Немногие сейчас стучатся в дверь Кремля в поисках финансовой и дипломатической поддержки. Российская Федерация пользуется налаженными Советским Союзом каналами поставок военной техники, обеспечивающими ей верхнее место в списке стран, экспортирующих оружие. Речь идет о наследии отношений Советского Союза со странами глобального Юга. Если автору книги удалось достигнуть цели, то читатель должен склониться к позиции, согласно которой наследие отношений СССР с богатыми западными странами более значимо. Так оно и есть. Сейчас, когда книга готова отправиться в печать, сидящее в Кремле руководство пытается рационализировать нефтегазовую промышленность, находящуюся в состоянии стагнации, несмотря на то, что она остается основным источником дохода правительства и основной опорой его власти. Оно же пребывало у этой власти восемь лет, в течение которых возвращало ее опору из рук так называемых олигархов, взявших контроль над ней с 1990-х годов, под государственное управление. Эти олигархи, в свою очередь, были непосредственными бенефициарами политической экономии, практикуемой Советским Союзом в период распада. Когда в начале 1990-х годов внутренние цены были либерализованы, Кремль необъяснимым образом сохранил контроль над ценами на экспортные товары. Те немногие удачливые люди, которые покупали эти товары по субсидированным внутренним ценам и продавали их по мировым, становились безмерно, незаслуженно богатыми. Но это было всего лишь продолжением практики, которая осуществлялась под руководством Министерства внешней торговли (и которая приносила непосредственную пользу Кремлю) десятилетиями. Сходство 1980-х и 1990-х годов заключается в роли, которую играл сырьевой сектор внешней торговли, почти в одиночку эффективно создававший огромные богатства в условиях деградации национальной экономики.
Если мы продолжим отделять зерна от плевел, то обнаружим, что олигархи воскресли и боролись с поздними арендаторами в Кремле за то, что было тем самым источником внутренней власти, в доступе к которому было отказано М. С. Горбачеву в начале его пребывания на посту. Когда в 1986 году цены на энергоносители резко упали, исключив доходы, с помощью которых можно было управлять патронажными сетями, которыми до него так искусно пользовался Брежнев, консервативный реформатор Горбачев стал «радикальным реформатором Горби» и разрушителем Советского Союза. Таким образом, Горбачев пострадал от мировой экономики в той же степени, в какой Брежнев от нее приобрел. Еще до того, как цены на энергоносители резко выросли в 1973 году в результате нефтяного эмбарго ОПЕК и снова – в 1979 году, после Иранской революции, Советский Союз уже начал строительство инфраструктуры, которая облегчила бы экспорт огромных ресурсов страны. Нефтяные потрясения 1970-х годов положили начало крупнейшему со времен промышленной революции перемещению богатства из богатого мира в бедные страны, и Советский Союз, возможно, был самым большим бенефициаром [Коткин 2018:27–53] \ За это пришлось платить. Советский Союз, наряду с другими странами, способствовал глобальной инфляции, которая омрачила это десятилетие и которая в СССР приняла форму усилившегося дефицита – парадоксальный результат, который частично вызвал к жизни умеренно реформаторский курс Ю. В. Андропова в начале 1980-х годов и политику его протеже Горбачева. И то,
1 У Коткина этот тезис, возможно, формулируется в менее категоричной форме. Как отмечает автор, речь шла не только о продаже нефти, но и о продаже оружия одномоментно разбогатевшим нефтедобывающим государствам по всему миру.
что Советский Союз мог участвовать в этой беспрецедентной передаче капитала, – заслуга одного человека, роль которого в советской истории, как правило, преуменьшалась в пользу его более зловещих коллег. Это было в большей степени наследием Микояна.
Знаменитое замечание Ленина о том, что капиталисты продают петлю, на которой можно повеситься, часто раздавалось в залах Кремля, даже когда справедливость его оправдывалась паутиной нефтяных и газовых труб, которые обездвижили и подорвали те самые институты, которые Ленин помог создать и которые казались такими эффективными в 1930-х годах. Прагматичный, насмешливый, добродушный армянин принял наследие самого Ленина в 1925 году, когда его назначили наркомом внешней и внутренней торговли – должность, созданная для лучшего управления новым объединением внутренних и внешних рынков, предназначение которого – погоня Советского Союза за поддержанием золотого стандарта. Микоян подходил для этой работы, несмотря на его собственные опасения[669]. Он был, безусловно, сталинским человеком, но также имел представление о либеральном экономическом управлении, что означало приверженность к золотому стандарту. С этого года Микоян руководил внешней торговлей Советского Союза на протяжении четырех десятилетий. Он покинул свой пост в 1930-х годах, когда международная торговля аннигилировала и перестала быть значимым фактором в советских программах развития. Он вернулся на свой пост сразу после того, как импорт стал источником жизненной силы советских военных для сопротивления нацистам и оставался на нем, если не брать в расчет странный период, во время которого Сталин по непонятным причинам пытался отстранить его от руководства. Сталин умер, не успев добиться успеха, и Микоян стал ориентиром во всем, что касалось внешнеэкономического обмена, пока наконец не ушел в отставку в декабре 1965 года, оставив после себя торговую культуру и схемы практического взаимодействия на всех уровнях бюрократии, которые сохранялись до 1980-х годов.
