, Бодо Шлезингера[7], Вильгельма Утеха[8]. В 1938 году Харнак познакомился с Гербертом Гольновом[9], оказывая влияние на политические взгляды Вольфганга Хавемана[10] и Лео Скржипчинского[11].
Эрдберг внимательно слушал своего собеседника, стараясь не пропустить ни одного слова и все запомнить. В конце беседы он договорился с Корсиканцем о встречах в ближайшее время.
Анализируя результаты состоявшегося разговора с Корсиканцем, Коротков не мог не признать твердость убеждений своего нового Партнера и верность принятому однажды решению. Его просветительская деятельность невольно поражала своим размахом. В отчете Коротков указал более десятка лиц, с которыми контактировал Корсиканец, но лишь Старшина (Харро Шульце-Бойзен), старший лейтенант разведывательного отдела министерства авиации, Итальянец и Старик (Адам Кукхоф), известный в Германии писатель и драматург, а также отчасти знакомство Рабочего с полицейским представляли, на взгляд резидентуры, информационный интерес.
Письмо резидентуры заставило Центр внимательно его изучить.
Еще большее внимание привлекла телеграмма из Берлина, в которой сообщалось следующее:
«Москва
Совершенно секретно
Т. Виктору[12]
«Корсиканцу» со слов «Албанца»[13], беседовавшего по нижеследующему вопросу с офицером верховного командования немецкой армии, стало известно о том, что в начале будущего года Германия намерена начать войну против Советского Союза. Предварительным шагом на этом пути должна стать оккупация вермахтом Румынии, которая намечена на ближайшее будущее.
16 сентября 1940 г.
Берлин
Захар».
Эрдберг задал Корсиканцу по существу дела несколько уточняющих вопросов, тот обещал по возможности собрать более полные сведения.
Незаметно подкралось Рождество 1940 года, а Эрдберг не появлялся. Близкие родственники Арвида Харнака собрались у него за праздничным столом. Все были оживленны и весело шутили, особую радость вызвали рождественские подарки, приготовленные супругами Харнак для дорогих гостей. Временами, однако, на лице Арвида мелькала тень озабоченности и беспокойства, словно он чувствовал приближение пока невидимой опасности.
— Мои дорогие! — Харнак встал из-за стола с бокалом шампанского в руке. — Я вас очень люблю и желаю вам только добра. Я всегда высоко ставил свободу личности и желал Германии благополучия и мира. Я очень опасаюсь, как бы Гитлер не обрек немецкий народ на тяжелые испытания, бросив его в горнило новой, еще невиданной войны. Она принесет стране тяжелые разрушения! — Он остановился, так как спазм перехватил его дыхание. — Желаю всем счастливого Рождества и мира!
Что же произошло с Коротковым и почему он не поздравил Корсиканца с таким большим и радостным праздником, как Рождество?!
В начале октября 1940 года в Берлин прибыла советская разведчица Червонная с паспортом на имя Елены Хас, проживавшей в Данциге (Восточная Пруссия). Перед ней стояла задача осесть в Берлине и устроиться машинисткой в одном из крупных правительственных учреждений. Агент Катлевский должен был оказать ей в этом содействие, но он оказался арестованным, а у него на квартире организовали засаду. Клетка захлопнулась, и в руках гестапо оказалась Червонная. Многие беды в разведке происходят потому, что, вопреки требованиям конспирации, «кое-кто много знает». Катлевский был связан с Фюрстом, недостаточно изученным агентом, с которым встречался Коротков. В Москве забеспокоились, что, если гестапо, допрашивая арестованных, получит сведения о советском разведчике, оно доберется и до Короткова.
По этой ли или по какой другой причине из Москвы Захару последовало телеграфное указание, чтобы Степанов «законсервировал» свои контакты с Фюрстом и Корсиканцем, восстановление других связей приостановил и немедленно выехал в Москву.
Новый 1941 год Коротков встретил дома, а на следующий день, как обычно, отправился на службу, на Лубянку. Руководство разведки воспользовалось пребыванием Короткова в Центре, чтобы при его участии составить план дальнейшей работы резидентуры с Корсиканцем. План на трех машинописных страницах представлял образец штабного документа разведки, отмеченный, несомненно, печатью своего времени. Высоко оценив возможности партнера и его личные качества, составители перспективного документа наметили важные информационные задачи, решения которых следовало добиваться с помощью А. Харнака.
Задачи, поставленные в плане, условно можно было бы разбить на крупные блоки, в первом из которых речь шла преимущественно об оппозиционных силах в Германии, не примирившихся с фашизмом и готовых при определенных условиях выступить против Гитлера. Там же обращалось внимание на необходимость выявления «противоречий внутри правительства, Национал-социалистической партии, рейхсвера и ведущих промышленных кругов по вопросам внешней и внутренней политики Германии прежде всего в отношении СССР».
