Штаб 33-го стрелкового корпуса докладывал штабу 5-й гвардейской армии:
«11. 7.43 г. Противник превосходящими силами пехоты, при поддержке 150 танков (количество танков здесь фантастично, столько танков и штурмовых орудий у лейбштандарта давно уже не было. — Б. С.) после артналета и массированной бомбежки с 14.00 перешел в наступление на фронте Прохоровка, Красный Октябрь.
Имея превосходство в танках, противнику удалось к 18.00 прорвать передний край и овладеть выс. 230, 5, выс. 252, 2, свх. «Октябрьский».
Командир 33-го гв. CK гв. ген. — майор Попов отдал приказ к-ру 95-й гв. СД полковнику Ляхову и к-ру 9-й гв. ВДД гв. полковнику Сазонову ночной атакой выбить противника с занятых позиций и восстановить прежнее положение.
С утра противник силою до батальона пехоты и поддержан. танками трижды атаковал позиции 3 СБ 26 гв. СП. Подбито 6 танков противника.
В 14.00 противник снова перешел в атаку 4-й раз, потеснил 3 СБ и занял свх. «Октябрьский», развивая наступ. в 2-х направ. — вдоль грейдера на Прохоровку и большака на Михайловку.
К 16.00 противник дополнительно бросил в бой 23 танка в направлении Прелестное и 30 танков в напр. Прохоровка. Одновременно противник, поддержанный танками, неоднократно пытался наступать на Ключи. Но, встреченный мощн. арт. и руж. — пулеметным огнем, успеха не имел.
Наступление пехоты и танков пр-ка приостановлено на фронте: южн. сторона оврага, восточн. Петровка, западн. окраина Прохоровки отм. 230,5».
Забегая немного вперед, скажем, что из этого донесения следует, что в ходе Прохоровского сражения 12 июля после 14.00 лейбштандарт вновь занял совхоз «Октябрьский», оттеснив 9-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию на юго-запад. Это опровергает утверждение командиров советских танковых корпусов, будто им удалось в тот день удержать этот совхоз.
12 июля состоялось знаменитое Прохоровское сражение, в котором II танковый корпус СС разбил 5-ю гвардейскую танковую армию. Первым, кто дал объективную картину этого сражения, был немецкий военный историк Карл-Хайнц Фризер, опубликовавший соответствующую статью в 1996 году. На ее написание немецкого историка вдохновил просмотр советского фильма «Огненная дуга» из киноэпопеи «Освобождение». Нарисованную в фильме картину величайшего танкового сражения он нашел целиком фальшивой.
Впервые Фризер доложил новые данные о ходе сражения под Прохоровкой на международной конференции в Ингольштадте в сентябре 1993 года. Он сообщил, в частности, что советские танки в сражении под Прохоровкой превосходили немецкие примерно втрое. Безвозвратные потери немцев он определил не более чем в 5 танков, а еще 43 танка и 12 штурмовых орудий требовали долгосрочного ремонта. В дальнейшем Фризер уточнил эти данные и сообщил в фильме о Курской битве, показанной телеканалом «РТР-Планета», что безвозвратные потери немцев в сражении при Прохоровке составили только 3 танка. На материале германских архивов Фризер доказал, что советские утверждения, будто под Прохоровкой 12 июля 1943 года немцы потеряли 300 или 400 танков, — не более чем поэтическое преувеличение, содержащееся в донесениях советских танковых командиров. На самом деле II танковый корпус СС, противостоявший советской 5-й гвардейской танковой армии под Прохоровкой, безвозвратно потерял только 5 танков, а еще 43 танка и 12 штурмовых орудий были повреждены. Безвозвратные же советские потери в бронетехнике составляли значительно более 200 танков и САУ. Столь неблагоприятное соотношение безвозвратных потерь в танках объяснялось тем, что поле боя осталось за немцами. К тому же в Красной Армии очень плохо эвакуировали подбитые танки и столь же плохо ремонтировали поврежденную бронетехнику. Есть рассказ главного маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова о том, как Сталин разгневался на него после Прохоровки. Этот рассказ приводит Ф. Д. Свердлов, ныне, к сожалению, покойный. Вот что поведал