Сидя напротив, Симона скорбно приложила руку ко лбу. В старой вязаной кофте, с холщовым фартуком, она выглядела откровенно нелепо. Мерш разглядывал шрамы, избороздившие ее темное лицо, – он и забыл, что их так много.
– Эрве в безопасности, – пробормотала она.
Значит, он не ошибся: Индия, убийства, похищение – все это связано с его матерью. Какое-то безумие.
– Тебе известно, где он?
– Думаю, он находится под защитой духовной общины.
– Какой еще общины?
Слова вылетали у него изо рта и царапали нёбо, как острые булавки.
– Саламата Кришны Самадхи. Это очень серьезная, солидная организация.
– Ты что, издеваешься?
Она сложила ладони, словно собираясь молиться. Мерша так и подмывало грохнуть что-нибудь об пол.
– Я всегда была открыта экуменизму, – призналась она покаянным тоном, однако в ее голосе чувствовалась снисходительность к самой себе. – Меня интересовало не только христианство, но и другие религии.
– Индуизм?
– Да.
– Как это связано с Эрве?
– Это связано с его отцом.
Наступила тишина. Он должен был догадаться: фигура отца была единственным неизвестным элементом в этой истории. Секретный код.
– Расскажи мне о нем.
– После войны я поступила в парижский Институт восточных языков.
– Продолжая работать и заниматься своим приютом?
– Да.
– Должен сказать, ты не очень-то заботилась о моем образовании.
– Жан-Луи…
– Значит, Институт восточных языков…
– Там я встретила очаровательного, очень талантливого юношу, который собирался в долгое путешествие по Индии. Я помогла ему подготовиться. Я была старше его… да и рассудительнее. И в конце концов…
– В конце концов что?
Впервые Симона смутилась:
– Ну, в общем… я залетела.
– У вас был роман?
– Вовсе нет. Мы и переспали-то всего один раз…
– Почему не больше?
– Да так…
– Но почему?
– Ну… в общем… он предпочитал мальчиков.
– Значит, отец Эрве – гомик?
– Да.
– И несмотря на это, вы переспали?
– Жан-Луи…
– Отвечай.
Она вернулась к своей любимой позе: склоненная голова, прижатая ко лбу рука. Ни дать ни взять Мадонна в покрывале, размышляющая о смысле жизни.
– Да, всего один раз. Словно… какое-то безумие нашло.
– А потом?
– Потом он уехал в Индию.
Еще не полное признание, но уже его начало.
– Как его зовут?
– Не важно.
– Об этом мне судить. Так как его зовут?
– Пьер Руссель. Он из очень богатой, очень влиятельной семьи.
– А подробнее?
– Не хочу говорить об этом. Не хочу вспоминать.
Мерш глубоко вздохнул:
– Что было дальше?
– Родился Эрве, вот и все.
– Но Руссель признал его.
– Да. Он вернулся после его рождения.
– Тогда почему Эрве не носит его фамилию?
– Это сложный вопрос.
– Неужели?
– Пьер был в разладе со своей семьей. Его настоящая фамилия, которая указана в документах, – Жуандо…
– Он заботился о сыне?
– Нет… Он вернулся в Индию. Он был полностью погружен в работу.
– Какую работу?
– Пьер – специалист по индийской музыке. Он довольно известен в своей области.
Еще того лучше. Мерш искоса взглянул на Николь: девушка, судя по всему, жадно впитывала весь этот бред.
– Пьер был увлечен ви́ной – это разновидность ситара. Он научился играть на ней и начал серьезно изучать другие музыкальные инструменты. Позже собрал целый архив. Благодаря ему индийская музыка приобрела статус ценного культурного наследия. Но больше я ничего о нем не знаю.
– Он так и живет в Индии?
– Да.
– В Калькутте?
– Нет, в Бенаресе. Он учредил фонд, который организует концерты. В его институте самая большая библиотека партитур индийской музыки.
Так мы далеко не продвинемся…
– Этот Пьер Руссель мог быть замешан в убийствах?
– Невозможно. Он самый милый и миролюбивый человек из всех, кого я знаю.
– Кто сообщил тебе об убийствах в Париже?
– Дхритиман Гупта.
– Ты знаешь Гупту?
– Я познакомилась с ним в то же время, что и с Пьером. Тогда меня увлекала йога, аюрведа. Гупта был идеальным собеседником. И совсем молодым…
Мерш предпочел не останавливаться на незнакомом ему слове «аюрведа». Главное сейчас было не это.
– Что он тебе сказал?
– Что убита молодая женщина.
– Откуда ему это стало известно?
– Не знаю.
А вот Жан-Луи знал: Гупте сообщил садху. Но ясности по-прежнему не было: каким образом этот последний понял, что потенциальная жертва – именно Сюзанна?
– Что ты знаешь об этой молодой женщине?
– Она играла с огнем.
– То есть?
– Гупта приобщил ее к некоторым тантрическим практикам. После этого она захотела стать самостоятельной и зашла слишком далеко.
– Ты же не станешь утверждать, будто она выпустила на волю злые силы? Кто поверит в подобную хрень?
– Нет, не стану. Просто ее заметили. И это стоило ей жизни.
– Кто заметил?
– Я правда не знаю. Но от тантризма лучше держаться подальше.