Другой блок был связан с хозяйственными вопросами: экономическим положением Германии, ее обеспеченностью продовольствием и стратегическим сырьем, источниками их пополнения, использованием ресурсов в оккупированных европейских и других странах в военных целях. Здесь же содержалось указание на то, чтобы раскрыть «экономические планы и расчеты Германии в отношении средств ведения войны, ее затяжки и расширения».
Важное место занял блок о советско-германских экономических отношениях, сформулированный так: «Расчеты на ресурсы СССР в хозяйственных планах ведения войны Германией. Конкретные планы немцев в части хозяйственных отношений с СССР. Отношение Германии к выполнению ее хозяйственных обязательств перед Советским Союзом, лазейки и ухищрения для оттяжки выполнения договорных обязательств и соглашений».
Ряд вопросов касался оперативно-разведывательной деятельности резидентуры, в том числе совершенствования конспиративного контакта с Корсиканцем. Поддержание деловых отношений с источником возлагалось на Короткова.
Развитию отношений с Корсиканцем в разведке придавали большое значение.
Заместитель начальника разведки, просматривая проект плана, задавал Короткову уточняющие вопросы и по договоренности с ним вносил некоторые дополнения и поправки. Доработанный план поддержал начальник разведки П.М. Фитин. Его заместитель тут же по внутреннему телефону позвонил Берии:
— Товарищ нарком, разведка подготовила перспективный план работы с Корсиканцем. Разрешите доложить? Здесь присутствует замрезидента Коротков.
— Заходи через пятнадцать минут. Коротков не нужен, пусть подождет.
Вскоре заместитель Фитина вернулся и радостно сообщил:
— Нарком одобрил план без единой поправки!
Фитин взял протянутую красную папку, открыл ее.
В левом верхнем углу под резолюцией «Утверждаю» (Л. Берия) подписи не было. Ее заменила размашистая, сделанная красным карандашом пометка: «Нарком одобрил. Судоплатов. 26.XII.40».
Фитин подумал: означает ли это, что Берия был полностью согласен с планом или он не захотел брать на себя формальную ответственность за него? Передал документ Короткову:
— Внимательно прочитай еще раз, Александр Михайлович, запомни и выполняй.
Внизу на последней странице под отпечатанной строкой «Читал, усвоил и принял к исполнению» Коротков четко и крупно расписался: «Степанов. 26.XII.40».
Читая не раз этот внушительный документ, я каждый раз ловил себя на мысли о том, что в нем таилась какая-то недосказанность. При этом всегда невольно останавливался на его четвертом пункте (их всего в плане было десять): «Проверить и, в случае подтверждения, детализировать ранее полученные Корсиканцем сведения о военных планах Гитлера в отношении СССР». Хотя мысль о неизбежности войны с Германией проходила красной нитью через весь план, она носила общий характер и никак не затрагивала ее возможных сроков, тем более в ближайшие месяцы 1941 года.
Располагая сегодня значительно большим объемом информации, мы знаем, что уже на следующий день после приема советского посла Деканозова, нанесшего протокольный визит Гитлеру, он 18 декабря 1940 года подписал директиву, известную как «План Барбаросса» — подготовка и осуществление нападения на СССР. Корсиканец, очевидно, располагал на этот счет сведениями, хотя они по ряду естественных причин не могли быть исчерпывающими. Тем не менее он был одним из первых, кто проник в величайшую тайну фюрера. Почему ее дальнейшее раскрытие не стало первым пунктом плана Корсиканца и отодвинулось даже не на второй, а на четвертый план, достоверно и убедительно ответить никто не сможет, а документы, вместо ответов, порой порождают лишь недоуменные вопросы.
В плане работы с Корсиканцем отсутствовали также какие-либо сроки исполнения поставленных информационных задач. Можно только предположить, что документ был рассчитан на значительный период времени и в зависимости от меняющейся обстановки должен был корректироваться.
В первых числах января 1941 года А.М. Коротков возвратился в Берлин и возобновил конспиративные встречи с источниками. Начался новый, интенсивный, особо важный этап в деятельности разведки, по времени совпавший с реализацией командованием вермахта указания Гитлера о тайной подготовке агрессии против Советского Союза. 7 января под покровом глубокой темноты, когда на улицах Берлина и в окнах домов не было заметно ни единой полоски света — результат строго соблюдаемой светомаскировки — Эрдберг посетил квартиру Корсиканца. В отличие от первого знакомства, эта встреча была проникнута взаимной теплотой. Корсиканец поделился с Эрдбергом последними новостями. Не без удивления разведчик услышал, что число единомышленников антифашиста, которых он ориентирует в нужном направлении, приблизилось к шестидесяти.