Херрнштадт в августе 1939 года уехал из Варшавы через Ригу и Таллин в СССР. Ильзе отправилась навстречу неизвестности в Берлин. Теперь она могла рассчитывать лишь на свои силы. На вокзале она сказала своему мужу, каковым считала Херрнштадта: «Нам ещё не удалось сказать друг другу всё, что мы должны были сказать»[224]. Однако больше Рудольф и Ильзе уже не встретятся.
При прощании Херрнштадт сказал, что он восстановит с Ильзе связь через Маргариту Велькиш, к которой придёт некий Пауль с письмом от него. Пауль оказался советским военным разведчиком Николаем Зайцевым (псевдоним Бине[225]), который работал под «крышей» советского торгпредства в Берлине. С Ильзе он встретился 27 ноября 1939 года в одном из ресторанов в пригороде немецкой столицы. Ильзе сообщила, что ей предложили поехать корреспондентом в Москву или сотрудницей министерства авиации в Будапешт. Но советской разведке она была нужна в Берлине, и Зайцев предложил ей попробовать устроиться в МИД. При этой встрече Зайцев передал ей 300 марок на неотложные нужды, ибо Штёбе при отъезде из Варшавы пришлось оставить там практически все свои вещи.
Между тем по заданию Центра члены резидентуры Альты разъехались в сопредельные с СССР страны, которые могли принять участие в нацистской агрессии. Например, Курт и Маргарита Велькиш выехали в Бухарест, где Курт устроился корреспондентом, став одним из самых ценных источников резидента РУ в Румынии полковника Г. М. Ерёмина. Герхард Кегель работал в МИД Германии, даже участвовал в германосоветских торговых переговорах, а в 1940 году был переведён на должность советника по экономике немецкого посольства в Москве. Его контакты с Разведупром стали регулярными. Фон Шелиа также поступил на работу в информационное управление МИД. 9 декабря 1939 года барон передал Альте свои первые и абсолютно точные сведения: весной 1940 года Гитлер намерен нанести удар по Бельгии, Голландии и Франции.
В мае 1940 года Ильзе удалось устроиться референтом по связям с прессой информационного управления МИД – теперь они с фон Шелиа работали в одном подразделении. Альта готовила статьи для прессы, которые немецкие посольства за рубежом должны были «продвигать» в иностранные СМИ.
Лето 1940 года выпало для советской разведки весьма жарким. Прилагались все усилия, чтобы раскрыть планы немцев. Ильзе работала так интенсивно, готовя по вечерам донесения для Центра, что однажды от изнеможения упала прямо на улице. Врачи настоятельно рекомендовали ей отдохнуть, но было не до отдыха.
31 июля 1940 года на совещании в Бергхофе с высшим командованием вермахта Гитлер заявил, что Россию надо уничтожить весной 1941 года. Фон Шелиа сообщил об этом Альте, причём слова фюрера он передал практически дословно.
Рудольф фон Шелиа
В сентябре 1940 года резидент Центра в Берлине полковник Н. Д. Скорняков (псевдоним Метеор, работал под «крышей» помощника советского военного атташе по авиации) развёрнуто сообщил в Москву данные, полученные им от Альты и Арийца о начавшейся переброске германских войск на границу с СССР. В сообщении говорилось также о нервном истощении Ильзе Штёбе. Когда в августе 1940 года она уехала лечиться на воды в Карловы Вары, врач отказался прописывать ванные, так как Ильзе не могла даже ходить. К тому же сильно болели почки и печень. Центр выслал Ильзе деньги на лечение, но все же в октябре 1940 года ей пришлось взять отпуск по болезни, а с 1 января 1941 года вообще уволиться из МИД.
Ильзе просила руководство РУ через Херрнштадта (они обменивались письмами, которые передавались во время личных встреч Альты с советскими разведчиками) разрешить ей на время уехать в Чехию, ближе к минеральным источникам. Но тучи вокруг СССР сгущались, и Центр не мог обойтись без нелегального резидента в Берлине.
18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21 о подготовке войны против СССР – «План Барбаросса». Вермахт должен был полностью изготовиться для удара в любой день начиная с 15 мая 1941 года. Особое внимание фюрер приказал уделить маскировке и дезинформации противника. Директиву отпечатали лишь в 9 экземплярах. Тем не менее фон Шелиа узнал о ней и уже 28 декабря сообщил об этом документе Альте. На следующий день эти сведения были доложены Сталину[226]. В Москве сначала не поверили – там считали, что визит наркома по иностранным делам В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 года урегулировал все спорные вопросы с Германией. Начальник РУ ГШ РККА генерал-лейтенант Ф. И. Голиков (занимал эту должность с июля 1940 г.) дал поручение перепроверить информацию. 4 января 1941 года фон Шелиа подтвердил: война против СССР запланирована на весну 1941 года.
Между тем Альта продолжала бить тревогу. В конце февраля 1941 года в Москву была передана чрезвычайно важная информация со ссылкой на «высокопоставленные круги»: Гитлер намерен начать войну против СССР 20 мая 1941 года. На тот момент это являлось истиной – лишь удар вермахта по Югославии и Греции в апреле 1941 года, решение о чём было принято только 28 марта 1941 года, отодвинул сроки реализации «плана Барбаросса» примерно на месяц.
