Об антинацистских взглядах Лемана свидетельствует такое его высказывание: когда в мае 1941 г. «заместитель фюрера по партии и его полновластный представитель» Р. Гесс перелетел в Англию и был в Германии официально объявлен сумасшедшим, Леман сказал: «Ну вот, теперь ясно, кто стоит у власти. Все над нами смеются»[161].
Однако сотрудничество Лемана с Москвой началось еще до прихода нацистов к власти, во времена демократической Веймарской республики. Особенной удачей для советской разведки было то обстоятельство, что с весны 1930 г. Леман в Управлении полиции Берлина отвечал за контрразведывательное обеспечение полпредства СССР. Таким образом, через Лемана НКВД получил доступ к многочисленным ценным документам. Агент «Брайтенбах» поставлял Зарубину такие секретные материалы, как: «Вопросы русского шпионажа», «Разведшкола в Минске», «КПГ и государственная измена», «Советское посольство в Германии». Зарубин сразу же передавал полученные от Лемана сведения в Москву[162].
Начиная с 1932 г. наряду с текущими данными берлинской полиции по контрразведке советская внешняя разведка стала получать от «Брайтенбаха» многочисленные сведения о польских шпионских организациях: в этом году Леман был назначен руководителем польского направления контрразведки. В ноябре 1932 г. «Брайтенбаху» удалось передать советским «кураторам» весь комплект польских дел, которыми располагала германская контрразведка.
Когда в апреле 1933 г. была создана тайная государственная полиция, отдел контрразведки вошел в эту структуру. Леман, получивший чин криминал-секретаря, возглавил в гестапо группу «Борьбы с коммунистическим шпионажем». В марте 1933 г. Леман посетил берлинскую тюрьму Моабит, где содержался вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман и сообщил советской стороне об условиях его содержания[163]. «Брайтенбах» также передал советской разведке список лиц, подлежавших аресту гестапо или высылке, что помогло спасти некоторых из них.
В своем отделе «Брайтенбаху» удалось похитить компрометирующий Москву материал о разведывательных операциях СССР в Германии и их поддержке немецкими коммунистическими группами[164]. Провалом мероприятий абвера и гестапо, направленных против советской разведки в «третьем рейхе», НКВД было обязано Леману.
Даже с помощью перевербованных агентов Коминтерна германским контрразведчикам не удалось достичь заметных результатов в борьбе с советским шпионажем. Среди арестованных в Германии с 1930 по 1941 гг. советских разведчиков были почти исключительно агенты Коминтерна. Ликвидация этой густой, но мало эффективной разведывательной сети не привела гестапо и абвер к победе над советской разведкой: сеть Коминтерна в основном служила лишь для поддержки и прикрытия более ценной агентуры – ИНО и Разведупра Красной армии[165].
На основе информации «Брайтенбаха» в 1934 г. удалось, например, предотвратить готовившийся гестапо арест нелегала ИНО Арнольда Дойча (псевдоним Стефан Ланг). Дойч, который благодаря «Брайтенбаху» остался нераскрытым и выехал в Великобританию, создал там одну из самых успешных советских разведгрупп – «кембриджскую пятерку», куда входили Ким Филби, Энтони Блант, Гай Берджесс, Джон Кернкросс и Дональд Маклин[166].
Среди переданных Леманом советской разведке материалов были многочисленные документы о структуре и характере работы гестапо и абвера, а также обширные досье на руководителей этих шпионских организаций. Ценнейшие данные содержали добытые «Брайтенбахом» шифротелеграммы: советским специалистам по дешифровке удалось взломать германские секретные коды и прочитать их.
В гестапо Леман был вне подозрений: 20 апреля 1934 г., в день рождения Гитлера, он был принят в СС и даже вступил добровольцем в 44-й берлинский штурмовой отряд СС. Летом 1934 г. «Брайтенбах» сообщил НКВД подробности «путча Рема». На основе этой информации нарком внутренних дел Г. Г. Ягода разработал для Сталина подробный доклад о «ночи длинных ножей»[167]. 30 июня 1934 г. в канун «ночи длинных ножей» министр внутренних дел и глава полиции Пруссии Г. Геринг пригласил Лемана среди других полицейских чинов на открытие своей загородной виллы, откуда Геринг и руководил действиями эсесовцев в Берлине[168]. В 1934 г. Леман был переведен в отдел «III-F» управления гестапо Берлина.
Под руководством Гюнтера Патшовского Леман в ранге окружного криминал-секретаря отвечал за обеспечение защиты военных предприятий от иностранного шпионажа. Таким образом, в распоряжение советской разведки попали обширные материалы по германской военной промышленности.