В немалой степени фигура Микояна свидетельствует в пользу преемственности подхода Кремля к внешней торговле в течение первых четырех десятилетий существования Советского Союза. Другие аспекты советской политической экономии прошли через множество перипетий и поворотов, но вполне оправданно утверждать, что член советского Политбюро, дольше всех продержавшийся на посту, проводил самую устойчивую политику за весь период советской истории. Конечно, в истории советского экономического обмена было много поворотов, но большая их часть были порождена внешними, а не внутренними причинами. Первые попытки приспособиться к международной финансовой и торговой системе пропали даром в буре Великой депрессии, в результате чего молодое государство вынуждено было развиваться как автаркия, что, к сожалению, стало в западном воображении одной из его определяющих характеристик. Крах либерального мирового порядка, истинный виновник вышеописанных событий, был столь же неожиданным, что и успех два десятилетия спустя.
Взирая на мир в перспективе его биполярности, предполагающей игру с нулевой суммой, мы можем прийти к выводу, что появление Советского Союза на мировой арене с середины 1950-х годов является свидетельством провала другого лагеря, ослаблением «свободного мира». Один из тезисов книги прямо противоположен: возвращение СССР – это успех США. Соединенные Штаты навязали своим европейским союзникам видение мира, свободного от империй, обеспечивая в то же время на старом континенте стабильность, основанную на сотрудничестве и постепенном размещении десятков тысяч американских солдат на европейской земле. Освободившись наконец от бремени защиты от самой себя, Западная Европа – вместе со своими бывшими колониями – сулила смиренному Советскому Союзу освобождение от нежелательных экономических ограничений.
Мировая экономика быстро определила место СССР в своей экономической и технологической иерархии. Опыт Советского Союза в области развития под руководством государства и его склонность к бартеру представляли подлинный интерес для стран глобального Юга. В поисках modus vivendi с мировым либеральным порядком эти бедные страны рассматривали Советский Союз как источник технологий и технических ноу-хау, паллиативное средство против жестких валютных ограничений (по причине готовности Советского Союза к бартеру) и, что более важно, рычаг давления, с помощью которого можно добиться от встревоженного Запада лучших условий. Аналогичным образом богатый, индустриально развитый мир также быстро принял меры в отношении вновь появившейся на мировой арене державы. Часто прискорбный опыт работы с произведенными в СССР товарами вскоре привел к переключению внимания на советские энергоносители, которые в течение 1960-х годов стали основной категорией экспорта Советского Союза. В данном отношении показателен пример Японии. К 1970 году она стала самым важным капиталистическим торговым партнером Советского Союза, но спустя определенный промежуток времени советско-японские отношения, по сравнению с отношениями с остальным промышленно развитым миром, уже стагнировали – именно потому, что Япония не смогла заключить контракт на поставку энергоносителей. После отказа от планов строительства туда трубопровода одна только древесина не смогла обеспечить рост, сопоставимый с коммерческим ростом, связанным с поставками в Западную Европу[670].
При анализе советской внешней политики даже в странах глобального Юга было бы ошибкой уходить слишком далеко от Западной Европы. Общепринятым является мнение, согласно которому деколонизация, судя по всему, подтверждает марксистско-ленинскую доктрину: «мир шел нашим путем» и все с этим связанное. Конечно, советские лидеры придавали большое значение исторической неизбежности социализма, и его очевидное продвижение в бедных регионах мира открывало возможность для пропагандистской работы, которую нельзя было упустить. Но такой ход событий также сделал бессмысленным марксизм-ленинизм. Как все знают, социализм был тем, что строили рабочие, – этим объясняется советская фантазия о создании в бедных странах промышленной инфраструктуры, которая поддерживала бы то, что в СССР называли «кадрами». В частном порядке советские лидеры были менее оптимистичны в отношении характера руководства в этих регионах[671]