Павел Алексеевич летом 1964 года о Прохоровском сражении полковнику Федору Давыдовичу Свердлову, вместе с которым ехал «Красной стрелой» в Ленинград инспектировать артиллерийскую академию: «Это было самое большое танковое встречное сражение в ходе всей Второй мировой войны. Тогда 5-я гвардейская танковая армия, которой я командовал, с приданными двумя танковыми корпусами, разгромила крупную танковую группировку фашистов, нацеленную на Курск. Гитлеровцы потеряли около 350 танков и штурмовых орудий, в том числе около 100 тяжелых «тигров» и «пантер» («пантера» вообще-то была средним танком, и в составе корпуса СС их тогда не было ни одной штуки. — Б. С.), созданных специально для этой операции. После этого сражения они вынуждены были отказаться от дальнейшего наступления и перешли к обороне. Весь их стратегический план налето 1943 года был сорван. Вот так танковое оперативное объединение выполнило стратегическую задачу. Правда, наши потери были не меньше чем у противника. Вы, конечно, не знаете, да этого почти никто не знает… — Павел Алексеевич сделал паузу и, слегка наклонившись к собеседнику, доверительно сказал: — Сталин, когда узнал о наших потерях, пришел в ярость: ведь танковая армия по плану Ставки предназначалась для участия в контрнаступлении и была нацелена на Харьков. А тут опять надо ее значительно пополнять. Верховный решил было снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд. Это рассказал мне Василевский. Он же затем детально доложил Сталину обстановку и выводы о срыве всей летней немецкой наступательной операции. Сталин несколько успокоился и больше к этому вопросу не возвращался».
«— Между прочим, — хитро улыбаясь, заметил Ротмистров, — командующий фронтом генерал армии Ватутин представил меня к ордену Суворова 1-й степени. Но ордена на сей раз я не получил».
От суда Ротмистрова спас Василевский, доложивший Сталину, что немецкое наступление все-таки остановлено.
Понятно, зачем понадобилась Ротмистрову ложь о будто бы уничтоженных 300 или 400 немецких танках — он шкуру свою спасал от трибунала. Однако от намерения отдать незадачливого командующего 5-й гвардейской танковой армией под суд Верховный в конце концов отказался: ведь Курскую битву советские войска все-таки выиграли. В результате родилась легенда о советском успехе под Прохоровкой. Для этой цели число танков у немцев было завышено в два с половиной раза — до 700, а их потери — в 5–7 раз, до 300–400 машин, чтобы сделать их сопоставимыми с советскими. Известно, что обстоятельства и действия сторон в Прохоровском сражении расследовала специальная комиссия во главе с Г. М. Маленковым, но ее материалы до сих пор не опубликованы и недоступны исследователям, поскольку хранятся под грифом «совершенно секретно».
Последующие исследования российских историков, прежде всего Л. Н. Лопуховского и В. Н. Замулина, и американских историков Дэвида Гланца и Джонатана Хауза на материалах российских архивов и их сравнения с германскими данными подтвердили правоту Фризера. Советские потери в людях и бронетехнике многократно превышали немецкие, а 5-я гвардейская танковая армия, в отличие от танкового корпуса СС, фактически утратила боеспособность.
Интересно, что в Прохоровском сражении танки Т-34 участвовали и с немецкой стороны. В составе дивизии «Райх» 11 июля 1943 года насчитывалось 8 «тридцатьчетверок», захваченных танковым корпусом СС на Харьковском тракторном заводе при взятии Харькова в марте 1943 года. 13 июля этих танков в дивизии стало уже 11 — то ли за счет новых трофеев, толи вследствие поступления из ремонта новых машин (1 июля танков Т-34 во 2-м танковом корпусе СС было 25). Можно предположить, что в ходе боя под Прохоровкой потери корпуса Хауссера в «тридцатьчетверках» были незначительны или вообще отсутствовали. Между прочим, к трофейным «тридцатьчетверкам» немцы приваривали командирские башенки, чтобы командир танка мог управлять боем.