Информация Альты содержала удивительно точные подробности военных планов немцев: «Формируются три армейские группы под командованием маршалов Бока, Рундштедта и фон Лееба. Армейская группа “Кёнигсберг” будет наступать в направлении на Петербург, армейская группа “Варшава” – в направлении на Москву, армейская группа “Познань” – в направлении на Киев. Сроком наступления необходимо считать 20 мая. Запланирована колоссальная битва на окружение Пинской области с участием 120 дивизий с немецкой стороны… Уже построены бронепоезда с русской колеёй»[227].
Таким образом, Москва получила точный сценарий развития агрессии и даже имена командующих армейскими группами вермахта. Отметим, что Штёбе первая сообщила в Москву о направлении главного удара вермахта – Белоруссия, в то время как многие кадровые советские разведчики, оказавшись жертвой дезинформации, сообщали, что основной удар придётся по Украине.
С 1 марта 1941 года Штёбе по протекции фон Шелиа устраивается на работу в фармацевтический концерн «Лингнерверке» в Дрездене, а в середине месяца ей удаётся уточнить сроки предстоящей нацистской агрессии – война начнётся от 15 мая до 15 июня. В любом случае войну следует ждать самое позднее в июне.
20 марта 1941 год генерал-лейтенант Ф. И. Голиков подготовил доклад для руководства страны «Высказывания (оргмероприятия) и варианты боевых действий германской армии против СССР». В нём имелись и сведения, полученные от Штёбе, о возможных сроках начала войны. Однако в Москве их посчитали дезинформацией. Ильзе как будто чувствовала это. В письме к Херрнштадту 25 апреля 1941 года она писала: «Как тяжело наблюдать всю подготовку к предстоящему конфликту, держите глаза открытыми и не обманывайте себя»[228]. Последние слова в письме были подчёркнуты.
В этот же день развёрнутую записку в Центр направил советский военный атташе в Берлине генерал-майор В. И. Тупиков, который также сообщал о близком нападении Германии. В мае 1941 года с руководством РУ на конспиративной квартире в Москве встретился Герхард Кегель, работавший в германском посольстве в Москве. Он подтвердил, что война начнётся в ближайшие недели.
10 мая Штёбе вновь предупредила, что развёртывание германской армии в Польше идёт полным ходом, а все умиротворяющие заявления Берлина (что, мол, войска в Польше отдыхают вне пределов действия английской авиации) являются дезинформацией.
7 июня 1941 года состоялась последняя встреча Штёбе с Зайцевым – его отзывали в Москву. Ильзе сказала, что война неизбежна, хотя сроки «кампании против России перенесены после 20 июня». Встретившись через 5 дней со своим новым куратором А. И. Старицким (псевдоним Таль), она подтвердила, что война начнётся с 15 по 20 июня. Но и эти, казалось бы, последние данные буквально на следующий день разведчица уточнила: война начнётся между 22 и 25 июня. Такую информацию она получила от фон Шелиа со ссылкой на верховное командование вермахта (ОКВ). 20 июня барон сообщил окончательную дату – 22 июня. Штёбе 21 июня вызвала А. И. Старицкого на встречу, но тот не пришёл. Ильзе сама отправилась к советскому посольству, но, увидев, что оно уже находится в кольце гестаповцев, поняла, что опоздала. Когда девушка услышала по радио сообщение о начале войны, она заплакала.
В тот же день весь персонал посольства и торгпредства СССР был интернирован и под усиленной охраной отправлен в Турцию, где наших дипломатов обменяли на сотрудников германского посольства в Москве. При отъезде германских дипломатов на вокзале в Курске сотрудник РУ сумел сунуть Герхарду Кегелю записку с радиошифром и адресами Альты и «музыканта» – радиста Курта Шульце (псевдоним Берг)[229]. Кегель запомнил шифр и уничтожил записку. Однако никто не знал, что Шульце с 1939 года жил в своём доме в Карове (под Берлином), на его участке отсутствовало электричество, и он не мог пользоваться имевшейся у него рацией.
В августе 1941 года Кегель, продолжавший работать в МИД, фон Шелиа и Штёбе встретились в Берлине. Кегель передал информацию о Шульце, но на контакт с ним выходить не решились, ибо лично его никто не знал. Было решено на случай возможного ареста признавать лишь то, что гестапо и само смогло бы доказать.
Потеря связи с Центром делала бессмысленной всю работу разведчика. Ильзе хотела выйти на Москву через работавшего в Бухаресте Велькиша, но тот сообщил, что и его контакты оборвались в июне 1941 года. Москва также пыталась разыскать Штёбе. В конце августа 1941 года РУ шифровкой поручило своему резиденту в Брюсселе Анатолию Гуревичу (псевдоним Кент) выехать в Берлин и восстановить там связь с резидентурами НКГБ и РУ. В шифровке назывались адрес Фриды – матери Альты и подлинное имя разведчицы – Ильзе Штёбе. Ей Гуревич должен был также передать привет от Рудольфа X., то есть от Херрнштадта, свой радиошифр и тысячу марок наличными в качестве материальной помощи. Если встреча с Ильзе не состоится, Гуревичу поручалось навестить радиста Шульце (в шифровке также указывались его адрес и имя жены). В Москве не знали, что оживлённый радиообмен с Брюсселем запеленговали радиотехнические службы немцев в Праге. Радиограмму передали в Берлин, но она не поддавалась дешифровке.