– Приветствую вас, – сказал он тоненьким голоском, не двигаясь.
Мерш не ответил. Как бы подобраться к этому гусю? Он удовлетворился тем, что поставил поднос на пол и сделал несколько шагов ему навстречу. Голые ноги против голых ног, условия равны…
– Я в’с ждал, – добавил Хамса.
Неожиданная деталь: у человечка был северный акцент, может быть даже бельгийский, и примечательная манера проглатывать некоторые слова.
– В самом деле? – удивился Мерш, прикидываясь дурачком. – Наверное, вам сообщили о нашем приезде?
– Разумеется, но даже и до этого были знамения.
«Вот оно что…» – подумал Мерш, не в силах избавиться от свойственного атеистам цинизма, которому здесь действительно было не место.
– Какие знамения?
– О, вам они показались бы ребячеством…
– С тех пор как я приехал в Индию, я чувствую себя мальчишкой на школьном дворе. Так что за знамения?
– У нас здесь есть пчеловодческая ферма. Последние несколько недель рой пчел рисует в воздухе наш символ. Точнее, символ Матери: это свастика, которая, к несчастью, со времен последней войны приобрела столь мрачное значение…
– Что еще?
– Словно вся природа хочет предупредить нас. Свастика видна на дне колодца, в волнующейся воде или в небе среди облаков… Мать вернулась.
Мерш не сдержался и воскликнул:
– Вы действительно думаете, что мой брат, который никогда не был в Индии до прошлой недели и слыхом не слыхивал ни о какой Ронде, может быть реинкарнацией вашей… гуру?!
Лебедь вздохнул:
– Важно, чтобы он сам в это верил. Ничего не выйдет, если он не будет убежден в своей миссии.
«В таком случае, – подумал Мерш, – нам ничего не грозит».
Прежде чем перейти к неприятным, даже убийственно неприятным вопросам, он сказал:
– Мать умерла в сорок восьмом году. Двадцать лет ожидания кажутся вам разумным сроком?
– Для реинкарнации правил не существует, – ответил Хамса со своим странным выговором. – Особенно в Индии, где время не имеет веса.
Мерш решил пока не обострять беседу.
– Мой брат не имеет ничего общего с духовными практиками.
– Мы его подготовим.
– Он католик.
– Мы тоже.
– Он ничего не знает об учении Матери.
– Он знает. Оно заключено у него внутри. Моя роль – разбудить его…
– И в чем состоит это учение?
Хамса поправил очки:
– Мать создала новую йогу, почти полностью мыслительную, назначение которой – пробудить божественное начало в каждом из нас. Благодаря этой практике человек может стать светом, слиться с абсолютной истиной и инициировать новую расу, Человека Нового, так сказать.
– Какая богатая программа!
– Вы спрашиваете – я отвечаю.
«Ладно, хватит шуток, – подумал Мерш. – Пора переходить к делу».
– Эрве плевать на ваши бредни.
– Пока – да, но его метаморфоза идет полным ходом.
– Вы правда в это верите?
– У меня нет причин не верить.
Мерш зашел с другого конца:
– А вас не удивляет… что Мать возвращается?
– Меня удивило бы обратное. Мать не является земным существом из плоти и крови. Эт’ дух, понимаете?
Новая провокация:
– Так ведь ваш дух тупо помер, разве нет?
Хамса не двигался, погруженный в созерцание пейзажа. У Мерша почему-то возникло ощущение, что это скорее горы наблюдают за ним, сидящим на подоконнике.
Мерш помнил рассказ Эрве о слухах, ходивших об убийстве Жанны де Тексье.
– От чего умерла мать? – настойчиво спросил он.
Не глядя на него, Хамса пробормотал:
– Ее убили.
Немного откровенности не помешает…
Мерш по-прежнему стоял. Сесть было некуда, если не считать подушек посреди этой просторной пустой комнаты.
– Как это произошло?
– Эт’ очень мрачный период в истории Ронды, я б’ предпочел не говорить о нем.
Мерш вздохнул:
– Падма должен был разъяснить вам ситуацию. Произошла серия убийств – в Париже, в Калькутте. Очевидно, что это связано с вашим сообществом. Мы совершили это путешествие, чтобы получить ответы, найти убийцу – но уж точно не для того, чтобы оставить моего брата у вас на попечении. Поэтому рассказывайте. Мать была убита, вы сказали? Хорошо. Это первое убийство, возможно, связано с недавними преступлениями.
– Невозможно.
– Позвольте мне об этом судить.
Хамса заерзал – точь-в-точь старый попугай на насесте.
– Все всегда толкуют о влиянии гуру на его последователей, – нехотя проронил он. – Но верно и обратное. Учитель может стать пленником своих учеников.
– Вы хотите сказать…
– Это ашрамиты убили Мать. Она была убита своими детьми…
Мерш уже не пытался что-нибудь понять в этой истории. Индия умеет застать врасплох, так что тут нечему удивляться.
– При каких обстоятельствах?
– Мать очень долго не выходила из своей комнаты. Работала над с’бой. Пыталась с помощью медитации пробудить частицу света, которую таит в себе каждая клеточка нашего тела, понимаете?
– Нет.
– Человек продолжает эволюционировать, и, по словам Матери, следующим этапом его развития станет осознание божественного присутствия внутри его самого.