Ну все, приехали. Вопрос – куда?
– Вторая жертва не имела никакого отношения к индуизму. Однако убийца выбрал ее. Почему?
– Не знаю.
– Каким боком в этом замешан Эрве?
Симона помолчала, прежде чем ответить. Мерш физически ощущал, что у нее пересохло не только в горле, но и в мозгу. История, которую она рассказывала, пожирала ее изнутри.
– Эрве в центре всего.
– Почему?
– Это невозможно объяснить. По крайней мере, в понятиях обычного мира.
– Не наводи тень на плетень! Почему Эрве стал мишенью?
– У него есть кое-что очень важное.
– Что?
– Еще раз говорю: это невозможно объяснить. Мы христиане, европейцы. Индуистский образ мыслей нам чужд. Бесполезно давать ответы, если ты не задаешь вопросов.
Мерш вздохнул:
– Ты знаешь убийцу?
– Нет.
– Его цель – убить Эрве?
– Не убить, а противостоять ему.
– Противостоять? С чего это?
– Эрве воплощает силу… Особую силу.
– Какую именно?
– Не могу ответить.
– То, что его отец – индолог, как-то связано с этой силой?
– Нет.
– Значит, Эрве имеет, скажем так, индийские корни, но то, что им теперь интересуются какие-то чокнутые индусы, – это чистое совпадение?
– Да.
Она лгала, но у него не было ни времени, ни власти вытрясать из нее правду.
– А каков мотив этих убийств?
– Я не уверена, но, думаю, речь идет о подготовительном жертвоприношении…
Перед Мершем мгновенно возникли картины: тела Сюзанны, Сесиль, кишки во вспоротых животах, следы укусов…
– Гупта говорил о каких-то «дверях», – вспомнил он.
– Да, двери… – Она жалко улыбнулась.
– Объясни!
– Эти молодые женщины должны были умереть, чтобы открыть доступ в другой мир. В тот, где возникнет противостояние.
Из этих туманных слов Жан-Луи вывел только одну истину: искать убийцу ему придется в «другом мире», каким бы этот мир ни был…
– Ты рассказывала о фонде… Знаешь, где найти его в Калькутте?
– Я дам тебе адрес.
У него вдруг возникла догадка:
– Это фонд послал садху?
– Скорее всего.
Мерш встал; следом за ним и Николь. Сегодня он больше ничего не узнает. Мать тоже поднялась и встала перед ним. Трудно было определить, что выражало ее лицо. Трагизм? Но трагизм привычный, въевшийся. Эта женщина не переживала трагедию, трагедия жила в ней и мучила, точила ее изнутри.
– Сынок…
– Меня зовут Жан-Луи.
– Жан-Луи… Что ты собираешься делать?
– А ты как думаешь? Взять Эрве за шиворот и притащить домой.
У нее вдруг вырвалось:
– Только не это!
А затем она повторила совершенно спокойно:
– Только не это. Не вмешивайся. Повторяю: там, где твой брат сейчас, он в безопасности. Ты всегда был очень сильным, очень… решительным, но в этот раз… ты столкнулся с тем, что гораздо сильнее тебя.
Мерш одарил ее улыбкой, какую обычно приберегал для особо несговорчивых подозреваемых:
– Это мы еще посмотрим.
По обеим сторонам шоссе, ведущего в аэропорт Орли, высились фонари, образуя аллею из раскрывшихся металлических тюльпанов. Мерш никогда не интересовался красотами архитектуры, как и искусством вообще, но сегодня вечером эти стальные тюльпаны, цветущие на фоне неба цвета меди, показались ему великолепными.
Ерунда какая-то! Ему что, больше не о чем думать? Они собрали чемоданы. Погрузились в «дофину»; за руль сел Берто. Николь всю дорогу не открывала рта. Предупредила ли она родителей? Он не знал. Во всяком случае, девушка последовала за ним в этот более чем сомнительный вояж.
С тех пор как они покинули «Миссию Воскресения», Мерш не переставал вспоминать сбивчивые объяснения матери, которая – он был уверен – утаила от него главное. Не важно. Как говорят герои фильмов, «в конце пути мы найдем все ответы»…
– Слышал? – вдруг спросил Берто. – Похоже, на Елисейских Полях становится жарко.
Мерш очнулся от своих мыслей: радио он не слушал и вообще не интересовался последними событиями.
– Что?
– С тех пор, как нашелся де Голль…
– А он терялся?
– Да ты совсем оторвался от реальности! Вчера Генерал пропал!
– И где же он был?
– В Баден-Бадене. Поехал совещаться с этим старым ублюдком Массю[90].
Жан-Луи покачал головой: Массю был одним из тех, кто не возражал против применения пыток к алжирским сепаратистам и чья жестокость, надо признать, хорошо оплачивалась. Новость его не удивила: когда один генерал нуждается в совете, к кому он обращается? Правильно, к другому генералу.
– С тех пор, – продолжал Берто, – старик словно белены объелся. Распустил Национальное собрание, поддержал Помпиду и отложил референдум до второго пришествия.
Значит, едва протест стал выдыхаться, де Голль восстановил контроль над страной. Социалисты были сданы в архив: то-то Пьер Мендес Франс даже не выступил на стадионе в Шарлети.