– Удивляюсь, как Жардену удалось уйти от тебя в приемлемом состоянии. Я ожидал бы, что такая проницательность кастрирует его. Не пойми меня превратно. Вполне определенно это его промах, а не твой. Но быть настолько прозрачной, больше привыкнув к угодничеству, нелегко.
Таш сцепила пальцы на коленях.
Если бы она была столь проницательна, знала бы, что это за пьеса. Но она не знала. Что он сейчас делает?
– Я не могу читать тебя.
– Может быть, я неподдельный. Разыгрывал тебя весь вечер. Хотел подчинить легкими прикосновениями, ослабить нервозность, которую, полагаю, ты чувствуешь.
– По поводу чего?
– По поводу нас. Сегодня вечером. О том, куда мы идем. Но я лишь выдавал желаемое за действительное. Мы вообще никуда не идем, не так ли?
– Нет. Но это не значит, что я не наслаждаюсь твоей компанией или нашим разговором.
Это для потенциального брата, которого ей не хотелось ранить.
– И это не значит, что я не смогла бы выбрать иное в начале недели.
– Хочешь плохую новость? – спросил Эйден после долгого неловкого молчания. Таш пожала плечами. – Эта искренность не мешает меня хотеть тебя.
Он не может ее хотеть. Если, нет, когда узнает почему, будет оглядываться, подавляя ярость.
Таш расправила юбку и решительно встала.
– По-видимому, недосягаемость – часть моего обаяния.
Эйден присоединился к ней.
– Думаешь, ты обаятельна? Это мило.
Он по-прежнему флиртовал, но все переменилось в последние несколько минут. Акула расширила диаметр кругов. Давая пространство, чтобы дышать. Уважительное доброе пространство.
– Знаешь, что еще мило? Ты думаешь, это закончилось.
Да, закончилось. Должно закончиться. Иначе боль будет невыносимой.
Таш взглянула на часы. Десять. Повернулась к нему:
– Ты сказал, отец вернется сегодня?
– Вернется на работу в понедельник.
– Мы должны с ним увидеться.
От этих слов Эйден остановился как вкопанный.
– Что?
– Нам нужно поговорить с ним. Сейчас же.
– Зачем?
– Когда поговорим, ты поймешь. Это тянулось слишком долго.
Таш с силой прижала к себе сумочку, защищаясь ею как щитом, дрожа, но решительно.
– Ты можешь ему позвонить?
– Ты в порядке, Таш? Ты побледнела. Пожалуйста, не говори, что ты была больна все это время.
– Я прекрасно себя чувствую.
– Наверное, мне следует отвезти тебя домой.
– Позвони отцу, Эйден. Пусть он встретится с нами в МурКо.
Все офисы по идее в пятницу вечером закрыты. У них будет полное уединение.
Эйден потянулся к телефону.
– Таш, что происходит?
– Объясню, когда доберемся туда.
Она взяла его за руку, потянула более решительно и повела к двери:
– Пошли.
Настало время покончить с этим.
Глава 10
– Я что?
– Таш…
– Мой сводный брат, – поспешила она, не сводя глаз с Эйдена. Трудно сказать, кто из мужчин побледнел больше.
– Наташа, – прохрипел Натаниэль.
Она повернулась к нему:
– Мне жаль, если это все усложняет. Но он должен знать.
Натаниэль закрыл глаза и пробормотал:
– О боже!
– Ты хоть представляешь, каково мне было расти с ним? – умоляющим тоном спросила она, не в силах больше сдерживаться. – Считая, что мой отец меня ненавидит? – Таш никогда не верила, что настоящий отец может ненавидеть собственного ребенка. Это биологически невозможно.
– И все это время…
Ей нужно было прекратить разговоры, позволить мужчинам переварить информацию. Эйден переводил взгляд от Таш к Натаниэлю, в конце концов его обвинение обрушилось на отца.
– Ваша связь началась до того, как я родился?
Вздох вырвался у Таш гневным шипением.
– Серьезно? Ты делаешь такой вывод?
Я твоя сестра!
– Тогда это не было связью, – защищался Натаниэль, все его внимание полностью сосредоточилось на Эйдене.
– Семантика, – рявкнул Эйден.
Натаниэль поджал губы, в точности как сын.
– Мы с твоей матерью расстались, когда я снова вернулся к Адель.
– После того как ты сделал маму беременной?
– Да, как оказалось.
– И тогда ты сделал беременной и Портер?
Натаниэль замолк, потом повернулся к Таш, его глаза были полны печали.
– Нет.
– Да!
Он обвил запястье Таш.
– Нет, Таш. Я не твой отец.
На нее обрушилось горе, какого она не чувствовала с тех пор, как потеряла мать, отчего голос совсем охрип.
– Да… вы… мой отец…
Натаниэль не опроверг этого, просто скользнул пальцами ниже, переплетая их с ее пальцами.
– Вы же были вместе. – Она раскачивалась из стороны в сторону. – Вы переспали с Лорой, чтобы вернуться к маме. Вы были сердиты на нее.
Явно послышался вздох Эйдена.
– Это правда? – Он обошел Таш, чтобы видеть лицо отца.
Натаниэль потупил взор.
– Да. Мы с Адель поссорились, и я пошел с Лорой, чтобы вернуться к ней. Доказать.
Эйден застыл.
– Но потом вы снова были вместе, – настаивала Таш. – После Лоры.
