– Прачечные – это метафора жизни. Если бы ход времени можно было услышать, звук напоминал бы журчание воды. Мы полощемся в воде, как грязная одежда. Мы выросли в материнской утробе, как рыбы, и принудили себя к существованию на земле, но наша жизнь вращается вокруг воды. Я уверен: небеса представляют собой жидкую субстанцию, где наши души вновь могут плавать.
Я буквально видел, как от его слов поверхность воды в емкостях для полоскания пошла рябью.
– Люди не хотят читать о метафорах, их интересуют другие истории.
– Какие?
– Преступления, убийства. Человеку нравится узнавать о чужих несчастьях – так он убеждает себя, что у остальных дела обстоят не лучше.
– Тут много несчастий: сына сеньоры Иоланды зарезали, а виновного не посадили. У доньи Авроры муж-каменщик упал с пятого этажа.
– Да, да, знаю.
– И?..
– Мне нужно нечто громкое или даже сенсационное, что привлекает нездоровый интерес читателей и превращает чужую трагедию в спектакль.
– Спектакль?
– Такова суть моего ремесла, Мануэль: писать о громких преступлениях. Взволновать читателей, дать им тему для обсуждения за обедом, на работе. Первый раз я услышал о преступлении в шесть лет.
Он снова вынул пачку сигарет. Я уселся на ступеньку рядом с ним, и Рамон поведал свою историю, делая необходимые паузы, чтобы добавить драматизма.
– Помню, как отец сообщил нам новость, которую прочел в газете: «Мисс Мексика» убила своего мужа, генерала армии. Ее тут же окрестили мужеубийцей. «И к тому же она бесстыжая», – заявила моя мать с кухонным полотенцем в руке. Я поднял новость из архива, когда начал работать репортером. Мария Тереза де Ланда-и-де-лос-Риос стала «Мисс Мексика» в 1928 году, в восемнадцать лет. Первым ее скандальным поступком было позирование в купальнике, из-за чего мама и назвала ее бесстыжей.
С улыбкой Рамон сунул сигарету в рот и, не закуривая, продолжил. Сигарета поднималась и опускалась в такт его словам.
– Мария Тереза работала учительницей начальных классов, говорила по-английски и по-французски. Хотела быть независимой, что вызывало еще большее осуждение. Она изучала стоматологию и уверяла, что у женщин способностей не меньше, чем у мужчин. Но, не доучившись, девушка тайно вышла замуж за генерала Мойсеса Видаля Корро, на шестнадцать лет старше ее. Первый год супруги жили в Веракрусе, как и твои родители. Возможно, они даже были знакомы с семьей генерала, который там родился.
Я едва не опустил глаза.
– Вряд ли.
– По возвращении в Мехико они поселились в доме, принадлежащем семье Марии Терезы. Генерал не разрешал ей выходить на улицу или читать газеты, потому что приличной даме негоже узнавать о преступлениях и непотребствах. В воскресенье, 25 августа 1929 года, Мария Тереза проснулась поздно утром и спустилась в кухню, чтобы приготовить завтрак. Она искала мужа, а взамен нашла на кухонном столе его «смит-вессон»: тот лежал на газете, открытой на странице с заголовком: «Сеньора Мария Тереза Эррехон Лопес де Видаль Корро обвиняет своего мужа генерала Мойсеса Видаля Корро в двоеженстве». Негодяй женился на двух женщинах с одинаковым именем, а кроме того, имел двух дочерей от первого брака. В интервью мне Мария Тереза сказала, что не сомневалась: муж оставил ей пистолет, чтобы она покончила с собой. Он воображал, что убитая горем женушка, прочитав новость, с отчаяния застрелится и таким образом решит проблему. Этого не случилось. Она прождала его допоздна, сидя за тем же столом в синем кимоно, в котором обычно спала.
«Я вышла за тебя по любви, а ты поступил со мной подло», – сказала она, перед тем как выстрелить.
Рамон сложил правую кисть пистолетом, подул на указательный и средний пальцы, выпустив изо рта сигаретный дым, сделал затяжку, направил воображаемое оружие себе на висок и продолжил.
– Щелк. Она разрядила в него пистолет и не смогла покончить с собой, хотя пыталась. Затем бросилась на генерала, испачкав одежду в крови. На несколько месяцев ее заключили в тюрьму в Белене. Мария Тереза явилась на слушание облаченная в черный шелк, в шляпе из тафты, в чулках и держалась так, словно ждала от присяжных сочувствия и сострадания. Она похудела на несколько килограммов, и несчастный вид вкупе с выступлением адвоката помогли ей избежать наказания. Это был последний суд присяжных в стране. Других интервью она не давала, а со мной поговорила, чтобы показать женщинам, что, вопреки всему, жизнь продолжается.
Уже стемнело. Рамон встал. Я проследил взглядом за длинной и худой фигурой; его смуглое лицо в темноте казалось мрачным. Он отряхнул штаны и провел рукой по вьющимся волосам.
– Я иду спать. Воспользуюсь тем, что сегодня нет дежурства в редакции, и лягу пораньше.
Насвистывая, Рамон поднялся по лестнице. Я слышал, как он поприветствовал мать и бабушку, потом дверь закрылась.
