– Черт, черт.
Он побежал в ванную, чтобы привести себя в порядок. Зрелище рассмешило Франко; он издал нечто вроде фырканья, которое Летисия опознала как признак надвигающейся эякуляции.
Скрючившись на краю матраса, Летисия Альмейда надела трусы, все еще чувствуя тошноту.
Переда вышел из ванной в насквозь промокших брюках. Летисия попыталась встать на ноги.
– Ну ты и шлюха, – сказал он, толкнув ее.
Она поспешно вскочила и на этот раз добралась до ванной, где ее стошнило в унитаз. Рвота продолжалась несколько секунд, пока в желудке ничего не осталось. Девушка села на холодную плитку, залитую водой после Переды.
Владелец газеты вынул член, излился на тело Клаудии Косио, затем сел и посмотрел на свой детородный орган в пятнах крови.
– С почином тебя.
Клаудиа Косио хотела открыть глаза, но веки будто сшили. Когда ее зрение прояснилось, Умберто Франко уже поправлял свою одежду и приказывал Летисии Альмейде выйти из ванной.
Девушка медленно встала и зигзагами подошла к кровати, придерживаясь за стены и мебель. Она легла рядом с подругой, и та непослушным языком спросила:
– Где мы?
Летисия не ответила, предпочитая не открывать рот, чтобы снова не стошнило. Она закрыла глаза и отдалась волнам, которые увлекали девушек в омут, откуда монстры уже их не выпустят.
Допив бутылку, мужчины позвонили водителю, чтобы тот помог загрузить девушек в машину, но подчиненный пожаловался на боль в спине.
– Оставим их здесь.
Франко пора было возвращаться домой к жене и детям.
– Завтра отправлю за ними этого болвана. – Он ткнул пальцем на водителя, тот отвел взгляд.
Они уже собирались отъезжать, когда женщина, проверяющая состояние номера, увидела девушек и выбежала, чтобы остановить «Гранд Маркиз».
– Стойте, стойте! – закричала она, преграждая машине путь.
Водитель опустил стекло; женщина тут же сунула голову внутрь и заявила, что они не могут оставить своих шлюх, которые лежат будто мертвые.
Наклонившись вперед с заднего сиденья, Умберто Франко протянул пару банкнот. Женщина взяла деньги и велела другому сотруднику мотеля не выпускать мужчин, пока она не убедится, что их спутницы живы. Вернувшись в номер, она подошла и прислушалась: девушки дышали, хотя так, будто подавились языками. Увидев блевотину, женщина снова вышла и сунула в окно машины две купюры.
– Этого недостаточно, чтобы убрать за вами комнату.
Мигель Переда достал из кармана и протянул женщине еще две банкноты, и та наконец сделала знак второму служащему пропустить их.
«Гранд Маркиз» скрылся из виду на шоссе.
Как только машина уехала, женщина вернулась в номер вместе с помощником. Разбудив Клаудию и Летисию, они приказали девушкам выметаться. Клаудия, чье сознание затуманивал алкоголь, не могла понять смысла слов, тем не менее с большим трудом подняла с кровати свое тело, едва реагирующее на команды мозга и казавшееся чужим. Ее трусы запутались вокруг правой лодыжки. Летисия, с чуть более ясной головой, но с явными признаками разобщения конечностей, тоже медленно встала; комната закружилась, как неуправляемая карусель.
Они не заметили мужчину, который подглядывал за ними из другой комнаты. Он видел, как приехал «Гранд Маркиз», а затем укатил только с двумя мужчинами. Соглядатай дождался, пока девушки выйдут, и проследил, как они уходили, шатаясь и держась друг за дружку, чтобы не упасть. Взяв ключи от машины, угнанной несколькими часами ранее, он отпер дверцу и отправился на поиски.
Это происходило как раз в тот момент, когда подруги присели на корточки помочиться в нескольких метрах от входа в мотель.
Дезориентированные, они встали на обочине шоссе, не зная, в какую сторону идти, и неуверенно двинулись влево.
– Попросим кого-нибудь нас подвезти, – предложила одна, пока они брели вперед, и другая кивнула.
Смерть остановилась на «Ниссане Цуру[21]» выпуска 1984 года с номерным знаком из Мехико.
Мужчина открыл дверцу с водительского места и, не выходя из машины, жестом пригласил их сесть. В одно мгновение по салону распространился запах перебродившего алкоголя, рвоты и мочи. Он непроизвольно закрыл нос рукой. Летисия заметила его жест.
– Извините. Не подбросите нас до Сан-Мигеля?
Он молча кивнул.
– Мы очень далеко оттуда?
Он посмотрел на Клаудию Косио в зеркало заднего вида и отрицательно качнул головой. Девушка закрыла глаза, не в силах избавиться от сонного марева. Через несколько минут она крикнула:
– Меня сейчас стош…
Но договорить не успела: согнувшись пополам, она извергла вонючую горькую жижу на свою одежду, сиденье, дверцу. Мужчина остановил машину, и Летисия Альмейда выскочила как ошпаренная. Клаудия тоже пыталась вылезти между рвотными позывами и кашлем; наконец она толкнула сиденье и выбралась через заднюю дверцу.
