[59] и еще шарманка, которая была у него в детстве; она наигрывала песенку «Моя прекрасная елка».
И не спрашивайте у меня, почему…
Цирк… Мерш всегда его ненавидел. Этот запах опилок и зверей, эти дурацкие репризы, оркестр, состоящий из одних только труб да медных тарелок, сквозняки, дувшие вам в спину так, что вы дрожали от холода на своей скамейке… И вот он снова бродит между покосившимися фургонами и клетками, поставленными прямо на землю.
Его встретили запахи цирка – вонь прелой соломы и спящих животных. И сквозь прутья клеток он невольно высматривал львов с тусклыми гривами, унылых обезьян, дремлющих собак… Казалось, весь этот замкнутый мирок кемарит в ожидании конца антракта, чтобы снова взяться за работу. Единственное преимущество цирковых повозок состояло в том, что на них значились имена хозяев, выписанные цветными буквами в затейливых рамках.
Наконец он обнаружил то, что искал, – фургон на колесах, с надписью по бокам: «Сара, знаменитый медиум»; внизу была разъясняющая иллюстрация – Шахразада с пышными формами и лицом, наполовину закрытым черной вуалью, поверх которой смотрели два глаза, обведенные черной же краской. Он трижды громко стукнул в дверь и испугался: вдруг она упадет.
– Кто там?
Мершу захотелось отпустить шутку: мол, что же это за провидица, если не может угадать, кто таков ее ночной гость?
Но он удержался и коротко ответил:
– Полиция!
Вместо танцовщицы под семью покрывалами ему пришлось удовольствоваться низенькой женщиной лет пятидесяти. Черное платье с пуговками на манжетах, белый воротничок с острыми уголками. Лицо серьезное, на очках вместо дужки веревочка; перманент с крутыми, сбрызнутыми лаком завитками, спадающими на правый глаз: заколки тщетно пытались сдержать эту непокорную гриву.
Жан-Луи еще не успел сесть, а Сара уже достала карточную колоду. Ее манера тасовать карты – главный признак профессии – и массивные перстни, сверкавшие чуть ли не на всех пальцах, свидетельствовали не только о владении ремеслом гадалки. Скорее, это походило на сообщничество, на некую давнюю связь, основанную на взаимном доверии…
– Бросьте, мадам. Я пришел не за этим.
Маленькие глазки хищной ночной птицы впились в него поверх очков.
– Сюда всегда приходят только за этим.
Мерш порылся в кармане куртки:
– Сегодня карты тасую я.
И выложил на стол фотографии трупа Сюзанны. Гадалка застыла от ужаса, потом несколько раз перекрестилась.
– О господи… Кто же сотворил такое?
– Вот в том-то и проблема. Вам знакома эта поза?
– Поза?
Только тут Мерш заметил, что положил снимки вверх ногами, отчего гадалке показалось, будто Сюзанна стоит на одной ноге. Он резко развернул фото. И вдруг обратил внимание на то, что Сара косит на левый глаз. С таким дефектом зрения да еще при эдакой гриве, спадавшей на другой глаз, дамочка вряд ли хорошо видела. Но может, именно поэтому она лучше прозревает нечто потустороннее – будущее, прошлое? И невидимое…
Как бы то ни было, сейчас гадалка утратила дар речи.
– Ну так что это за поза?
– Это… это поза Повешенного.
– Точно. И что же она означает в картах Таро?
– Я не могу вам ответить. Повешенный сам по себе ничего не означает.
Она говорила полушепотом. Из ее рта, напоминавшего куриную гузку, сочилась слюна.
– Ну-ну, все же постарайтесь.
– Карты… они, знаете ли, как жизнь, – пробормотала она. – Любое событие, взятое в отдельности, не имеет смысла. Его всегда нужно объяснять в сочетании с другими, сопутствующими… Простите, вы не могли бы убрать эти снимки?
Жан-Луи спрятал фотографии.
– А теперь покажите мне карту с Повешенным, – приказал он.
Постукивая перстнями, гадалка перебрала карты и вытащила из колоды человека, подвешенного за одну ногу не то к древесному суку, не то к виселице. Красные шоссы, синие башмаки с загнутыми носами, синий камзол, волосы того же цвета… Казалось, он то ли грезит, то ли чего-то ждет, откинув голову и заложив руки за спину…
– Повешенный – это двенадцатый аркан марсельского Таро. – И Сара указала на перевернутое тело. – Вот видите – это поза ожидания, отдыха.
– Но не поза несчастья или невезения?
– Нет. Повешенный ждет, он предоставляет событиям прийти к нему… Но сам не вмешивается, просто смотрит и размышляет. Эта карта означает… как бы сказать поточнее… терпение и покорность судьбе.
– То есть ничего отрицательного, угрожающего?
– Она может указывать и на тюремное заключение. К примеру, я попала в какое-то безвыходное положение. Не могу сдвинуться с места. Ничего не могу сделать… Или же это зависимость от кого-то или чего-то, понимаете?
Наступила пауза. Жан-Луи барабанил пальцами по столу – то ли нервно, то ли разочарованно, то ли все вместе.
Гадалка продолжала, теперь уже увереннее:
– Повешенный советует вам ждать – ждать и размышлять…
Мерш почувствовал, как ему за воротник стекает струйка пота. Этот фургон – настоящая парилка, а он сидел, не сняв куртки.