– Все это не объясняет, почему ученики ее убили.
– Она больш’ не оправдывала их ожиданий. Не стало ни даршанов, ни проповедей. В ашраме у учеников есть внутренняя потребность контакта со своим духовным учителем. Они находятся в состоянии полной зависимости.
«Что ж, по крайней мере, в ясности ума ему не откажешь».
– Если гуру больше их не направляет, они чувствуют себя потерянными и даже могут сойти с ума… Именно это тогда и произошло. Окрестные жители и ученики однажды ночью пришли к ней, настойчиво требуя даршана… Им нужно было увидеть Мать, дотронуться до нее, набраться новых сил.
Мерш попытался представить себе описываемую сцену, и, на удивление, это ему удалось. В Королевстве до сих пор царила атмосфера благоговения, смешанного с безумием, и ночное линчевание выглядело вполне правдоподобным.
– Они пришли в темноте – с оружием, инструментами, битыми бутылками… Они вторглись во «Дворец Радости» – так называется резиденция Матери, – как раз туда, где мы сейчас находимся. Они проникли в ее спальню и живьем содрали с нее кожу… – Он остановился. Даже спустя двадцать лет воспоминание об этой Вальпургиевой ночи все еще заставляло его содрогаться. – А потом они ее съели.
– Съели?
– Да, они съели ее плоть, кости, волосы. Они хотели, чтобы Мать наполнила их, жила в них…
Ашрамиты в пропитанных кровью рубахах, стоящие на коленях вокруг разорванной на куски старухи… Черт побери, Индия когда-нибудь опомнится?
– Откуда вы все это знаете?
– Я был там. В спальне Матери. И стал свидетелем бойни.
– Они вас пощадили?
На лице Хамсы появилась слабая улыбка.
– Мне удалось от них ускользнуть. Я забрал все записи и сбежал в Ганкток, что в Сиккиме, а потом перешел границу и несколько лет прожил в Бутане.
– Не понимаю. Вы прятались?
– Я прятал записи Матери.
– Почему?
– Они отражают последнее направление ее мысли, а ученики не были готовы услышать это послание. Послание о независимости и самостоятельности для каждого.
Мерш вспомнил кинокадры, которые увидел в школе ван Экзема.
– Однако у Матери были грандиозные похороны.
– Их устроили те, кто ее убил… Это довольно сложно понять, но ее убийство было своеобразной… данью уважения. Как только Мать умерла – Мать последнего времени, – ашрамиты обрели ту, прежнюю, которую любили и почитали.
– И никого не арестовали?
– Конечно нет. То, что происходит в Королевстве, не покидает его пределы.
– А вы? Почему вы вернулись? Бояться было больше нечего?
– Настроения изменились. Ученики смогли наконец выслушать меня, Посланца…
Мерш грубо прервал его:
– Я ищу убийцу. Этот убийца жил в Королевстве.
– Вы на ложном пути. Среди нас нет преступников.
– Вы только что рассказали мне о групповом убийстве.
– Это был своего рода… ритуал.
– Я думаю, что нынешние убийства тоже ритуальные.
Хамса не ответил, – казалось, ему была совершенно неинтересна эта история.
Чтобы немного его расшевелить, Мерш достал фотографии, которые на всякий случай захватил с собой. «Картинка стоит тысячи слов», как говорил Конфуций. Господи, он уже начинает рассуждать как они…
Хамса рассеянно взглянул на снимки – что могли они значить для человека, который видел, как адепты пожирают его Наставницу? И который, конечно, был уверен, что она никогда не умрет.
– Эт’ ужасно, – все-таки признал он.
Мерш спрятал снимки и атаковал с другого фланга:
– В ту ночь кто-то из последователей был зачинщиком? Кто-нибудь был особенно… разъярен?
– Нет. Я бы этого не сказал. Это было такое… коллективное безумие.
– Ваши адепты приезжают отовсюду. Вам известно их прошлое?
К Хамсе снова вернулась просветленная улыбка.
– Нет, мы ничего не выясняем о наших «детях».
– У кого-нибудь из них есть криминальное прошлое?
– Криминальное прошлое… – задумчиво повторил Посланец. – Эти ценности, эти суждения принадлежат вашему миру, а не нашему. Желание присоединиться к нам стирает прошлое каждого из них. Какими бы ни были ваши поступки в прошлом, пересечение порога Королевства навсегда освобождает вас от вины.
«Прямо как в Иностранном легионе», – подумал Мерш. Но не стал произносить это вслух.
К теме вины вернулся сам Хамса:
– Во-первых, где доказательства, что ваш убийца находится здесь?
Мерш откашлялся и заявил:
– Объяснять слишком долго, но я в этом уверен. А еще я думаю, что убийства как-то связаны с дурацкой идеей о том, будто мой брат – реинкарнация Матери.
Лебедь пожал плечами, таким образом сдержанно выразив неодобрение:
– Почему дурацкой?
– Вы сами это сказали: мой мир и ваш не имеют ничего общего. В моем никто не верит в бредни про реинкарнацию и карму.
– Хорошо. Но опять же: нужно спросить вашего брата, и если…
Мерш оборвал его – слушать дальше не было никакого желания: