– Можем зайти к нему завтра, перед прогулкой по окрестностям.
– Пожалуй.
– Элена, мне не по себе.
– Мне тоже, Луси.
Такси остановилось у дома номер девять по Серрада-де-Саламанка.
Лусина протягивает руку в темноте.
– Элена, Элена. Ответь. Как ты?
Элена прочищает горло, чтобы избавиться от сгустка слюны вперемешку с землей.
– Не знаю. У меня все тело болит. Я ничего не вижу. Я не могу дышать! Мне нечем дышать!
– Тише, Элена, успокойся. Постарайся не паниковать. Не засыпай.
– Давно мы здесь?
В темноте вспыхивает слабое голубое свечение от часов Лусины.
– Лусина, я тебя вижу, дай руку.
Женщины тянут друг к другу руки и соприкасаются пальцами.
– Прошло почти четыре часа после землетрясения. Ты потеряла сознание.
Они вышли из такси, не сводя глаз с черной ограды. Дом, за исключением черных оконных переплетов и рам, был выкрашен в белый. Место магазина на первом этаже давно занял гараж. С балкона соседнего дома, высунувшись между перилами, залаяла собака. Женщины переглянулись. Элена трясущейся рукой выудила из сумки связку ключей – раздалось позвякивание.
– Который?
– С той же маркой, что и на пластинке, – указала на замок Лусина.
Дрожащими пальцами Элена подобрала пару.
– Я боюсь.
Собака залаяла пуще прежнего.
Мимо, сверля их взглядом, прошла женщина с сумками. На балконе показался хозяин пса и пару раз ударил его поводком, чтобы утихомирить.
– А ну замолчи! – крикнул он и заметил Элену с Лусиной. – Кого вы ищете?
Женщина с сумками, замедлив шаг, повернула голову, прислушиваясь к ответу. Собака скулила, забившись в угол балкона. Элена с трудом вставила ключ – дрожь в руках все усиливалась.
– Сеньориты, я к вам обращаюсь, – настаивал мужчина.
Замок наконец щелкнул, она повернула ручку, и калитка распахнулась. Они быстро шагнули внутрь. Не испытав затруднений с входной дверью, на которой не было замка, только задвижка, обе вошли в дом и привалились к двери, переводя дыхание.
Нащупывая впотьмах выключатель, они обо что-то споткнулись, и Лусина едва не упала. Элена включила свет: на полу валялись книги и другие предметы.
– Ну что, идем? – спросила Лусина, не решаясь ступить вперед.
– Дети Игнасио уже здесь побывали, – сказала Элена. – Они и гостиничный номер оставили в таком состоянии.
Женщины сделали несколько робких шагов, стараясь обходить вещи на полу, хотя иногда под ногами раздавался хруст. При свете лампочки выяснилось, что в доме нет мебели, за исключением кресла и деревянного стола с облупившимся лаком. Лусина провела пальцами по неровной пыльной поверхности.
Не говоря ни слова, прошли дальше. Обе дышали, приоткрыв рот, чувствуя, как сердце выскакивает из груди.
В кухне обнаружились остатки еды и грязная посуда.
– Возможно, кто-то хотел поживиться, – предположила Лусина.
Каждый шаг давался им все тяжелее, страх сковывал мышцы. Элена не ответила, опасаясь, что если откроет рот, то остатки мужества улетучатся.
– Поднимемся? – спросила Лусина у подножия лестницы. Обе проследили взглядом за уходящими вверх ступеньками и переглянулись.
– Давай.
Они ступали медленно, поднимая каждую ногу с огромными усилиями. Наверху обнаружились двери двух комнат. В первой, куда вошли женщины, стояли односпальная кровать с заляпанным матрасом и пустой шкаф. Никакой другой мебели, никаких украшений, голые стены.
Вторая комната оказалась рабочим кабинетом Игнасио, по крайней мере они так подумали. Кто-то перетряхнул книжные шкафы, а их содержимое разбросал по полу: повсюду лежали фигурки монстров и демонов, которые коллекционировал писатель.
Элена спросила у Рамона, практиковал ли Игнасио сатанинский культ. Рамон от души рассмеялся. «Это моя вина, – признался он. – Чтобы привлечь больше читателей, я написал, что у Фелиситас был череп с черными свечами, потому что она проводила черные мессы. Несколько лет спустя Мануэль посвятил серию статей чудовищам и демонам. Сказал, что пишет их для меня: раз я заявил, что в его доме практиковались черные мессы, он, как почитатель темных сил, обязан рассказать о предмете поклонения. Однако Мануэль не верил ни в бога, ни в дьявола», – заключил Рамон.
Лусина ощупью пробирается вперед и наконец дотягивается до Элены. Их защитил металлический стол и балка рухнувшего здания. Элена полусидит, полулежит на спине, ее правая нога застряла под каменной плитой.
– Я уже почти рядом, не хочу много двигаться, вдруг это приведет к обрушению. Я с трудом могу дышать, – говорит Лусина и протягивает руку, чтобы на ощупь проверить состояние Элены.
– Я в порядке, доктор, только нога болит и грудь сдавило.
Ее снова прерывает кашель, такой сильный, что провоцирует рвоту. Она извергает горькую субстанцию, неразличимую в темноте.
Еще один стон заставляет их замолчать.
– Элена?
– Ш-ш-ш.
Она выходила из кабинета Игнасио, когда резкий удар по затылку сбил ее с ног. Элена упала ничком среди разбросанных на полу предметов.
Будто в замедленной съемке Лусина наблюдала за падением Элены, позади которой возникла человеческая фигура. Лусина встретилась глазами с Хулианом.
– Привет, племянница, – сказал он.
Женщина хотела бежать, но споткнулась и упала рядом с Эленой. Хулиан ударил ее ногой по лицу.
Элена первой пришла в себя и медленно открыла веки. Она лежала на боку, щекой касаясь пола. Взгляд скользнул по полу туда, где комната терялась в темноте. Острая боль заставила ее поднести руку к затылку, не двигая головой. Она хотела выпрямиться, но казалось, будто голова приклеена к полу. Элена сильнее оперлась на руки, чувствуя слабость и головокружение. Рядом она услышала стон, больше напоминающий вздох. В комнату через прямоугольник окна проникал свет из внутреннего дворика. Лусина лежала меньше чем в метре от нее, лицом вниз, одна рука согнута под телом, как у тряпичной куклы.
Элена подползла ближе и, пытаясь расшевелить Лусину, дрожащей рукой потрясла ее за плечо. Та издала слабый стон. Элена потрясла снова. Лусина открыла глаза и растерянно осмотрелась. Лежа, она видела только черные брюки Элены. Дрожа всем телом, женщина попыталась сесть, и Элена помогла.
В памяти резко всплыло лицо человека.
– Хулиан, – произнесла Лусина непослушными губами, которые распухли от полученного удара. Во рту ощущался металлический соленый привкус. Она сплюнула слюну с кровью – по полу расплылось аморфное пятно.
– Наконец-то очнулись.
Голос прорезал тишину, как удар плетью. Выступившая из тени фигура обрела плотность и цвет.
Мужчина был худым, высоким, с короткими, почти сбритыми, волосами. В черных брюках и светло-голубой рубашке, в которой Элена опознала одежду Игнасио.
– Не ожидал увидеть вас здесь, – сказал он, подходя к ним. Женщины ползком попятились, пока не уткнулись в стену, плечом к плечу. – Устраивайтесь поудобнее, мы пробудем тут некоторое время.
Хулиан подошел, пряча правую руку за спиной, взял Лусину за подбородок левой рукой и поднял ее лицо к свету.
– Ты похожа на Клару.
Она сделала попытку встать, вырваться. Хулиан направил на нее пистолет, который держал в другой руке.
– Успокойся. Давай поговорим. У вас наверняка есть вопросы.
Хулиан подтащил стул поближе к свету.
– Я знаю все те басни, которыми вас кормил Мануэль. Иногда он приходил в тюрьму, чтобы прочитать то, что писал для своей дочери. И отдать мне женские туфли, которые собирал. У меня накопилась почти дюжина туфель без пары.
Лусина крепко сжала руку Элены.
– Мануэль сказал, что я его читатель-призрак… Черт, как сильно я его ненавидел. Годами планировал все, что сделаю с ним, когда выйду из тюрьмы, но этот ублюдок умер раньше. Надо признать, по моей вине. Засранец.
Глаза Элены привыкли к темноте. Она оглядела маленькую, вызывающую клаустрофобию, комнату. Голые стены, как и во всем остальном доме. Вспомнилось, как Игнасио описывал эту комнату, где, по его мнению, Фелиситас принимала роды. Теперь здесь находился только стальной хирургический стол. «Как в морге», – подумала Элена, мысленно воззвав к Эстебану в надежде, что он услышит и отправится на поиски, – судмедэксперт обещал догнать их в столице. Она дотронулась рукой до затылка, ощущая пульсацию в ране.
– Позволь мне взглянуть, – сказала Лусина, заметив ее жест.
– Я в порядке.
– Да какая разница. Скоро ни удар, ни что другое не будет иметь значения.
Женщины взялись за руки перед угрозой смерти.
35
Четверг, 19 сентября 1985 г.
11:36
Тревожная тишина заполняет тьму. Затаив дыхание, они думают только о том, повторится ли звук.
– Хулиан?
Звуки капель, осыпающихся обломков, неразборчивый скрежет. Собачий лай. Сначала тихий, потом громче.
– Помогите!
– Сюда!
– На помощь!
Женщины взывают к собаке. К жизни снаружи. Они не знают, глубоко ли погребены. Жизнь внутри них настойчиво требует продолжения, импульс, который пытался измерить отец Эстебана, заставляет их кричать.
– Мы здесь!
– На помощь!
Они замолкают в ожидании лая, но мало-помалу снова устанавливается гробовая тишина.
Горячие слезы проделывают дорожки в пыли и крови на их лицах, превратившихся в неузнаваемую маску.
– Мы умрем, – говорит Лусина, поддавшись страху.
– Нет, Луси, нет. Исабель заботилась о тебе все эти годы не для того, чтобы ты умерла в доме Людоедки. Это было бы глупо.
С губ Лусины срывается усмешка, разряжая атмосферу, хотя ее всю трясет, гортань и грудная клетка ходят ходуном. Элена подхватывает смех, несмотря на то что движение вызывает у нее боль в груди.
– Хочешь верь, хочешь нет, – задыхаясь, говорит она, – но Игнасио меня очень смешил. Невероятно. Мне нравилось, как он заставлял меня смеяться. Возможно, поэтому я не понимала его истинную природу, и моя мать была…