Необходимо содержать эти папки в рабочем состоянии, а его на расстоянии вытянутой руки.
Она вытерла влажные ладони о салфетку и скатала ее в шарик. Возможно, лучший способ удержать его на некотором расстоянии – задать свой вопрос. Оставалось еще много пустых мест.
В этом порочном мире она будет противостоять Натаниэлю, а он будет вынужден сказать Эйдену, что у них общий генетический материал. Вот так. Они будут низведены до любезного обмена открытками на Рождество и кивков на многолюдных вечеринках, поскольку внебрачного ребенка никогда не примут в совершенное семейство Мур. Это, вероятно, неплохо. Даже сейчас ей пришлось сосредоточиться, чтобы удержать пульс ровным, когда он направлялся к ней через зал. Издали он казался еще привлекательнее: широкие плечи и тонкая талия. Чистокровный конь.
– Когда вернется твой отец? – спросила Таш, чтобы не дать ему уклониться от темы.
– Его рейс сегодня в полдень. Вернется на работу в понедельник, – натянуто ответил он, садясь.
– Как прошла поездка?
– Не слишком удачно.
– Отношения между ними не улучшились?
– Это ведь не разногласия по поводу финансов или цвета стен в гостиной. Он за ее спиной встречался с дочерью женщины, с которой у него некогда была интрижка.
Таш минимизировала удар.
– Как ты думаешь, была бы разница, если бы он сделал это не за ее спиной, а прямо на ее глазах?
Винтики блестящего ума завертелись.
– Нет. Обида в самом поступке. Но это осложняется скрытностью.
Чувствовала бы Лора себя совсем по-другому, узнай она, что он тайно встречался со своей дочерью? Может быть, сочла бы, что проще простить это? Если бы да кабы…
– Однако лучше, что они разбираются с подоплекой, верно?
– Какой еще подоплекой?
Таш пристально смотрела на него, радуясь эмоциональной бездне, которая разверзлась между ними. То, что нужно. Эмоциональная дистанция.
– У всех семей имеются скелеты в шкафу. Как ни огорчительно это для твоей матери, есть шанс, что за всем этим на самом деле действительно кроется что-то иное.
Намекает…
– Неумение отца принимать решения – вот что за этим кроется.
– Возможно.
Его шипение было слишком громким для этого изысканного ресторана.
– Ты что, почетный член общества взаимного восхищения, Таш?
Лишь оборонительные нотки в его голосе не позволили ей встать и уйти. Эйден особенно чувствителен к тому, что касается его матери.
– Я считаю, ты поспешил обвинить его.
– А ты спешишь его защищать. И свою мать. Что косвенно оставляет только одного человека, и она единственная невинная.
Лора Мур невинна? Женщина, которая украла мужчину своей лучшей подруги при первой же возможности?
Таш подбирала слова так тщательно, как если бы собирала ягоды на кактусовом поле.
– Я не осуждаю твою мать. Просто предполагаю, что этот вопрос не обязательно касается причин трения между ними.
– Кто сказал, что между ними возникли трения?
Таш подняла бровь.
– Эйден, у него был роман.
С его первой любовью.
– Трения должны быть по определению.
– Это было двадцать лет назад.
– Моя мать умерла, все еще любя его.
– Тем печальнее для нее.
Поспешность его выводов вызывала тревогу. Необходимо, чтобы он вытащил голову из песка и начал собирать головоломку, и если она не сможет сделать это за него, не разрушив доверия Натаниэля, тогда придется выложить некоторую часть информации.
– Натаниэль оставил ей сообщение на мобильном несколько месяцев назад в день ее пятидесятилетия. Очевидно, она не шла у него из головы.
Эйден покачал головой:
– Он дал маме слово, что никогда больше ее не увидит. И сдержал его. Даже не пришел на ее похороны.
Ее голос чуть охрип при этом, и Эйден взял ее за руку. Таш освободила ее минутой позже.
– Раз уж мы заговорили о матерях, расскажи мне о своей. Что в ней такого, за что ты ее так любишь?
Он смутился.
– Она моя мать.
– Ты так яростно ее защищаешь. Это очень впечатляет.
– Она моя мать, – повторил он медленнее, как для умственно отсталой. Но потом соизволил дать пояснения: – Она всегда была рядом, когда отец работал. Водила меня в школу, готовила мне завтраки, лечила раны, общалась с матерями моих друзей, что помогало мне адаптироваться с волонтерством в классе.
Что-то внутри ее сжалось.
– Ты не мог приспособиться к школе, не мог ни с кем подружиться?
– Наоборот, я старался удержать друзей.
Нетрудно представить. Он был харизматичен даже мальчиком, но его высокие требования, когда дело касалось окружающих, должно быть, разочаровывали друзей.
– Мне было семь, когда началось противостояние Муров и Портеров, я рос и знал: произошло что-то плохое по вине отца. – Эйден посмотрел на нее умоляюще. – Но это произошло с моей матерью, знаешь ли.
Лора – вечная жертва, несмотря на то что заполучила своего мужчину и роскошный образ жизни, родила прекрасного сына.