В 1935 г. «Брайтенбах» в силу своего служебного положения получил доступ к информации о сверхсекретной германской программе ракетостроения, которой руководил Вернер фон Браун. В конце 1935 г. Леман принимал участие испытаниях 1,5-тонного жидкостного двигателя для ракеты «A-3» на полигоне Куммерсдорф в 40 км юго-западнее Берлина. В докладе объемом в шесть страниц Леман, в частности, писал: «В лесу, в отдаленном месте стрельбища, устроены постоянные стенды для испытания ракет, действующих при помощи жидкости. От этих новшеств имеется немало жертв. На днях погибли трое»[169]. Доклад «Брайтенбаха» об этом испытании Зарубин немедленно передал в Москву начальнику ИНО А. А. Слуцкому.
17 декабря 1935 г. доклад Лемана был направлен генсеку И. В. Сталину и наркому обороны К. Е. Ворошилову, а 26 января 1936 г. – замнаркома обороны М. Н. Тухачевскому. Начальник Разведупра Красной армии С. П. Урицкий, которому эти сведения были посланы строго для личного ознакомления, возвращая документ, приложил к нему вопросник на 3 листах. В пункте первом вопросника говорилось:
«Ракеты и реактивные снаряды, а) Где работает инженер Браун? Над чем он работает? Нет ли возможностей проникнуть к нему в лабораторию? б) Нет ли возможностей связаться с другими работниками в этой области?»[170].
На эти вопросы «Брайтенбах» дал ответы. В мае 1936 г. он сообщил дислокацию пяти секретных полигонов для испытания новых видов оружия, в том числе особо охраняемого в лагере Дебериц близ Берлина. В июне 1936 г. от «Брайтенбаха» поступило подробное описание системы мощных укреплений, сооружаемой вдоль польско-германской границы и включавшей обширную зону затопления[171].
В том же году руководству СССР были направлены новые сообщения «Брайтенбаха», который докладывал о создании фирмой «Хорх» бронетранспортера; о новом цельнометаллическом бомбардировщике фирмы «Хейнкель»; о новом цельнометаллическом истребителе; о специальной броне, предохраняющей самолет от пуль и осколков снарядов; об огнеметном танке, о зажигательной жидкости. Леман также информировал советскую разведку о том, что на 18 судоверфях Германии начато строительство подводных лодок, предназначенных для операций на Балтике и на Северном море[172].
Даже когда 1 января 1936 г. новым начальником административно-правового управления СД стал Вернер Бест[173], Леман, который перешел в отдел «III-D» – «Контрразведывательные операции и прочие вопросы контрразведывательного характера в отношении противника: Советский Союз», возглавляемый криминальным комиссаром Артуром Феннером[174], продолжал свою разведывательную работу в пользу НКВД.
Поток поступавшей от «Брайтенбаха» информации застопорился лишь в 1936 г., когда в гестапо поступил донос, согласно которому Леман якобы на рубеже 20-х – 30-х годов придерживался антифашистских убеждений. Было проведено служебное расследование, ознакомившись с результатами которого Мюллер вынес вердикт: прекратить дело «за недоказанностью вины». Однако через несколько недель произошел трагикомический случай. Арестованная гестапо некая фрау Дильтей заявила, что советское торгпредство имеет в гестапо своего человека и его фамилия Леман. За «дядюшкой Вилли» в одну из суббот велось наружное наблюдение, о чем ему доверительно сообщил сослуживец – участник операции. Как рассказал впоследствии Леману Феннер, Дильтей сожительствовала с сотрудником гестапо – однофамильцем Лемана. Но тот изменил своей любовнице, которая из чувства мести и сделала ложный донос в полицию[175]. Подозрения с «дядюшки Вилли» были сняты.
В центральном аппарате гестапо работали, по меньшей мере, семь человек с фамилией Леман, из них трое – по имени Вилли. Один из них был в 1941 г. начальником группы отдела «IV-A» в ранге оберштурмбанфюрера СС (подполковника), другой в звании гауптштурмфюрера СС (капитана) служил в отделе «IV-B2». С последним в исторической литературе часто путают Вилли Лемана – «Брайтенбаха»[176], который имел лишь эсесовский чин унтерштурмфюрера, что соответствует общевоинскому званию лейтенанта[177].
Чтобы окончательно рассеять все подозрения, «дядюшка Вилли» 1 мая 1937 г. вступил в НСДАП, получив членский номер 5 920 162[178].
После этого «Брайтенбах» продолжил свою разведывательную работу в пользу СССР. Особую ценность для Москвы имели секретные материалы о новых вооружениях вермахта: танках, боевых самолетах, подводных лодках и даже о химическом оружии.