ассета с копией видеозаписи, которой ее, собственно, и шантажировали. Итак, жизнь кончена!
Под окном раздался резкий голос Ирмы Гавриловны. Нельзя было разобрать, что конкретно она говорила, но по интонациям было понятно — ничего доброго. «Вероятно, снова отчитывает бедолагу садовника, — подумала Женя и метнулась к окну. — Так и есть: прямо утро стрелецкой казни. Надеюсь, садовник однажды взбунтуется и повесит ее на яблоне».
Момент для того, чтобы разжиться спиртным, был самый что ни на есть подходящий. Женя стрелой пролетела через весь дом, ворвалась в библиотеку и кинулась к бару. К счастью, тот никогда не закрывался. Распахнув дверцы. Женя некоторое время рассматривала бутылки и в конце концов решила, что от водки она умрет на месте, коньяк повлечет за собой клиническую смерть, от вина ее развезет, а вот ликер, возможно…
Быстро приняв решение. Женя выудила из бара приземистую бутылку и бокал на низкой ножке и отправилась обратно на второй этаж. Усевшись на кровать, она налила в бокал на два пальца ядовито-желтой жидкости и опасливо понюхала. Ликер оказался банановым, его сладкий запах возбуждающе пощекотал нос.
Настроение у Жени поднялось после первой же порции. Однако она решила, что до Пончика этого ей не хватит, поэтому угостилась еще два раза. Вскоре ее организм перешел в новый тепловой режим — Жене стало жарко. Она расстегнула на рубашке еще две пуговицы и отправилась в путь.
В этот раз автобус почему-то был наполнен премилыми людьми, которым Женя рассказала массу забавных историй из своей жизни. Потом было метро со слегка качающимися колоннами на станциях и наконец памятник поэту, ставший в этот летний день страшно расплывчатым. Вероятно, от слишком яркого солнца. Как бы то ни было, но он явно напоминал мираж в пустыне.
Не успела Женя толком оглядеться, как прямо у нее над ухом раздался голос:
— Бабки принесла?
Медленно повернувшись, она увидела Пончика, который бегал глазками по сторонам и усиленно жевал резинку.
— Нету — с надрывом ответила Женя, качаясь так, словно под ногами у нее была палуба корабля, попавшего в шторм. — Нету у меня бабок!
Пончик тут же перестал двигать челюстью и стрельнул в Женю глазками, похожими на две маленькие пульки.
— Ты чего, с ума сошла? Дура пьяная! Хоть какие-то бабки у тебя должны быть!
— Хоть какие-то — это пжалста! Почти пятьсот баксов. Они у меня есть, потому что я их украла!
— Давай сюда!
— На! — Женя достала из кармана конверт с деньгами и со всего маху хлопнула его на подставленную ладонь Пончика.
— Почему не украла больше, сколько я сказал? — пробормотал тот, воровато засовывая конверт в карман штанов. — Я ведь кассетку дяде вышлю!
— А высылай! — с пьяной удалью разрешила Женя и широко махнула рукой, заехав Пончику прямо в солнечное сплетение.
— Уй! — согнулся тот. — Прекрати! И можешь готовиться к головомойке! Твоему дяде предстоит эксклюзивный просмотр!
Пончик потряс в воздухе сумкой, в которой, как нетрудно было догадаться, лежала злополучная кассета.
— Отдай! — потребовала Женя. — Ты взял у меня баксы, так что кассета теперь моя!
— Ща, разбежалась! — Пончик собрался уходить, но Женя внезапно схватила его за грудки и с нечеловеческой силой притянула к себе.
— Да ты знаешь, — задохнулась она, наполняясь горестными слезами по самую макушку, — что ты мне жизнь сломал! У меня и так жизнь была — не приведи господи! А ты!!!
— Отцепись! — потребовал Пончик, стараясь не повышать голос. — И не ори, словно тебя убивают.
— Ты должен знать правду! — зарыдала Женя, продолжая трясти его изо всех сил, отчего несколько пуговиц с Рубашки Пончика оторвались и запрыгали по асфальту.
На сцену начали обращать внимание. Пончик изрядно струхнул. Внимание ему было ни к чему. Поэтому он потащил Женю к скамейке, пытаясь на ходу освободиться от нее и бежать. Но у него ничего не выходило.
— Знаешь, почему я не принесла деньги? Знаешь? — приставала Женя, приближая к нему рот и опаляя его жарким банановым дыханием. — Потому что дядя меня не любит. О, если бы он меня любил! Он бы обратил внимание на то, какие у меня ужасные ботинки!
Пончик непроизвольно посмотрел на ее ботинки и моргнул.
— И еще у меня нет ни одного платья! — захлебнулась, всхлипывая. Женя. — На дядиной фирме я вкалывала как негр, но мне не платили ни копейки! Чтобы купить себе смену нижнего белья, мне приходилось мыть пол в соседнем магазине!
— Я тебе сочувствую, — осторожно сказал Пончик, предполагая, что сочувствие ее разжалобит и слегка расслабит.
Однако Женя накинулась на него с новой силой:
— А на хрен мне твое сочувствие! Ты мне лучше кассету отдай!
В любом другом случае Пончик отдал бы кассету от греха подальше и скрылся навсегда с Жениного горизонта. Но в настоящий момент у него были личные денежные затруднения, и он вдруг подумал, что можно попытаться запродать эту кассету самому Ярославскому. В прошлый раз девчонка излагала, что дядя страсть как не любит скандального поведения и порицает всяческие непристойные выходки. Может быть, чтобы сохранить честь фамилии, он заплатит Пончику жалкие две штуки баксов? А его партнеру даже знать об этом не обязательно.