– Мне очень жаль. Простите, – выплюнула она извинения вместе со слюной. Вылезая, девушка потеряла одну туфлю; мужчина молча поднял ее с земли.
Летисия подошла к подруге и придержала одной рукой за талию, а другой за волосы.
– Тебе лучше?
Согнувшись и уперев руки в колени, Клаудия сказала:
– Ты идиотка. Это все из-за тебя. Пусти!
Они стояли на неосвещенном участке шоссе, посреди поля, в предутреннем мраке. Никаких других машин на дороге не наблюдалось. Свет фар «Цуру» прорезал тьму.
Летисия отошла на несколько шагов от подруги.
– Я не заставляла тебя идти.
Клаудия Косио выпрямилась с закрытыми глазами, набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула через рот, а затем повторила действие. Когда она подняла веки, мужчина стоял напротив и пристально смотрел на нее.
Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать или, возможно, сделать еще один вдох, и тут он ударил ее кулаком в живот. Удивленное выражение мелькнуло на лице Клаудии, прежде чем она упала.
Летисия кинулась бежать, но мужчина догнал ее в два прыжка и повалил на землю; девушка брыкалась и беспорядочно размахивала руками.
Он забрался на нее сверху, схватил за волосы и ударил головой о землю.
Затем сжал руками шею. Тело Летисии затряслось; он давил все сильнее и сильнее, пока она не перестала брыкаться и дергаться.
Оставив ее лежать, мужчина вытер пот со лба рукавом куртки. Запрокинув голову, посмотрел на небо и глубоко вдохнул холодный ночной воздух; адреналин полчищем муравьев бежал по венам.
Рядом застонала Клаудия Косио. Он подошел к девушке, и та вздрогнула. Какое-то время мужчина наблюдал за ней.
Налетевший ветер вздымал листья и землю.
Он придавил коленом грудь девушки, сорвал цепочку с крестиком и отшвырнул подальше, а затем сомкнул руки на шее.
Клаудия махала руками и выворачивалась не так отчаянно, как Летисия, как будто уже смирившись с близкой смертью.
Вскоре и в этом теле угасла жизнь.
Мужчина навис над ней в полнейшем исступлении, опьяненный эйфорией.
Через несколько минут он поднялся, подошел к машине, достал из бардачка черную туфлю на высокой металлической шпильке, такой тонкой, что напоминала гвоздь, и ударил Клаудию Косио каблуком прямо посередине лба.
18
Суббота, 7 сентября 1985 г.
18:20
Допрос ее вымотал. Вернувшись в гостиницу, Элена поработала пару часов, но, проверив накрытые к обеду столы и проведя инвентаризацию в кладовой, легла вздремнуть. Теперь она просыпается и трет веки – в глаза будто песок насыпали. После смерти Игнасио Элена не любит просыпаться ни утром, ни после дневной сиесты: в первые минуты ей трудно оправиться от амнезии сна и вспомнить, что Игнасио мертв. От размышлений ее отвлекает паук – она наблюдает, как членистоногое ползет по потолку, а затем спускается по тонюсенькой ниточке паутины, невидимой глазу. Элена не видит, куда паук приземляется, потому что память непроизвольно проецирует на потолок лицо Игнасио, которое она никак не может забыть.
Игнасио Суарес вернулся в «Посада Альберто» три года назад, 21 марта 1982-го. Город уже облачился в сиреневый: жакаранды[22] расцвели за несколько дней до наступления весны. Улицы и тротуары покрывал ковер из лиловых колокольчиков, даря прохожим праздничное настроение.
Игнасио обычно приезжал в день весеннего равноденствия и уезжал в начале осени.
– Ты вернулся, – сказала Элена, увидев, как он выбирается из своего серого «Фэйрмонта».
– Как и обещал.
Она подошла поцеловать его в щеку, и Игнасио вручил ей коробку, одну из многих привезенных.
– Я останусь на полгода. Попробую договориться с твоей мамой и снять комнату номер восемь. В ней есть особенный шарм, а мне нравятся стильные вещи.
– На постоянно?
– Да, хочу возвращаться каждую весну и уезжать осенью, в это время я буду творить.
Не в силах сдержать улыбку, Элена выхватила еще одну коробку из его рук и, довольная, направилась в комнату номер восемь. «Мне сорок, а я ощущаю себя подростком», – подумала она. Ее чувства слишком долго пребывали в летаргическом сне.
После развода она погрузилась в тоску. Все краски исчезли, окружающий мир облекся в черный цвет. Глубокая бездна депрессии приковала ее к постели. Ни мать, ни тетка, никто не мог отогнать отчаяние, того черного ворона, что кружил над ее головой и каркал: «Больше никогда»[23].
В то время Элена снова превратилась в ребенка, и мать опекала ее, кормила с ложки, обнимала и лежала с ней в постели, ничего не говоря, прижавшись к дочери и поддерживая ее, чтобы не дать пойти ко дну.
Мало-помалу она начала поднимать дочь на ноги, словно учила ходить заново, пока Элена не обрела уверенность в себе. Соледад наверстывала материнство, упущенное после смерти Альберто. Мать и дочь вновь узнавали друг друга.
Элена не вспоминала о любви до тех пор, пока весной вместе с лиловыми цветами жакаранды не появился Игнасио.