Вскоре она заметила Виктора Лаврентьевича, оживленно беседовавшего с командирами. Поначалу Капитолина пришла в смущение, но наконец решилась, тронула Беринга сзади за рукав и, извинившись, протянула ему цветы, покраснев самым откровенным образом. Расцветшее в улыбке, обрадованное лицо Виктора Лаврентьевича рассеяло и смущение, и сомнения. Он радостно втянул ее в круг сослуживцев и немедленно представил своим «маленьким и верным другом». Девушку приветствовали, оглядывали со всех сторон и, не скрываясь, завидовали Берингу.
Потом он, подхватив чемоданчик, предложил девушке руку, и гордая Капитолина, приноровившись к его шагу, возбужденно рассказывала, что успешно сдала переводные экзамены и перешла на второй курс; что ее подружка Оленька влюбилась и выскочила замуж за доктора Горелого и теперь (ха-ха) по праву может называться Ольгой Опаленной; что Капитолина исправно вносит квартплату и кормит кенаря… Растроганный Беринг шествовал молча, внимая милому щебетанию. Он взял извозчика и усадил девушку рядом.
Виктор Лавреньевич был до глубины души тронут тем, как тщательно Капитолина вычистила к его прибытию квартиру. Девушка установила в комнатах вазы со свежими цветами и приготовила роскошный по тем временам ужин. Она умолчала, что свежий картофель и соленые огурцы она выменяла у крестьян на любимый плащ… По просьбе Капитолины они помолились и уселись трапезничать. Позже, спохватившись, она попросила рассказать о походе, а сама все больше помалкивала, стремясь не выдать озадаченности техническими терминами, чтобы не отвлекать собеседника.
Раздался телефонный звонок. Капитолина нервно дернулась, но осталась на месте. Виктор Лаврентьевич не спеша поднялся и ответил. Звонила Алла Милославовна, его старинная знакомая, — поздравить с возвращением. Беринг галантно с ней побеседовал и пригласил зайти в гости. Вернувшись, продолжил было рассказ, но разговор теперь как-то не клеился: Капитолина слушала невнимательно, отводила глаза и в конце концов, сославшись на недомогание из-за сквозняка, порывисто встала и удалилась к себе. Беринг с печальным удивлением проводил ее взглядом и придвинул к себе бутылку вина. Остаток вечера он провел в одиночестве.
На следующий день, в воскресенье, стояла чудная солнечная погода; городские тополя, будто переговариваясь, шуршали темно-зеленой листвою и пылили белесыми хлопьями. Беринг предложил вернувшейся из храма Капитолине пройтись. Она немного поколебалась, опустив глаза, — и приняла приглашение. На этот раз она взяла спутника под руку неуверенно, и они шли молча. Капитолина отчего-то волновалась. Освеженные прогулкой, по возвращении они вместе выпили чаю и понемногу опять непринужденно разговорились. Потом Капитолина читала вслух из Тэффи — Беринг, откинувшись на спинку дивана, слушал, глядя на девушку, и думал о чем-то…
Пополудни заехала Алла Милославовна, видная и изящная дама, и они с Берингом отправились в ресторан. После ужина Беринг проводил ее домой.
Он вернулся от дамы только к вечеру следующего дня. Уже в прихожей его охватило недоброе предчувствие. Он проследовал к себе, прошелся по комнате и, томимый неясной тревогой, резко вышел в коридор, постучал к Капитолине. Тишина была ответом, и оробевший Беринг предположил, что Линочка еще не вернулась с занятий. Через час Беринг заволновался пуще, постучал еще раз, громче. За дверью — все так же тихо. Повернул дверную ручку, вошел и огляделся: на книжных полках не было книг, шкаф и комоды пусты. Только забытый впопыхах альбом с зарисовками по гистологии сиротливо белел на столе.
Беринг сел и обреченно обхватил голову руками. Он попытался разобраться в себе. И вдруг явственно осознал, как дорога ему эта славная девушка. Он старался изживать, подавлять эти чувства, но его чистая любовь всегда жила. Это было ужасно и непоправимо.
Он рванулся с места и отправился прямиком к ближайшей подруге Лины. Открыв дверь, девушка занервничала и категорически отказалась его впустить. Беринг развернулся и, не теряя времени, отправился к Михалёвым.
Марии Сергеевны не было дома, но Виктор Лаврентьевич не мог долго сдерживать тревогу и обратился за помощью к Алексею, памятуя его близкую дружбу с Капитолиной. Тот молча выслушал своего бывшего командира и, казалось, ничуть не обеспокоился — словно был уже в курсе происходящего, а только спокойно спросил:
— Отчего вы не женитесь на Лине?
Так уж сложилось, что Алексею доверялись многие сердечные тайны девушки, и он, имея в виду счастье маленького друга, интерпретировал их на свой манер.
Беринг вспылил и раздраженно ответил:
— Считаю данное замечание, в виду нынешних обстоятельств, совершенно неуместным.
Алексей пожал плечами в ответ на эту вспышку — и отвернулся. Беринг занервничал и «капитулировал», примирительно возобновив разговор и решившись на откровенность:
— Я всегда считал и считаю нашу огромную — почти двадцать лет — разницу в возрасте непреодолимой преградой… Линочка мне в дочери годится, и оттого — безнравственно рассуждать таким образом! Единственное, что мне нужно, — удостовериться, что с нею все в порядке и что у нее есть где голову приклонить.