Мне довелось беседовать с одним из участников Прохоровского сражения Л. В. Чечковым. Тогда он был старшиной, командиром танка Т-34. Хотя его танк был сожжен, Леониду Васильевичу посчастливилось уцелеть. Зато из 50 его друзей по сформированному в Забайкалье танковому корпусу живыми ушли с поля боя под Прохоровкой только пятеро. Большинство советских танкистов не имело необходимого боевого опыта. Многие из них на Курской дуге приняли боевое крещение. Это, несомненно, сказалось как на результатах танкового сражения под Прохоровкой, так и на ходе всего оборонительного сражения под Курском. Истинные причины прекращения наступления группы армий «Юг», вопреки распространенному в советской историографии мнению, будто отказ немцев от продолжения операции «Цитадель» был вызван неудачей под Прохоровкой (которой в действительности не было), лежат втом, что 12 июля уже началась советская атака против Орловского плацдарма, и поэтому шансов на окружение группировки Красной Армии под Курском, которые с самого начала «Цитадели» были призрачными, теперь не осталось вовсе. Более того, уже когда 11 июля началась советская разведка боем на участках Западного и Брянского фронтов, командование группы армий «Центр» поняло, что «Цитадель» закончилась. Продолжение наступления на Курск с юга было неоправданным риском и в перспективе могло привести к окружению и гибели немецких танковых соединений. Победа под Прохоровкой все равно не смогла изменить общей стратегической обстановки, неблагоприятной для германской стороны.
К началу операции «Цитадель» (вечером 4 июля) в составе II танкового корпуса СС было 327 танков Т-3, Т-4, Т-6, Т-34 и 129 боеготовых штурмовых и противотанковых САУ «Штуг» (Stug) и «Мардер» (Marder). Имелись также 5 устаревших танков Т-2 с 20-мм пушками и 28 командирских танков, в своем большинстве лишенных артиллерийского вооружения и непосредственно для ведения боя не использовавшиеся. В корпусе тогда было всего 35 исправных «тигров», и, вопреки позднейшим утверждениям Ротмистрова и других советских мемуаристов и историков, в корпусе Хауссера не было ни одной «пантеры». Все имевшиеся в то время во всей германской армии 200 «пантер» (Т-5) были сведены в бригаду и приданы дивизии «Великая Германия» XLVIII танкового корпуса, которая почему-то в советских источниках, вопреки фактам, упорно причисляется к СС. Также в корпусе было 54 самоходных гаубицы «Веспе» (Wespe) и «Хуммель» (Hummel) и 24 самоходных орудия «Гриле» (Grille), однако они применялись против танков только в крайнем случае, так как имели очень слабое бронирование, пусть и при мощной 150-мм пушке, и открытую сверху и сзади боевую рубку, являясь аналогом советской самоходно-артиллерийской установки СУ-76. Открытая рубка позволяла теснее взаимодействовать с пехотой и другими САУ в городских боях. Самоходчики же в большинстве не любили СУ-76М из-за противопульного бронирования, пожароопасности бензинового двигателя и открытой боевой рубки, которая не защищала от стрелкового огня сверху и попаданий гранат. Сами за себя говорят грубоватые прозвища СУ-76М «Сучка» или «Голожопый Фердинанд». Хотя, с другой стороны, та же открытая рубка спасала от кумулятивной струи «фаустпатрона», которая обычно наверняка убивала экипаж полностью закрытых САУ и танков, была удобна для экипажа и снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе. Поэтому иногда СУ-76М ласково называли «Жу-жу» или «Коломбиной». СУ-76 имела много положительных сторон — легкость в обслуживании, надежность, малошумность, высокую проходимость по лесисто-болотистой местности. Такими же качествами обладали и немецкие «Гриле».