По крайней мере, с кассетой он сейчас точно расставаться не собирался. Тем временем Женя продолжала цепляться за него, как утопающий за соломинку.
— Ой, гляди, кажется, твой дядя! — схитрил Пончик, ткнув пальцем в пространство. — Георгий Николаевич!
— Где? — Женя послушно повернулась, ослабив хватку, тут он и вырвался наконец из плена и пустился наутек.
Поискав глазами дядю, Женя сложила руки рупором и крикнула Пончику в спину:
— Нет никакого дяди! Ты ошибся! Возвращайся давай! Но Пончик и не думал возвращаться. Ему потребовалась всего минута, чтобы смешаться с толпой и исчезнуть.
— Обобрал! — громко сообщила Женя всем, кто мог ее услышать. — Стырил мои денежки! Осталась я, как Буратино, с длинным носом.
Женя долго раскачивалась на скамейке и громко завывала. Потом, почувствовав, что окружающие ее горя не разделяют, поднялась на ноги и отправилась путешествовать по Бульварному кольцу. Через несколько часов довольно быстрой ходьбы хмель начал выветриваться из организма, и на нее напала апатия. «Что мне теперь делать? — обреченно думала она. — Дядя, наверное, уже садится ужинать. Скоро хватятся меня».
Вспомнив слова Вени Лаптева о том, что в критической ситуации она может на него положиться, Женя решила, что такая ситуация как раз наступила, и взяла курс на его квартиру. Возможно, Веня разрешит пожить у него недельку, пока она не найдет работу. И даже, может быть, даст взаймы на первый взнос за комнату, которую она ч рассчитывала снять в какой-нибудь коммуналке.
Но вот уж чего она совсем не ожидала, так это того, что свободные метры в квартире Лаптева окажутся заняты. Веня открыл дверь, не спрашивая, кто пришел. Увидев зареванную Женю, он отступил в сторону, коротко сказав:
— Давай заходи!
В этот момент она и не подозревала о присутствии в квартире посторонних. Еще на лестничной площадке она достала из пакета копию кассеты, посредством которой ее шантажировали, решив сразу рассказать Вене о себе всю правду. Кассета должна была доказать глубину той пропасти, в которую Женя пала. Конечно, она не собиралась Демонстрировать Лаптеву саму запись. Рассчитывала просто дать подержать пленку в руках в качестве вещественного доказательства.
— Положи свои пожитки, и пойдем-ка на кухню — я там еду готовлю.
Женя послушно устроила пакет и злополучную кассету на тумбочке под зеркалом и, сбросив башмаки, осталась в белых пионерских носочках с желтой каймой по краю.
— Вкусно пахнет, — сказала она жалобно, устраиваясь на табуретке возле холодильника.
— Угощу тебя своим фирменным пловом, — гордо заявил Лаптев. — Чувствую, раз ты явилась с полным пакетом добра, случилось что-нибудь из ряда вон.
— Я ушла от дяди, — с места в карьер заявила Женя.
— Ага.
Веня повернулся к чугунку и начал колдовать над ним, ничего больше не добавив к сказанному.
— Меня шантажировали, — мрачно заявила Женя, уставившись ему в затылок.
Веня повернулся, держа длинную деревянную ложку на отлете. Глаза его сделались ужасно удивленными.
— Тебя? Боже мой, чем?
— Неужели я не человек, а просто грязь под ногами? Меня уже и пошантажировать нечем?! — рассердилась Женя, которая, как выяснилось, была основательно на взводе.
Именно в этот момент из комнаты донесся громкий раскатистый хохот. Мужской. Женя подпрыгнула на табуретке и испуганно воззрилась на Лаптева.
— Ты что, не один?
— Не один, — спокойно подтвердил тот. — Это мой приятель. Ему сейчас тоже негде жить.
— Какой приятель? — пролепетала Женя.
— Гена Мартынов, ты его не знаешь.
— А… А я думала…
Растерянность Жени тотчас же подсказала Лаптеву все, о чем она думала. Она думала о том, чтобы перекантоваться у нею некоторое время. И теперь, прямо на глазах, ее надежды рушились. Выгнать из дому уже устроившегося Мартынова Веня не мог. Он понимал, что следует как-то примирить двух этих людей, чтобы они не разбежались, огорченные им и друг другом.
Вечером Вене предстояла рабочая смена. Она могла затянуться на двое, а то и на трое суток. Уезжая, ему хотелось бы знать, что Женя не отправилась скитаться по дворам, словно побитая дворняжка.
— Кто это — Мартынов? — спросила между тем Женя, которая уже сползла на самый краешек табуретки, намереваясь, вероятно, таким образом показать, что задержится совсем ненадолго.
— Ну… Он занимается трубами, канализацией… «Дурацкий водопроводчик! — подумала Женя. — Надо же, как некстати у него образовались жилищные проблемы».
— Ты можешь остаться пожить, — предложил между тем Веня. — Спать будешь в большой комнате на моей софе. Я, понимаешь ли, ухожу на пару ночей на работу. Ну а потом поглядим.
Женя представила себе поддатого водопроводчика, с которым она останется ночью один на один, и потрясла головой: