Ручной тормоз скрипел под его пальцами. Тени платанов плясали перед глазами.
Вот теперь начиналось самое серьезное…
– Тот тип, который горел, – он кто?
– Я не знаю.
Гупта утратил весь свой апломб. Его серебристая борода потускнела и напоминала цветом пепел. Тюрбан на голове съехал набок. Казалось, что все его тело вот-вот истает. Он уже не был ни величественным гуру, который мог усыпить вас легкими прикосновениями, ни велеречивым оратором, способным назидательно объяснять вам законы бытия. Сейчас это был до смерти напуганный индус, увидевший, как зашаталось – а может, уже и рухнуло – созданное им царство.
Идеальный момент, чтобы расколоть человека.
– Он жил у тебя?
– Да.
– И ты даже не знал, кто он такой?
– Садху нельзя отказывать в гостеприимстве.
– Как его зовут?
– У него нет имени.
– Как это «нет имени»? Разве он не летел сюда на самолете?
– Официальные имена не имеют никакого значения.
Малютка «дофина», эта жестяная консервная банка, вполне успешно поддерживала атмосферу допроса-прессинга.
– Зачем он явился в Париж?
– Не знаю.
– Ты что – издеваешься надо мной?
– Клянусь вам, это правда. У него была какая-то миссия, но какая именно, мне неведомо.
– А ты все-таки покопайся у себя в памяти!
– Я не знаю.
– Когда он прибыл в Париж?
– Около трех недель назад.
– Каким рейсом?
– Понятия не имею.
Голос Гупты тоже изменился. Он слишком перегрелся в огне и надышался дымом, чтобы сохранить свою торжественную интонацию, которая обычно так завораживала слушателей. Теперь его голос звучал хрипло, прерывисто, а слова, да еще и с появившимся восточным акцентом, застревали в горле и с трудом выходили наружу через трясущиеся губы.
– Значит, этот тип остановился у тебя. Когда именно?
– Примерно дней десять назад.
– И ты его принял, даже не задавая вопросов?
– Да.
– И не узнавал, что он будет делать в Париже?
– Нет.
– А тебя не смутило, что этот парень поселился у тебя, приходил и уходил, когда ему вздумается? Ведь он, судя по всему, причастен к двум убийствам!
Гупта уже немного успокоился и, похоже, начал возвращать себе прежний имидж мудреца.
– У нас в Индии люди не рассуждают, как вы здесь… Если даже мы не понимаем, что конкретно происходит, мы всегда понимаем другое, проникаем в природу непознаваемого. Мы…
Мерш грохнул кулаком по баранке:
– Заткнись!
Поскольку девчонка и его братец сидели тут же, сзади, Мерш не намеревался снова изображать грубияна, но – господи боже! – как же ему хотелось хорошенько врезать этому мерзкому индусу и заставить его сжевать собственную бороду!..
– Ты был в курсе насчет этих убийств?
– Да.
– Кто тебе о них сказал?
– Он.
– Как он был с ними связан?
– Я не знаю. Он хотел защитить обеих.
– Кого защитить? Этих девушек? Стало быть, он знал, что им грозит опасность?
– Я не знаю.
– А с убийцей он был знаком?
– Да.
– Он что-нибудь рассказывал тебе о нем?
– Говорил, что это очень опасный человек. И что он многое может…
– А точнее?
– Точнее сказать трудно. Но это связано с тантризмом.
– Значит, тантризм дает власть над людьми?
– В этом и состоит его смысл.
– А убийца – индус?
– Я не знаю.
– Почему он нападает только на молодых женщин?
– Потому что они – двери.
Это определение было таким неожиданным, что Мерш едва не поперхнулся слюной. Она была горькой от пепла.
– Что-о-о?
– Двери. И убийца их отворяет.
Мершу вдруг вспомнились позы обеих жертв. И статуи на фасаде какого-то храма. Убийца ваял плоть, возводил святилище…
– Что ты хочешь этим сказать?!
– Больше я ничего не знаю. Так говорил Баба – садху. Двери… их открывает убийца. Наступил век скорби…
Мерш бросил взгляд на Николь: неужели и она тоже – эта самая «дверь»?
– Ты сказал мне не всю правду, – проговорил он уже чуть спокойнее. – Чему ты учил Сюзанну?
– Йоге.
– Не морочь мне голову! Сюзанна интересовалась тантризмом, и ты ее в это посвятил.
Гупта не ответил, но его молчание было весьма красноречивым.
– Сюзанна была очень одаренной, – прошептал он наконец. – Но она прокладывала свой личный путь. Смешивала политику и духовность. Хотела создать собственную школу. А почему бы и нет?! Я никогда в жизни не поверил бы…
– А с приемом ЛСД ты был согласен?
– Ни в коем случае. Химия не может привести человека к мокше…
Мерш оперся локтем на спинку сиденья Гупты. Почти дружеским жестом.
– Так или иначе, Сюзанна зашла слишком далеко, верно?
Гуру не ответил.
– И вот тогда ты испугался. Ты знал, что ей грозит опасность. И вызвал садху!
– НЕТ!
Мерш сжал кулак. О господи, только бы не забить его до смерти!
– Ты лжешь, но это сейчас не важно. Итак, он явился, чтобы спасти Сюзанну, но ему это не удалось.
Вместо ответа – молчание.
– Откуда он узнал, что Сесиль будет следующей?