– Да, но мы никогда не… – Натаниэль снова глубоко вздохнул. – Мы никогда не были вместе, Таш. Физически.
Эйден фыркнул. Натаниэль резко повернулся к нему:
– Можешь издеваться, Эйден. С выбором, который делаешь ты, и женщинами, которых находишь, тебе и в голову не пришло бы, что люди могли быть отчаянно влюблены и никогда не перейти запретной черты.
– Ложь.
– Не каждый проживает свою жизнь с такой поспешностью, как ты, сынок. – Затем он отвернулся, расслабившись, и сосредоточился на Таш: – Твоя мать была дикая и сумасшедшая в некоторых отношениях, придерживалась традиций в том, что действительно важно.
– Вы никогда не спали вместе? – прохрипела Таш.
– Поэтому-то и расстались. В первую очередь.
Таш подняла ресницы. Глаза ее горели от непролитых слез.
– Она не захотела с вами переспать?
Стыд запечатлелся в его красивых чертах лица.
– Я был молод. Глуп. Сблизился с первой, которая, как я знал, согласится. Чтобы сделать больно Адель, как было больно мне.
– Ты сукин сын.
Оскорбление вырвалось у Эйдена, Натаниэль развернулся к нему:
– Знаешь, сынок, я жил с твоим осуждением двадцать лет. С момента, когда ты стал достаточно взрослым, чтобы иметь собственное мнение обо мне, не слишком хорошее, не зная всех фактов. Я допускал это, потому что у тебя не было фактов и потому что понимал, как много ты узнал, будучи на стороне своей матери, и ее мир вращается вокруг твоего доброго мнения. Но я получил по заслугам. Ушел от женщины, которую любил, чтобы поступить правильно по отношению к твоей матери, когда она забеременела от меня. Я остался рядом с ней, зная, что…
Внезапная тишина заставила Таш поднять глаза.
– Зная, что?
Натаниэль сжал губы с невероятной силой.
– Зная, что я никогда не увижу Адель.
– Почему?
– Потому что разрушил бы чью-то жизнь. И вполне возможно, свою собственную!
Эйден побледнел и плюхнулся в ближайшее кресло.
– Верно.
– Нет, – вздохнул Натаниэль, сразу же поняв, к чему клонит сын. – Я никогда не винил тебя, не питал к тебе подобных чувств. У меня был сын, единственное утешение. Но мои предпочтения не имели ничего общего с моими чувствами, с покаянием за то, каким негодяем я был, оказывая на Адель давление, когда она не была к этому готова.
– Лора знает? – прошептала Таш, почувствовав первый укол сочувствия к сопернице матери.
– Она всегда знала в глубине души. Но я никогда не предавал ее, пока правда не вышла наружу.
– Почему вы не ушли к маме, когда она была наконец свободна?
Натаниэль приподнял руки, потом бессильно их опустил.
– Я предан Лоре и понимаю, что держал ее в статическом равновесии в течение восьми лет. Я не мог оставить ее тогда.
– Поздновато для рыцарства, не думаешь? – фыркнул Эйден, отец встретился с ним взглядом.
– Я выбрал твою мать, Эйден. Свободно. Дважды. Но я не буду лгать, что любил ее так же, как любил Адель Портер. Она была и всегда будет в моем сердце!
Натаниэль говорил надтреснутым голосом, у Таш полились слезы. Обоим потребовалась минута, чтобы совладать со своими чувствами.
– Обдумай это, Таш, – сказал Натаниэль мягко, поглаживая ее волосы. – Адель сказала бы, что ты моя дочь. Перед смертью. Не так ли?
Да. Она сказала бы. У нее была долгая затяжная болезнь перед смертью. Она успела бы поделиться самой важной информации в мире.
Но Таш была еще не готова согласиться. Она все еще горевала.
– Я был бы самым гордым человеком на земле оттого, что являюсь отцом двух таких замечательных детей, и отдал бы все, чтобы знать, что мой ребенок рос в чреве Адель. И спасти тебя от мучительного детства с Эриком. – Натаниэль заглянул в ее опущенные глаза. – Но я даю тебе честное слово, у нас никогда не было секса, и поэтому ты не можешь быть моим ребенком.
В его тоне не было сомнений. Но все-таки она надеялась.
– Но мы так похожи, – сказала она, и голос ее дрогнул.
– Похожи. Я заметил это.
– У меня ваши глаза.
Его смех был тихим и ласковым.
– У тебя карие глаза, Таш. Как и у половины планеты. В том числе и у твоей тети Карен, если я верно помню.
Таш предприняла отчаянную заключительную попытку:
– Вы предупреждали меня про Эйдена.
– Потому что он и так пострадал.
– Эй! – резко перебил Эйден.
– Я отдал бы за тебя жизнь, сын, но ты продукт моих неконструктивных отношений с твоей матерью. Ты узнавал о ценностях любви и доверия на очень несовершенном примере. Я вижу эти плоды каждый божий день.
– Я так хотела быть вашей дочерью, – прошептала Таш.
Натаниэль повернулся к ней. Прижал к себе и прошептал:
– Знаю.
– Но я разрывалась. Из-за Эйдена.
Он прижал ее к себе крепче.
– Пожалуйста, будь осторожна, Таш.
Она пропустила его слова мимо ушей, мысленно вернулась к своей семье, к тому, сколько вреда принесли неконструктивные отношения ее родителей. И Эйден рос в такой среде. Долгие годы. Она прониклась сочувствием к нему. Таш отодвинулась.