – Сказал так, словно предал анафеме.
– Это не те качества, к которым ты привык у своих приятельниц?
Его взгляд помрачнел.
– Не особенно. Но у них милые личики. И прекрасные тела. И они с большим пониманием относятся к моему способу делать разные вещи.
Эйден пожирал ее взглядом.
– Может быть, тогда все просто, – прошептала она, подыскивая разумный ответ. – Ты вырос избалованным. И пресыщенным. Может, просто жаждешь вызова?
Голубые глаза сощурились. Эйден сделал шаг по направлению к ней и буквально подтолкнул ее к стене мастерской. Оперся кулаками о стену у нее по бокам.
– Это бы объяснило все.
Таш уперлась руками ему в грудь, его глаза уставились вниз. Она выскользнула из своего заточения.
– Я не понимаю твой способ делать разные вещи. Во всяком случае, не настолько, чтобы ублажать тебя.
Эйден покачал головой:
– Ты ублажишь.
Такая уверенность заставила ее ощетиниться.
– Я не хочу этого.
– Почему?
– Могу я просто не хотеть?
– Если бы я верил, что ты действительно не хочешь, ушел бы прямо сейчас. Но ты хочешь.
– Тебе очень нравится диктовать мне, что я должна думать.
– Я знаю тебя лучше, чем ты.
– Ты просто слышишь то, что хочешь услышать.
Таш выскользнула, схватила еще не остывшую горелку и загородила ею грудь. Как оружием.
– А теперь, если не возражаешь, у меня полно работы, я и так потеряла утро по прихоти моего заказчика.
Его левый глаз задергался, возразить было нечего.
– Согласен. Делай, как считаешь нужным.
Эйден стащил щиток с головы.
– Мы вернемся к этому разговору завтра после «Максима».
Ох, дерьмо! Ужин.
Вечер, на котором она не может присутствовать. Зная, как ужасно сдерживаться при его прикосновениях, саботировать собственные лучшие намерения. Как она сможет усидеть рядом с ним, пока он будет бросать на нее интимные взгляды, и запретить себе чувствовать?
Судя по его энтузиазму, он будет делать это, пока она не объяснит. А она не может, это должен сделать его отец.
Кстати, Эйден, у тебя есть сводная сестра, и она работала с нами эти несколько недель. Сюрприз!
Для отказа нужна железная отговорка, иначе вечер пройдет в понимающих взглядах. Они двое против всего света. Близко друг к другу. Улыбаются. Очарованы друг другом.
Только она и ее брат. Черт, даже ее разум подавился этим словом!
Глава 8
– Одевайся!
Первое, о чем подумала Таш, когда открыла дверь и обнаружила Эйдена, озабоченного и разодетого. Как, черт побери, здорово он смотрится во фраке! И второе, куда подевалось ее хваленое самообладание, достоинство. Почему она чувствует то, что не стоит чувствовать.
– Я больна, Эйден.
– Ты ужасная лгунья!
– Я сообщила это по телефону.
– Да, помню.
– Значит, если кто-то говорит тебе, что болен, твоя первая реакция – идти к нему домой и выражать сочувствие?
Эйден высоко поднял прозрачный пластиковый пакет. Тот провис от веса чего-то находящегося внутри.
– Нет. Моя первая реакция – идти к нему домой с куриным бульоном.
Таш удивленно уставилась на него. Он принес бульон? Целый букет чувств, которые она не собиралась выказывать, отразился на ее лице. Она почти пожалела, что не больна, чтобы воспользоваться его добротой. Скрестила руки на груди.
– Спасибо, Эйден.
Он хмуро уставился на Таш.
– О, пожалуйста. Тебе просто нужен предлог, чтобы проверить меня.
– Мне нужен был ты, чтобы почувствовать себя лучше.
Даже Эйден удивился тому, что сорвалось у нее с губ. Нужен.
– Угу.
– Ты выглядишь чертовски великолепно, вовсе не больной. Потому попросил тебя одеваться. Вижу, ты игнорируешь мою просьбу.
– Я не иду с тобой на ужин.
– Почему? Ты же дала слово.
Неловко лгать. Она была уверена, что это заметно.
– Я не очень хорошо себя чувствую. А что, если у меня вирус? Я перезаражу там всех.
– Вместо того чтобы заразить только меня.
– Эй, ты сам постучался в мою дверь, помнишь?
– Ты что-то не слишком похожа на больную.
– Что тебе нужно? Показания градусника?
Отлично. Сама же подкинула ему идею. Он подозрителен, может и термометр вытащить.
Его глаза сузились, Таш практически увидела, как вращаются винтики в его неординарном мозге.
– Ладно, тогда я войду. Проведем вечер дома, за закрытыми дверями. Только ты и я.
Тоже не вариант. Как бы фантастически это ни звучало. Если он войдет, бульон в этом случае не единственное, от чего повалит пар.
– Что происходит, Таш? – Эйден оперся о дверной косяк. – Я думал, ты решилась.
– Это немного прямолинейно, не правда ли?
Даже для него.
– Я говорю об ужине.
– О… Я просто… О-о-о. Почему бы тебе не сходить одному?
Прочь. Как можно дальше от нее!
– Я пойду, конечно. Но я не ожидал, что останусь без пары.
Это что, единственная проблема? Спасти свое лицо?
– Уверена, у тебя найдется достаточно женщин для подобных случаев.
– Случаев, когда моя сегодняшняя партнерша лжет сквозь красивые зубки?
Таш хотела было рассердиться, но не смогла. Она ведь действительно лгала.
– Могу я попросить тебя просто поверить мне. Понимаешь, существует веская причина не идти.
Его взгляд бродил по ее лицу и, наконец, остановился на глазах, любопытный и изучающий.
– Речь об ужине или том, что произойдет после него?
– А это разве не два в одном?
– Нет. Одно не обязательно вытекает из другого.
Таш сощурила глаза.
– Значит, мы просто поужинаем?
Ужин – это выполнимо. Друзья ужинают все время. Братья и сестры тоже все время ужинают.
– Мы можем просто поужинать. В этом все дело?
Дело в том, что в твоей компании я не доверяю себе и пяти минут. Но поужинать можно.
Это ведь просто еда и разговоры, верно? И он оставит ее в покое. Их счет сравняется.
Таш развернулась в сторону спальни:
– Дай мне десять минут.
Эйден проводил взглядом ее легкий пружинистый шаг, закрыл за собой входную дверь и поставил никому не нужный бульон на пол. Затем поднял его и поискал что-нибудь поустойчивее. Сказалось методичное воспитание матери, та не терпела неорганизованности. Он подошел к кухонной скамейке и поставил пакет на нее. Осмотрел дом Таш, по пути изучая ассорти из предметов, приколотых к двери холодильника. Чеки, меню навынос, цветное фото женщины с искрящимися глазами, похожей на Таш, только моложе. Ее мать.
Ее маленький коттедж был обставлен незамысловатой мебелью, безжизненной, если бы не обильное дополнение из покрывал, ковров и разнородной коллекции ярких настенных произведений искусства. Определенный стиль не прослеживался, все указывало на сильно увлекающуюся натуру. Как и сама хозяйка, сложная и противоречивая. Смущающая.