Но Таш заставила себя быть милосердной.
– Это хорошо, что ты ее так сильно любишь.
– Спасибо за разрешение.
– Ты же взрослый и в состоянии посмотреть на них взрослыми глазами.
– Чего я не вижу?
Ой-ой-ой. Толики информации оказалось слишком много.
– Всегда есть нечто помимо самой истории.
Эйден смотрел долго и пристально, Таш показалось, будто ситуация становится опасной.
– Я буду держать это в уме. Прямо сейчас не прочь услышать больше об истории, которую мы обсуждали. Твоей истории.
Ее тело мгновенно напряглись, разум перестал работать.
– Моя история не так уж интересна.
– Единственный ребенок отдаляется от кретина-отца, отправляет на свалку ничтожного дружка и теряет любимую мать в течение пары лет. Интересно, к кому обращается Наташа Синклер, когда дела идут плохо?
Таш вжалась в сиденье.
– Находит силы в себе.
– Похоже на дзен.
– Это правда. – Таш хихикнула. – Хотя, признаться, я спрашивала себя, как бы вела себя в ситуациях, с которыми не могу справиться.
Эйден подвинулся совсем немного, но показалось, что он и его гипнотизирующие губы оказались гораздо ближе.
– Представить не могу, что есть что-то, с чем ты можешь не справиться.
– Ты, возможно, удивишься. Ситуации, когда у меня только два варианта, и оба плохие.
– Плохие для кого?
– Для людей, которых это касается. Для меня.
– И что ты тогда делаешь?
– Прокладываю свой путь через все это.
– Ты не хотела бы просто переложить это на кого-то?
Боже мой, боже мой, неужели! Она раньше делилась своими бедами с мамой.
– Это плохо для начала отношений.
– Есть причины и похуже.
– Да что ты знаешь о том, как делиться с кем-то? Ты один из всех моих знакомых мужчин больше всего походишь на остров.
– Мы говорили о тебе.
Мы с таким же успехом могли говорить и о тебе, мы очень похожи, подумала она.
Без предупреждения он погладил прядь ее волос указательным пальцем. Таш сдержалась, не вздрогнула от неожиданности.
– Да, я заметила. Не в деталях, но в основном.
Ей хотелось закричать, что существует причина, по которой они так похожи. Вместо этого она поставила бокал на маленький столик, незаметно отдаляясь от его прикосновения.
– У меня есть тетя Карен. И друзья.
– У тебя есть друзья?
Таш неожиданно рассмеялась:
– Конечно есть. Не думаешь же ты, что меня надули, как куклу, за несколько минут до того, как ты вошел в зал? У меня много друзей по искусству, несколько школьных подруг, с которыми я до сих пор близка.
– Почему ты никогда о них не говорила?
– Потому что мы не говорили о друзьях. Все больше на безопасные темы.
Или опасные.
– Мы же говорили сегодня вечером.
– Ты мне грубо льстил. Подлизывался, чтобы вывести в свет.
– Со смертного одра?
– Ладно, я, возможно, и не так больна, как делала вид, но это вряд ли случайная беседа. Ты пытаешься усыпить мою бдительность ложным ощущением безопасности?
– Я пытаюсь узнать тебя лучше, Таш.
– По Брайлю?
Он должен знать, что его прикосновения становятся тяжеловесными.
– А что, это так плохо?
– Это не плохо.
Хотя и не хорошо сейчас.
– Просто слишком явно.
– Признаюсь, обычно я не попадаю в такое положение.
– Когда я вынужден поддерживать разговор, женщины, с которыми я обычно хожу на свидания, сами заботятся о болтовне. Или вовсе не беспокоятся.
У нее сжалось в груди.
– Это свидание?
– Я не знаю, что это такое. Загадка.
– Приятная загадка, как не считать минуты в ожидании, когда все это закончится? – выдохнула Таш, загипнотизированная тем, как его глаза подернулись дымкой.
– Ты видишь, как я смотрю на часы?
– Тогда считай, это мне урок. Может быть, именно так поступают реальные люди.
– В отличие от поддельных?
– Ты не поддельный, просто не переходишь в ту же плоскость, что и остальные. Или не играешь по тем же правилам.
– И тебе это не нравится?
– Нравится, но я в это не верю.
– Значит, ты мне не веришь.
– Я не верю никому.
– Почему?
– По опыту. Но я доверяю тебе больше, чем большинству, это уже кое-что.
– Ты доверяла мне на днях, лежа на кромке воды.
Такого прекрасного дня у нее давно не было.
– Я увидела настоящего тебя в тот день.
– Тебе понравилось то, что ты увидела?
Неуверенность.
Таш не собиралась пинать человека, который и так вот-вот упадет. Она была готова признать, что даже у вечно позитивных есть свои демоны.
– Ты удивительный человек, Эйден Мур. Красивый, богатый и свободный. – И так далее и тому подобное. – Я была бы дурой, не признав этого.
Его глаза сузились.
– Ты мне нравишься больше всего, когда не так сильно стараешься. Когда я не чувствую себя участником какого-то соревнования, рассчитанного на легкую победу, правила которого еще не поняла.