Снова молчание.
– В любом случае защитить ее ему тоже не удалось. Не слишком-то он ловок, твой сгоревший парень…
Гупта, скрючившийся под своим тюрбаном, словно кобра в корзине, казалось, уже не слушал его.
– Так вот почему он обрек себя на сожжение!
Внезапно гуру поднял голову и возопил:
– Ему не удалось… не удалось!.. Грядет век Кали!.. Век скорби!..
Мерш дотянулся до пассажирской дверцы и распахнул ее. Потом, сгруппировавшись, поднял правую ногу и жестоким пинком вышвырнул индуса из машины. Все так же молча нажал на газ и рванул в сторону Божона.
Настало время очистить себя от грязи и поразмыслить над невозможным.
– Двое парней из SAC сгорели заживо у твоего подъезда, и тебе нечего мне сказать по этому поводу?
Мерш даже не сразу уразумел, о ком говорит Деньо.
В настоящий момент слово «сгорели» ассоциировалось у него с только что увиденным пожаром, тогда как его шеф имел в виду машину «Симка-1000», превратившуюся в груду оплавленного металла.
– Я не в курсе, – солгал он.
Деньо оперся грубыми ручищами о стол и, вытянув шею, посмотрел куда-то в сторону и вниз, словно ища что-то под мебелью. Это была его манера выказывать раздражение.
– Тебе сильно повезло, что пули расплавились вместе с машиной.
– А эти парни… кто они?
– В настоящий момент идентифицировали только одного из них, Пьера Сантони. Он из наших. И одновременно из SAC.
Мерш неопределенно покачал головой. Перед этой беседой он развез свою молодежь: доставил Эрве к станции метро «Шатле» (линия № 1), откуда тот мог доехать по прямой до «Порт-де-Венсен», а Николь – на бульвар Инвалидов, где у ее подъезда уже дежурила парочка охранников. Эдакий подарок в духе Мерша.
И только потом поехал в Божон – совсем как заблудившийся баран, нашедший наконец свою овчарню.
– Так что же все-таки стряслось? – настойчиво спросил Деньо.
– Понятия не имею.
Деньо грохнул кулаком по столешнице, обитой кожей приятного бутылочно-зеленого цвета:
– В пятницу вечером, в самый разгар демонстрации, были убиты двое агентов SAC. Красивыми такими пулями, выпущенными из M10…
– Ну а я тут при чем?
– Помнится, у тебя от пехотной службы остался кольт…
– Ты что, хочешь провести экспертизу?
Шеф горько вздохнул:
– Тебе повезло, парень, – все спецы по баллистике нынче бастуют…
Мерш хорошо изучил своего Деньо: нужно было только переждать грозу…
Так и есть.
– Ладно, черт с ними, с этими свиньями! – решил его шеф. – Дело спустят на тормозах, и ни одна живая душа не пожалеет об этих мерзавцах. Все равно следствие сейчас вести некому, так что поставим точку. Отнесем их смерть на счет событий. В конце концов, потери несут обе стороны… Ну а как там твоя история?
– Какая история?
– Криминальная.
– Произошло еще одно убийство.
– Проклятье!..
Деньо был так поглощен угрозой студенческих выступлений, что даже перестал читать телексы из штаба, информирующие полицейское начальство об уголовных преступлениях в столице.
– Зацепки есть?
– Очень мало.
От одной только мысли, что ему придется растолковывать Деньо это дело, Мершу становилось тошно. Он снова и снова вспоминал садху, горящего заживо на своем кафельном алтаре – в позе йоги, рядом с трупами. О господи, лучше уж промолчать, чем расписывать шефу эту сцену.
– Ты людей себе подобрал?
– Берто, – неохотно ответил Жан-Луи. – Ну и еще парочку на всякий случай.
Деньо сначала развел руками, что означало «ничем не могу помочь», а потом встал и сунул их в карманы. Сейчас, в рубашке без кителя, он походил на Жана Габена в фильме «Мегрэ расставляет сети». Разве что пива и сэндвичей не хватало… хотя, скорее всего, они были припасены где-то поблизости.
– Если хочешь, я могу обсудить это с начальством, – все-таки предложил Деньо.
Мерш помотал головой. Он предпочитал справляться сам, чтобы никто не путался под ногами.
– Да уж, – продолжал комиссар, – в другое время на такую историю мобилизовали бы все тридцать шестое отделение.
– Угу – и весь город жил бы в страхе. В каком-то смысле лучше уж так, как сейчас…
Деньо тяжелой поступью расхаживал взад-вперед по комнате, и паркет жалобно поскрипывал под его ногами.
– Я уверен, что ты изловишь этого ублюдка.
– Само собой, – ответил Мерш, поднимаясь.
– Я имею в виду – изловишь еще до того, как мы разберемся с проблемой уличного кавардака…
Мерша слегка качало; но может, это качалась окружающая реальность? В городе царил хаос, и в воздухе попахивало безвластием. Неизвестный маньяк резал девушек при всеобщем равнодушии, а он, Мерш, меньше чем за неделю убил как минимум четверых, и это никого не опечалило. Жан-Луи повернул дверную ручку и внезапно, словно его молния пронзила, почувствовал себя одиноким – смертельно одиноким. Как же ему не хватало сейчас двух его юных подопечных! Они были нужны ему – и не только из-за расследования…