– Что-о-о?
Сыщик нагнулся, не вынимая рук из карманов, словно ему было холодно.
– Точно, Сюзанна занималась йогой, – подтвердил Эрве. – Я даже однажды провожал ее на занятия.
– И ты только сейчас мне это сообщил?!
– Да я, честно говоря, не думал, что это важно.
Сыщик повернулся к Николь и недоверчиво уточнил:
– Так это действительно важно?
– Я думаю, да. Во всяком случае, мне кажется, что Сюзанна интересовалась еще и тантризмом.
– Чем-чем?
– Тантризм – это мистическая практика, родившаяся из индуизма и буддизма. Нечто очень сложное.
– Я ничего не понимаю в твоих бреднях!
– Меня это не удивляет, – отрезала Николь и раскурила новую сигарету. Ее уже больше не трясло: теперь в этой игре вела она. И потому, выдохнув облако дыма, презрительно сказала: – Я, конечно, не сыщик, но я хорошо знала Сюзанну. И я, без сомнения, одна из тех немногих в Париже, кто может разъяснить вам, что такое тантризм.
Пират почесал в затылке – вот уж и впрямь невежа!
– И какое же отношение эта хрень имеет к убийству?
– Не знаю. Но это убийство, – и Николь указала кивком на снимок, лежавший на капоте машины, – очень похоже на жертвоприношение, вы согласны? Жертвоприношение под знаком йоги.
Вместо ответа сыщик разъяренным жестом чиркнул зажигалкой, чтобы раскурить новую сигарету, – ни дать ни взять фокусник, извергающий огонь изо рта…
– Поехали с нами.
– Куда это?
– Нужно выпить кофе. Мы поставили машину тут, рядом.
– Я приехала на велосипеде.
– Плевать мне на твой велосипед. Ты сядешь с нами в машину.
– Даже речи быть не может. Я…
– Заткнись!
Николь умела распознавать приказ, когда его высказывали таким тоном. Возражать было бесполезно. И вдобавок она понимала, что оказалась именно там, куда хотела попасть, – в самом средоточии расследования.
Непонятно почему, но Мерш привез их в кафе «У Мартена», на углу улиц Вожирар и Месье-ле-Пренс, где кучковались длинноволосые юнцы и иммигранты, похожие на греческих пастухов.
– Съесть что-нибудь хочешь?
Сыщик задал этот вопрос сквозь зубы, так, словно нехотя соблюдал старинную традицию гостеприимства.
– Да, сэндвич с ветчиной и кофе.
Он обернулся к брату:
– Мне то же самое. Можешь нам заказать? За мой счет.
Николь посмотрела вслед худенькому юноше, идущему к стойке, и ей вспомнилась их воскресная утренняя церемония. Несмотря на то что Эрве вел себя вполне благонравно, она заметила, как его зачаровали ее трусики.
Николь резко спросила Мерша:
– Зачем ты его втянул?
Жан-Луи усмехнулся: видно было, что он одобряет это неожиданное сообщничество «взрослых».
– Он мне нужен.
– А мне кажется, что ему не очень-то это нравится.
– Нравится – и больше, чем ты думаешь.
– Вы росли вместе?
– Нет.
– А родители у вас общие?
– Нет.
Он протянул Николь свою пачку «Житан» без фильтра. Как ни странно, рисунок на ней – танцовщица фламенко – гармонировал с этим типом: те же слишком длинные волосы, те же цыганские ухватки[60].
Николь взяла сигарету, решив укрепить тем самым их сообщничество; они дружно закурили, и Николь увидела в этом новый символ: они разделили один и тот же огонь.
– Ты не слишком-то разговорчив.
– Обычно это я задаю вопросы.
– Да уж вижу.
Эрве подошел к их столику с тремя чашками кофе:
– Сэндвичи сейчас принесут.
– Ну, рассказывай мне о Сюзанне и ее религиозных убеждениях, – скомандовал Мерш.
Николь отпила кофе (брр, горький, как хина!) и, отодвинувшись от стола, взглянула на обоих братьев:
– По правде говоря, я и не знала, что они у нее были… И когда Массар мне о них рассказал, я просто обалдела. Мне было известно, что она занимается йогой, – вот и все. Мы с ней поклялись ничего не скрывать друг от дружки, но, как видите, она нарушила этот уговор.
– У всех есть свои тайны.
– Вот типично полицейское утверждение!
Мерш ничуть не обиделся; он повернулся к брату:
– А ты ходил с ней на сеансы йоги?
Эрве пожал плечами:
– Ну да, в один из вечеров, когда не было демонстрации.
– А когда именно?
– Дней десять назад.
– Где?
Эрве снова пожал плечами:
– Да забыл я… Где-то в Десятом округе – кажется, на улице Паради…
И тут вмешалась Николь:
– А я вспомнила: она мне рассказывала об одном центре йоги, которым руководит индус, некий Гупта.
– Верно! – воскликнул Эрве. – Это их учитель. Такой тип с длинной полуседой бородой. С виду настоящий гуру.
– Настоящий кто?
Николь возвела глаза к потолку:
– Ты не знаешь, кто такие гуру?!
– Нет.
– Ну и ну! Плохо же у вас в полиции с образованием! – сказала она с наигранной скорбью.
– Спрячь свою образованность сама знаешь куда и объясни мне внятно.
– Гуру – это духовный отец, религиозный наставник. В Индии их тысячи, и некоторые уже получили известность в Европе и в Штатах.
– Ну надо же!.. – отозвался сыщик с нескрываемым сарказмом.
Однако Николь твердо решила воспользоваться моментом и просветить этого типа:
– Пора тебе забыть о своем комиссариате и узнать, что индийская философия стала популярной во всем мире. И битлы, и «Бич Бойз» – все они приобщились к трансцендентальной медитации благодаря Махариши Махеш Йоги[61]. Тимоти Лири, пророк ЛСД, утверждает, что «психоделизм» и «восточная религия» – две стороны одного и того же явления… И большинство наших уважаемых выходцев из Сорбонны вновь открывают для себя книги Германа Гессе и Рене Генона[62]. Настало время высокой духовности, вот так-то, господин сыщик: в настоящий момент Ачарья Раджниш[63] внедряет свою динамическую медитацию, а тысячи адептов на Западе практикуют истинную йогу Шри Ауробиндо[64]. – Николь выпалила все это единым духом и осталась вполне довольна своей тирадой. А под конец, раскинув руки, объявила: – Достаточно только посмотреть вокруг!
И действительно, вокруг сидели молодые люди с длинными волосами – одни в оранжевых шелковых штанах, другие в вышитых жилетах, третьи в лохматых афганских шубах, от которых, должно быть, несло козлом, четвертые в рубашках или кителях с воротником-стойкой, в духе Неру или Мао… И все они, мужчины и женщины, носили серебряные украшения, деревянные бусы, цветы в волосах… Настоящая карнавальная толпа, выглядевшая так, словно она ожидала прибытия поезда счастья на платформе вокзала в Катманду.
– О’кей, – сказал Мерш тоном примерного мальчика, усвоившего урок. – Так ты, значит, думаешь, что Сюзанна примкнула к хиппи?
– Конечно нет! Ее вдохновляло только одно – политическая борьба.
– Что-то я тебя не понимаю.
– На самом деле Сюзанна скрывала от нас свою тягу к духовности. Не знаю почему. Массар сказал, что она отдавала предпочтение другому…
– И чему же?
– Скорее всего, тантризму; не исключено, что этот тип – Гупта – посвятил ее в свое учение.
– А в чем оно заключается?
– Это учение, состоящее из таинственных ритуалов и верований, развивалось на Востоке в течение многих веков, наряду с индуизмом и буддизмом. Некоторые даже считают, что оно близко к колдовству. Это малоизученная традиция, так как ее адепты действуют тайно…
– Ну и с чего ты взяла, что Сюзанна интересовалась этим?
– Я основываюсь на ее отношении к сексу.
Мерш недоуменно поднял брови.
– Массар мне кое в чем признался. Сюзанна сопровождала их секс множеством каких-то странных ритуалов, которые можно связать с тантризмом.
– Потому что эта традиция интересуется сексом?
– Да, это одна из ее особенностей. Индуизм и буддизм призывают к очищению души через аскезу, тогда как тантризм включает в свои ритуалы самые прозаические человеческие функции, такие как секс. Я в этом, конечно, не разбираюсь, но знаю одно: его адепты думают, что, занимаясь любовью, можно разбудить первичную энергию. В Индии это называется Кундалини.
Сыщик сунул руку в карман и извлек оттуда пачку фотографий.
Несколько снимков он разложил на столе – среди них была фотография Сюзанны, подвешенной к потолочной балке, как мясная туша на крюке.
– Объясни мне эту позу.
Николь с трудом сдержала позыв к рвоте.
– Я не занимаюсь йогой, но читала о ней. Это называется «поза дерева».
– У нее есть какое-то особое значение?
– Понятия не имею, но мне кажется, что это довольно распространенная поза.
Мерш с иронической усмешкой взглянул на Эрве:
– Может, обратимся к нашему специалисту, здесь присутствующему?
– Да говорю же – я там был всего раз!
Сыщик постучал пальцем по одному из снимков:
– А ты сам, случайно, не принимал эту «позу дерева»?
– Отстань, ты мне надоел!
Тут подоспели сэндвичи, и мужчины набросились на них так жадно, словно голодали целую неделю. Несколько секунд Николь наблюдала за ними: братья были совсем разными, как огонь и лед или вода и масло – кому какое сравнение нравится, – но каждый обладал своим, особым шармом. Мерш, несомненно, походил на злодея, но именно это и делало его привлекательным. Небритый, с прядью, свисавшей на глаза, он напоминал флибустьера, способного одним движением бровей околдовать кого угодно.
Эрве был полной его противоположностью. Развинченное тело, мечтательный взгляд, лицо романтического студента, очаровывающего девушек с помощью невнятных поэм и несмелых признаний. И все-таки он был красивым юношей с изящными руками и элегантностью в духе Энтони Перкинса, игравшего убийцу в фильме «Психо», или Жан-Луи Трентиньяна, худощавого молчуна из итальянских комедий.
Набив рот едой, Мерш продолжил допрос:
– Ты знала, что твоя подружка баловалась наркотой?