Не знаю, сколько времени просидел на той же ступеньке, пока кто-то из соседей не согнал меня, чтобы я не мешал.
В полночь, не в силах уснуть, я встал с постели, тихо вышел из комнаты, постучал в окно Рамона и негромко позвал:
– Рамон, мне нужно с тобой поговорить.
За стеклом появилось заспанное лицо приятеля, затем он открыл дверь.
– Я знаю женщину, которая убивает детей.
– Что?
– Я знаю женщину, которая убила много детей, – повторил я шепотом, чтобы слова не отразились от стен и не проскользнули в какую-нибудь из комнат.
Рамон вышел в шортах и белой футболке.
– Женщина, убивающая детей?
– Она акушерка и иногда убивает новорожденных и… других, при абортах.
Я не мог смотреть ему в глаза: боялся, вдруг по зрачкам он прочтет, что речь о моей матери.
– Кто она? Где живет?
– Я покажу дом. Если хочешь узнать больше, спроси владельца магазина на первом этаже.
– Откуда тебе все известно? Или ты разбудил меня посреди ночи только за тем, чтобы отправить на поиски владельца магазина?
– Поговори с этим человеком, его зовут Франсиско Паэс.
Я побежал вниз по лестнице, однако Рамон догнал меня почти у входа в комнату Исабель.
– Что еще ты знаешь? Как связан с этой женщиной?
– Завтра я покажу место, но больше ничего не проси, пожалуйста.
Я кинулся в комнату и залез в постель. Сердце было готово сломать грудную клетку, лицо покрывала испарина. Мне приснилось, что мать гонится за мной с ножом.
Ранним утром 6 апреля 1941 года без объявления войны Гитлер со всей яростью обрушился на Югославию за то, что она не поддержала союз со странами нацистского блока. Военная агрессия, известная под кодовым названием «Операция “Наказание”», продлится четыре дня. Гражданское население Белграда к такому не готовилось: было Вербное воскресенье. В результате бомбардировок погибли тысячи горожан, а дым над столицей виднелся за многие километры. В тот день я начал собственную операцию «Наказание» – совершил неожиданную атаку на своих родителей.
В семь утра Рамон ждал наготове. От страха у меня сдавило горло, хотелось плакать, кричать, казнить себя.
Я показал ему «Ла Империаль» – магазин был открыт, как и в любой день недели.
– Подожду тебя здесь, не хочу светиться.
Он пересек улицу, представился Паэсу репортером отдела полицейских новостей в «Ла Пренсе» и объяснил, что пришел насчет поданной им жалобы. Сначала Паэс хотел выставить визитера за дверь, но Рамон разговорил мужчину, пообещав оказать посильную помощь для скорейшего рассмотрения его заявления в полиции.
Запах из канализации невыносимый, пояснил тот и рассказал, как сантехник вытащил вату и тряпки, испачканные кровью, и что женщина в квартире наверху – незаконная акушерка.
Паэс и Рамон договорились встретиться на следующий день.
7 апреля 1941 года тысячи сербов искали под завалами своих родственников в надежде, что авианалет не повторится, когда люфтваффе вновь учинили расправу над Королевскими ВВС Югославии. Я пошел на работу в редакцию. Все утро поступала информация об агрессии нацистов, но в тот день это не имело для меня значения. Я изо всех сил старался не думать о бомбе, которая вот-вот взорвет моих родителей. Во рту пересохло, голова отяжелела, руки дрожали. Я не мог сосредоточиться на работе, два или три раза чуть не упал и едва не сшиб кого-то с ног в коридоре.
Вечером, когда я вернулся домой, Исабель еще не пришла с работы. Я лег и притворился, что сплю: не хотелось смотреть в глаза ни Исабель, ни Хулиану.
Исабель работала у Эухении Флорес, женщины, которая отвезла нас из родительского дома в больницу. Из-за аборта она сутки провела на грани жизни и смерти, потеряла много крови, а в результате осложненной инфекции в матке пришлось ее удалять. Исабель присматривала за женщиной, пока та лежала в больнице, и после выписки Эухения Флорес предложила Исабель место домработницы. Муж, конгрессмен Рамиро Флорес, так и не узнал настоящую причину, по которой его супруга перенесла указанную операцию, поскольку в то время находился в отъезде с тогдашним президентом Мануэлем Авилой Камачо.
9 апреля 1941 года в киосках появился номер «Ла Пренсы» с заголовком во всю полосу, потрясшим добропорядочных горожан:
Несмотря на ошибку в слове «акушерка», это был журналистский успех. Тираж разошелся полностью.
Владелец бакалейной лавки в Роме обнаружил в канализации две детские ножки и многочисленные куски ваты.
Предположительно, человеческих эмбрионов выбрасывала исчезнувшая хозяйка магазина на Калье-де-Гвадалахара.
По прибытии двух патрульных машин Паэс вновь вскрыл сточную трубу. У входа в дом столпились соседи.
Мои родители исчезли.
По наводке Франсиско Паэса полиция и репортеры отправились в «Ла Кебраду» на Калье-де-Гвадалахара, но и там их не нашли.
Дон Франсиско Паэс, довольно молодой мужчина, владеет магазином «Ла Империаль», расположенным в до