Братья молча переглянулись: с этим ненормальным было бесполезно дискутировать. Да они и пришли сюда не для разговоров о политике.
– Ты знаешь такую девушку – Сюзанну Жирардон? – внезапно спросил Эрве.
Тот молча ухмыльнулся.
– Так знаешь или нет? – повторил Мерш, начиная терять терпение.
– Ну знаю, и что?
– Нам сказали, что у нее есть дружок среди ваших.
– Дружок? Да они все через нее прошли, еще бы…
Бедная загубленная Сюзанна – не такой эпитафии она заслуживала…
– А ты, случайно, не преувеличиваешь? – одернул его Эрве.
Маоист указал им на сад, где сидели на траве группы студентов – болтая, споря, затевая новые акции.
– Вожделение, – пробормотал он, – вот еще один враг революции… – И, обернувшись к братьям, пристально взглянул на них, сказав при этом: – Нельзя поддаваться вожделению, оно разлагает людей, понятно вам?
– Нет.
– Сюзанна оскверняет нашу чистоту. Крадет ее у нас. Причем эта осквернительница выбирает себе дружков среди тех, кто больше всего предан делу революции, и тем самым развращает их!
– Ну и кого же она развращает прямо сейчас?
Маоист искоса взглянул на братьев:
– А к чему эти вопросы?
– Сюзанна нигде не появлялась после пятничной демонстрации, мы за нее волнуемся.
Левак ответил им сальной усмешкой:
– За такую девчонку волноваться не стоит. Вы всегда найдете ее в каком-нибудь укромном уголке…
– Так с кем же она в этом уголке?
Тот скривился и презрительно бросил:
– С Массаром. С Дени Массаром.
– И где его найти?
– Только не здесь. Он теперь принадлежит к иному миру.
Парень произнес это полушепотом, не то почтительно, не то загадочно.
– Что? К какому миру?
– Это посвященный.
– Что-что? – переспросил Мерш.
– Я тебе потом объясню, – шепнул ему Эрве.
Жан-Луи уловил перемену в его голосе. Словно речь зашла о святом… а может, о дьяволе… поди пойми.
– И где его искать? – спросил Эрве.
– Забастовочный пикет «Ситроена», Порт-де-Шуази.
Жан-Луи повернулся и тихо приказал:
– Сваливаем.
Братья уже выходили из сада, когда до них донесся голос маоиста:
– Он выше всех, он повелитель!.. Царь!
– Ты должен кое-что понять, – объяснил Эрве брату, когда они сели в «дофину». – Маоисты страдают одним комплексом…
– Ты уверен, что только одним?
– Они страдают оттого, что не являются рабочими. По сути дела, их идол – не сам Мао, а народ, народные массы. Но что бы они ни говорили, что бы ни делали, все равно сами они останутся мелкими буржуа, которые всегда жили в достатке и никогда не страдали.
– Потому что им ко всему прочему полагается еще и страдать?
Они снова ехали по улицам сквозь этот послеполуденный зной, точно дергано плыли в лодке по зеркальным водам озера. Правда, под скрипы и скрежет дряхлой «дофины», которые она издавала при каждом толчке. Не машина, а ржавая консервная банка с несколькими жалкими лошадиными силами под капотом – вот что это такое.
– Каждый настоящий маоист стыдится своего происхождения. Ему хочется быть пролетарием, благоговеть перед пролетариатом.
– Да, я уже заметил, что им незнакомо чувство юмора. Но ты мне так и не разъяснил, что такое посвященный и с чем его едят?
– Маоисты, как и монахи, стремятся посвятить себя своему идолу, прибегают к бичеванию. Некоторые из них решили стать рабочими. Отказаться от всех прежних благ, чтобы примкнуть к своим товарищам по убеждениям. О таких говорят: «Они нашли свое место». В их понимании только простые пролетарии могут чему-нибудь научить образованных людей, а не наоборот.
Мершу уже слегка обрыдли эти ненормальные. Но склонность Сюзанны к таким парням была важным фактором в деле раскрытия убийства. Ее нынешний имидж – свихнувшаяся девчонка, полунимфоманка-полумаоистка – не внушал ему доверия. Он чуял во всем этом что-то другое… Какой-то поиск… Сюзанна преследовала определенную цель – он был в этом уверен.
А Эрве, войдя во вкус, продолжал вещать:
– В маоистской иерархии такие посвященные, проповедующие свое учение на заводах, считаются аристократами. Это нечто родственное католичеству, понимаешь? Чем ты ниже, тем выше твой дух. Вспомни о нищих странствующих монахах – вот это примерно то же самое. Чем ниже ты опустился, тем ближе стал к небу.
Так, может, убийца – из числа подобных фанатиков? Мерш в этом сомневался. Такие парни в душе своей были диктаторами. Они, конечно, не отрицали убийств – нет, напротив! – но проповедовали массовые убийства, долженствующие очистить общество от капиталистической скверны. То есть ничего общего с тем типом, который принес в жертву Сюзанну во имя некоего тайного ритуала, во имя своего собственного – личного – безумия.
– У маоистов, – продолжал Эрве, – посвященные пользуются большим авторитетом, так как добавляют к внешней жертвенной стороне служения еще и «внутреннее содержание». Они вправе высказываться от имени масс, ибо являются их частью.