— Безнравственно… — задумавшись, произнес Алексей, вторя Берингу, а затем резко повернулся к нему: — А морочить девчонке голову столько времени — это как, нравственно?
— Простите?!
— Вот только не говорите, что знать не знали, как она по вас сохнет.
— Вы… шутите?
— Какие тут шутки?!
— Что же вы мне раньше…
— А у вас что — глаз нету? Вы же живете под одной крышей. Чему удивляться? Солома с огнем… Нет, ваши сомнения понятны: что стоит юной девчонке увлечься эдаким бравым «морским волком»? Да только Линкина любовь не из таковских — серьезная ведь девушка!
Расстроенный Беринг подумал: «Дурак я слепой» — и воззвал из глубины души:
— Алексей, помоги, а?
Тот поразмыслил и откликнулся скорее добродушно:
— Зная Капу, трудно обещать… Но девчонка разумная — беды с ней не станет.
Глава 7
В октябре навестить родных приехала из Москвы Надежда — пламенная революционерка и убежденная феминистка, сопровождаемая своим гражданским мужем, Всеволодом Григорьевичем Зыбоедовым, писателем нового толка и сотрудником издательства «Московский рабочий».
Познакомившись с Алексеем, Надежда Сергеевна пришла в ужас от выбора младшей сестры и долго не могла поверить в такое беспринципное предательство их общих идеалов. К тому же при виде этой слаженной любящей пары в глубине ее души завозилась смутная, подленькая зависть.
— Ну знаешь ли! Я могла бы еще себе представить в качестве твоего мужа товарища Вышевича, — возмущалась она, — ведь это близкий по духу соратник, товарищ по партии и любит тебя, хотя тоже… ему явно не хватало решимости! Но этот проходимец… Трубадур, донжуан доморощенный! Да он же из породы племенных жеребцов — и даже не скрывает, что ребенка заделал на стороне, и это, заметь, у тебя на глазах, не стесняясь! А что уж он отчебучивает, пока ты не видишь, могу себе представить! Да у него, наверное, по всей необъятной матушке-России внебрачных детей сотни настряпано… Или, по крайней мере, во всех портах, где ступала его благородная стопа — уж это точно! И как ты только не побоялась какую-нибудь заразу подцепить? Обрати внимание: этот ухарь на целых семь лет тебя младше! Резвый! Как бы ты ему быстро не прискучила… И потом, зачем эта дурацкая затея с заключением брака? Неужели, если тебе… пардон… невтерпеж, что, в принципе, объяснимо — ты женщина еще молодая, — так вот, неужели необходимо связывать себя какими-то внешними обязательствами? Нет, ты подумай: у тебя уже есть Сережка — чего тебе еще надо в плане семейной жизни? А представь на минуту: если пойдут опять дети-сопли-вопли-пеленки-кастрюли, а совесть твоя партийная спросит тебя завтра: что ты сделала для освобождения угнетенных народов? Не это ли предательство интересов партии?! Что же ты молчишь — не согласна?
— Не согласна, Надя. Прости, но твои обвинения слишком просты и необоснованны. Ну оставь на минуту агрессивное неприятие Алексея и беспристрастно сравни его с нашими «старшими товарищами» по партии: разве можно не заметить их «выдающихся моральных качеств и компетентности»? Возьмем Федора Раскольникова, прежнего начальника Морских сил Балтийского моря, с которым мне довелось пообщаться, чтобы пристроить Виктора Лаврентьевича Беринга! Профессионал высшего класса — просителем у вчерашнего гардемарина и авантюриста, умудряющегося провалить любое ответственное дело и занимавшего высокий пост только благодаря тому, что был протеже этого садиста Троцкого! Командование флотом — провалил. Теперь — журналом командует, издательством и твоим Всеволодом, писателей учит… Этого мало, гражданская жена его, Лариса Рейснер, заняла особняк, набрала прислугу и давала балы! Балы, Надя, когда вокруг столько беспризорных и голодных детей! У нас, конечно, тоже есть Настя, но мы уже давно сроднились, да и некуда ей идти, ее дом здесь. Она даже и не прислуга — она помощница, член семьи. Да, конечно, многие нынешние наркомы прошли в ссылках и тюрьмах огонь и воду, и за это нельзя их не уважать. Но разве не отвратительны их склоки, пихание локтями в борьбе за власть, идейная изворотливость, беспринципность, пренебрежение интересами революции ради сиюминутной выгоды, постоянная готовность к предательству товарищей под видом отстаивания чистоты идей?! Половая распущенность и нравственная вседозволенность, в конце концов! Да мой «ухарь» Алешка, как ты его называешь, со всем отягощенным послужным списком, — просто ангел во плоти по сравнению со многими нашими «деятелями». Я иногда ловлю себя на том, что после общения с ними мне бывает просто физически тяжело, до позывов тошноты… Будто имею дело с одержимыми…
Они еще долго и ожесточенно спорили, и в результате Мария Сергеевна рассудила, что ей лучше не говорить сестре, что они с Алексеем венчаны, а также скрыть от нее его белогвардейское прошлое. Это было необычным: Мария с детства привыкла поверять сестре самое заветное. Однако в данном случае Надежда была явно не готова услышать эти подробности, и Мария Сергеевна промолчала.