– Только не думайте, что он появился в вашей жизни случайно. Здесь случайностей не бывает – есть только встречи.
– Ну-ну, приберегите ваши бредни для дурачков!
Внезапно ее цепкая рука легла на пальцы Жан-Луи.
– Послушайте меня: вы ведь ищете убийцу, так?
– От вас ничего не скроешь.
– А я вижу кого-то другого. Кого-то очень близкого к вам. Вижу, как вы идете вдвоем…
Мерш с трудом сглотнул слюну. Внезапно открылась какая-то новая область его мозга – нечто вроде личного кабинета, который он старательно держал на замке. Царство суеверия, чего-то неведомого, зыбкого…
И теперь сыщик боялся этой маленькой, вроде бы обыкновенной женщины, обладавшей такой необъяснимой проницательностью…
– Вы ведь братья, не так ли?
– Да, – в ужасе пробормотал он себе под нос.
Пальцы гадалки еще крепче впились ему в руку; зловещий взгляд сверлил его лицо.
– Вы думаете, что преследуете убийцу, а на самом деле это он преследует вас.
– Что?!
– Вы его разыскиваете, верно? Но одновременно и он охотится за вами, понимаете?
Мерш резко вырвал руку из пальцев гадалки и вскочил, стукнувшись головой о потолок.
– Я пришел сюда не для того, чтобы слушать ваши бредни!
Сыщик уже отступал к двери, когда гадалка протянула к нему руку, расставив пальцы буквой V – символом победы.
– Он вас ищет. Но не вас одного. – Тут она воздела эти два пальца к потолку. – Он ищет вас и вашего брата.
Не отрывая взгляда от ее совиных глаз, Мерш ощупью нашел дверную ручку. Фургон качался из стороны в сторону, точно лодка на волнах.
– Вы… вам больше нечего мне сказать?
Гадалка прикрыла глаза и провела языком по губам. Потом скупым жестом перевернула верхнюю карту колоды. Сыщик ровно ничего не понимал в этих фокусах – он чуял только одно: эта карта сулила катастрофу.
Там был изображен скелет с косой в руке; он стоял на черной земле, откуда высовывались головы, руки, ноги…
– Это еще что? – еле слышно пролепетал сыщик. – Смерть, что ли?
– Нет. Это Безымянный Аркан, тринадцатый аркан марсельского Таро.
– И что же… что он означает?
– Что нужно начисто забыть о прошлом. Освободиться от всего, что вам мешает.
– Не понимаю.
Гадалка указала пальцем на нижнюю часть карты:
– Черная земля – это бессознательное. Истина – внутри вас. Там-то и нужно ее искать.
– Вы о ком это говорите?
– О вас обоих, да-да… Два брата, верно? Значит, два лика одной и той же реальности.
– Бессмыслица какая-то…
Сара подняла голову. Казалось, теперь эта женщина с ее круглыми глазами и дерзкой завивкой подшучивает над ним.
– Убийца… – пробормотала она, облизывая губы. – Он ждет, он наблюдает… Делайте то же самое, и вы узнаете.
– Да вы просто безумная старуха!
Жан-Луи рывком распахнул дверь, но потом внезапно остановился на пороге.
– А почему у вас такой черный язык?
Гадалка бегло усмехнулась, и сыщик отчего-то подумал о ключике от ящика Пандоры.
– Потому что мое слово писано несмываемыми чернилами. Я подобна книге. Я – словарь минувшего и будущего. Я – порождение дней и ночей.
Николь рассказала сыщику далеко не все. А собственно, почему она должна была поступить иначе? Либо ты соглашаешься сотрудничать, либо нет. Самой важной информацией, которую она скрыла, было имя дружка Сюзанны. Не сказать, что он был главным и постоянным любовником, но все же, несомненно, много для Сюзанны значил. И звали его Дени Массар. Николь видела его пару раз, не больше, но сразу же поняла, почему Сюзанна сходит по нему с ума. Этот парень – красивый, темпераментный, восторженный – был студентом «Эколь Нормаль», но бросил все, чтобы стать своим на заводах «Ситроен» в Жавеле. Кто мог с ним сравниться?! И вот Николь, после ночи, проведенной в слезах, молитвах и раздумьях, приняла важнейшее решение – провести собственное расследование.
Ведь именно она лучше всех знала Сюзанну. Могла восстановить в памяти последние дни подруги, расспросить всех, с кем та общалась, и в итоге напасть на след убийцы, заставшего ее врасплох… Да, она сделает это, притом куда быстрей, чем сыщики, которые завязли в студенческой среде, словно охотники, заплутавшие в утином болоте.
Человек, который приходил к ним домой и расспрашивал Николь, внушил ей только злость и отвращение. Типичный фашист, который сперва бьет, а уж потом задает вопросы…
Настоящий зверь, наверняка бывший каратель, воевавший в Алжире, где убивал направо и налево, палач и мерзавец. Разве такой субъект способен разыскать убийцу Сюзанны? Да никогда в жизни!
Вдобавок этот план поможет ей унять горе. Не хочет она сидеть и лить слезы как последняя идиотка! Сперва она понадеялась на помощь Сесиль, но после телефонного разговора с подругой поняла, что та не потянет. Сесиль была не готова разыгрывать сыщицу. Так что пускай остается дома и рыдает, пока она, Николь, занимается всем этим.