Тот бородач на улице Ульм произнес слова, очень заинтересовавшие Мерша. «Сюзанна оскверняет нашу чистоту. Крадет ее у нас…» Что он хотел этим сказать? И почему девушка примкнула к этим террористам-идеалистам? Из политических убеждений? Или по какой-то иной причине?
– Ты сейчас куда? – внезапно спросил Эрве.
– В морг.
– Я тебе буду нужен?
– Да нет, не особенно.
– Тогда подвези меня к «Мартену», я оставил там свой велик.
Жан-Луи послушно свернул в сторону улицы Вожирар: опытный вояка, он знал, что своих солдат надо беречь, особенно если они не профи.
Эрве и в самом деле пора было вернуться в свое гнездышко и насладиться «негром в рубашке» – тошнотворным десертом из бананов, шоколада и сметаны; Жан-Луи помнил это фирменное блюдо бабушки, бывшей модистки.
Когда он задумывался о благополучном житье-бытье младшего брата, ему на память приходили прежде всего эти вот лакомства – такие приторные, что и завидовать не хотелось, даром что его-то никто не баловал и жизнь он познавал не на бабушкиной кухне, а на помойке, на куче дерьма, вот оно как…
Ну а главное, на сегодняшний вечер у него была намечена своя программа.
Притом сольная.
– А я тебе подтверждаю то, что сказал вчера.
– Да ты не сказал мне ничего путного…
– Я сказал, что убийца знает свое дело. Я имею в виду: разбирается в человеческой плоти. Он рассек тело жертвы от линии ключиц до лобка. Уверенно и профессионально.
– Каким оружием он пользовался?
Даниэль Герен достал с полки предмет и выложил его перед сыщиком на каталку.
– Я бы сказал, что таким вот садовым ножом. Фирма Opinel, номер десять.
Стальное нержавеющее обоюдоострое лезвие длиной около восьми сантиметров. Сталь хорошего антикоррозийного состава. Но это все не важно. Важно, что такими ножами часто пользуются в деревнях.
Мерш взял нож за рукоятку из оливкового дерева. Она, как и лезвие, была изогнутая, что делало это орудие убийства особенно опасным.
– Где ты его раздобыл?
– На базаре около Ратуши. Идеальный инструмент для подрезки кустов или для сбора винограда. А еще такими пользуются плетельщики корзин.
Сыщик положил нож на место. Теперь он знал об убийстве гораздо больше.
Герен повернулся к скрытому под простыней трупу. Сунув руки в карманы, с сигаретой в зубах, он смотрел на невидимое сейчас мертвое тело, которое сам вскрывал, исследовал, щупал, а потом зашил, предварительно вернув органы на место. Или нет?
– Это всё? – спросил Мерш.
Патологоанатом стряхнул на пол сигаретный пепел. Смесь запахов формалина и табака вызывала у Мерша головную боль.
– Ты хочешь знать, что она ела накануне вечером?
– Нет.
– Или когда у нее были последние месячные?
– Хватит. Укажи мне на что-нибудь, что позволило бы продвинуться вперед.
Герен рывком поднял простыню. Теперь тело было вымыто. Мерш снова увидел детское лицо Сюзанны – только сейчас оно казалось вылепленным из серой глины с синеватыми бликами.
– Все, что ты видишь вот здесь, – это вторичные разрезы.
– Ты хочешь сказать, что он ее кромсал уже после смерти?
– Да. Он прикончил ее, задушив махровым полотенцем – мне его привезли. Или же сперва искромсал и подвесил к потолку, а потом уж распотрошил. Девчонка могла задохнуться, крича сквозь полотенце.
– А как он извлек внутренности?
– Думаю, просто руками. А затем сделал надрезы, которые ты тут повсюду видишь.
Сыщик закурил сигарету и только после этого заставил себя оглядеть глубокие зияющие раны на теле – на плечах, на ногах, на груди и животе. Они ясно свидетельствовали о звериной, труднообъяснимой ярости. Убийца будто вымещал на Сюзанне свою ненависть ко всем женщинам, к плотским желаниям… а может быть, мстил за собственное бессилие…
– Ну а укусы?
– О, вот тут я обнаружил кое-что интересное. И неожиданное…
Герен запахнул простыню, как опускают театральный занавес. И, отвернувшись, начал копаться в одном из отделений картотеки, осторожно перебирая документы, словно его папки были человеческими органами, а страницы – клочками кожи, предназначенными для анализа. Наконец он достал пачку машинописных листков.
– Вот что я нашел в глубине укусов – если это вообще укусы! Лично я не знаю никого, кто имел бы такой рот. Это следы зубов или когтей. Я отдал их на анализ, и там обнаружились частицы кератина – это разновидность протеина, часто встречающаяся у живых существ. Кератин – главный компонент волосяного покрова на теле, шерсти, перьях, а также на рогах, когтях и клювах многих животных и птиц.
– То есть убийца заставил участвовать в этом какое-то животное?
– Именно так. Избавлю тебя от подробностей, но вокруг этих ранок обнаружились красные следы, какие бывают при сосании.
– И что это значит?
– Что какой-то зверь сосал кожу до тех пор, пока под ней не лопнули кровеносные сосуды.