Ему вдруг показалось, что ключ ко всей этой истории – в этом образе. Картина английского художника была в каком-то смысле единственно возможным объяснением.
Эти размышления заняли сотую долю секунды между ужасом и жаждой жизни, ступором и реакцией. Когда наконец пальцы Мерша сжали рукоятку пистолета, монстр уже исчез.
Мерш поднялся на одно колено и попытался открыть дверь, но она не поддавалась. Антуан запер ее, прежде чем сбежать. Мерш снова уронил револьвер и схватился за голову. Его трясло. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что его трясет от рыданий, а влага, заливающая ему лицо, – это не пот, а слезы.
Она всегда будет помнить эту деталь.
Лампочка в комнате, свисающая с потолка раскаленной луковицей. Пыльная лампочка желтоватого стекла, давно отслужившая свое, освещала обстановку, которая была ей под стать: покосившийся платяной шкаф, три ветхие кровати, кособокий столик на одной ножке со щербатым кувшином, не говоря уже о потрескавшихся стенах с покоробившимися обоями… Эта комната принадлежала миру бабушек, обветшалых загородных домов, убогих семейных пансионатов…
По правде говоря, было только четыре часа и солнце на улице сияло во всю силу. Но из осторожности они закрыли ставни.
Мерш вернулся с «исповеди» в невменяемом состоянии и наотрез отказывался хоть что-нибудь рассказать о своей встрече. Его одержимость перешла на новую ступень: теперь целью стало устранение кардинала Антуана.
– Ты планируешь сделать то же самое, что в Варанаси? – спросила Николь.
– Ситуация такая же. Нет причин менять стратегию.
Мерш сидел в изголовье своей кровати, прислонившись к стене и скрестив ноги, как садху. Николь и Эрве устроились на другой половине кровати. Эрве скручивал косяк, Николь играла с брелоками на своем браслете. Маслянистый свет, освещавший военный совет, придавал их лицам оттенок пергамента.
– Это же чудо, что нам удалось спастись в прошлый раз! – воскликнула она.
– В чудеса надо верить, – усмехнулся Жан-Луи, – особенно в Риме. Не вынуждай меня повторять: у нас нет никаких доказательств, никаких улик, ни одного факта против Антуана. Мы не можем позволить себе начать расследование, которое займет годы и не даст результата.
– Жан-Луи прав.
Эрве двумя пальцами разглаживал косяк, словно это был патрон для ручного пулемета. Мальчик обрел уверенность – без сомнения, результат пережитого страдания.
– Есть только одно решение, – настаивал он. – Атаковать.
– Вы оба сошли с ума.
– Ты можешь остаться здесь, – резко возразил Мерш.
Николь не поддалась на эту новую провокацию. Эрве курил, распространяя пахучие облачка дыма.
Мерш вынул из нагрудного кармана листок бумаги, сложенный вчетверо.
– Антуан живет здесь. Дворец в квартале Борго, рядом с Ватиканом, на виа делла Кончильяционе. Я наведался туда. У входа стоят два швейцарских гвардейца, вот и все.
– И?..
– Вы будете их отвлекать, пока я не проникну внутрь.
– А потом? – спросил Эрве, протягивая ему косяк.
– Остальное – мое дело.
– Нет! Даже не думай, что мы как идиоты будем стоять перед входом, пока ты разыгрываешь грандиозный спектакль «Жан-Луи против Антуана».
Николь перехватила косяк – члены военного совета передавали его по кругу, как трубку мира, – и добавила:
– Антуан опасен. Есть у него телохранители или нет, не важно, проблема в нем.
– Я готов с ним встретиться, – ответил Мерш с тем лихорадочным блеском в глазах, который появился у него после возвращения из Сант’Анны.
Николь сделала затяжку – просто чтобы подстегнуть свои мысли.
Мерш, казалось, терял равновесие, и без того неустойчивое. И они с Эрве были не лучше. Рассуждали о казни кардинала в нескольких шагах от базилики Святого Петра, спокойно куря марихуану.
В Варанаси им повезло – новичкам всегда везет. Но здесь?
– Прошу прощения, что напоминаю, – решительно произнесла она, – но из нас всех я одна знаю Рим.
– Мы в курсе.
Дым разделял их, затуманивал мысли.
– Виа делла Кончильяционе – одна из самых оживленных в городе. Она забита туристами. Даже в полночь. Даже в два часа ночи.
– Тем лучше. Вам будет легче отвлечь охрану. А я в это время проникну в дом.
– Ты знаешь, в какой части дворца он живет?
– Нет.
– Все это пустая болтовня, – сказала Николь, возвращая «пятку» Эрве.
– Что ты предлагаешь? – окончательно рассердился Мерш.
Николь раскрыла ладони – ее кольца отразили желтоватый свет, протянув лучики по комнате, как на фотографиях автодорог с длинной выдержкой, вошедших в моду несколько лет назад.
– Мы идем туда прямо сейчас. Осматриваем место и находим другие варианты. Кухня. Парковка. Вход для доставщиков товаров. Не важно, что-нибудь. Мы проникаем в здание и ждем.
– Чего?
– Когда вернется кардинал. Прячемся поближе к лестнице или к лифту. Так мы узнаем, на каком этаже находятся его апартаменты.
Мерш всеми легкими жадно вдыхал дым. Николь подумала о Марлоне Брандо, о Кёрке Дугласе, о Ли Марвине. О печати страдания на лицах всех этих американских звезд, в которых влюблялись юные девушки, и она в том числе. Мерш принадлежал к тому же типу мужчин.
– Мне этот план кажется сомнительным.
Николь прыснула – трава делала свое дело.
– Так в нашей истории все сомнительно, абсолютно все! С первой же секунды, как мы начали расследование!
Эрве тоже засмеялся, и Мерш сдался. Теперь они хохотали втроем, до слез – и еще раз пустили по кругу косяк.
Да, им определенно было над чем смеяться. И смешнее всего была их беззаботность. Они шли вперед, уверенные в справедливости своего дела, даже не сознавая до конца, что идут, чтобы убить – или умереть самим. Возможно, так пьянит война или революция.
Или просто молодость.
Но они и были молоды.
Дети, которые тщетно пытаются выглядеть солидными.
Николь не хотелось читать им лекцию об истории Рима, но она знала, как появилась виа делла Кончильяционе. Построенная при Муссолини в 1930-х годах, эта широкая артерия, соединяющая центр Рима и Ватикан, не пользовалась доброй репутацией – она символизировала фашизм, бредни дуче, но и примирение Рима с Ватиканом.
Что до Николь, то ей всегда нравилась массивная прямоугольная архитектура без вывертов и завитушек, как в квартале Всемирной выставки – чистом районе-призраке, словно сошедшем с полотна де Кирико[148].
Здесь все было по-другому. От выстроенных по линейке зданий, одновременно массивных и абстрактных, контрастирующих своими жесткими очертаниями с мягкостью однородного колорита – бежевого, коричневого, розового, охряного, каштанового, песочного, карамельного, – веяло уютом и типично римским добродушием. Но самое главное, эта улица выходила на площадь Святого Петра, как песчаная река вливается в океан золота.
Короче говоря, они «выдвинулись на место», как говорят в полиции… по крайней мере, так выражался Мерш. Свернули направо – на виа дель Эрба, вдоль которой тянулась охряная стена дворца «его высокопреосвященства кардинала-священника Антуана». Окна дворца на первом этаже были защищены прочными коваными решетками. На полпути они заметили в стене дверь, куда более скромную, чем широкие ворота на главной аллее: очевидно, служебный вход. Они остановились и с непринужденным видом стали ждать, когда эта дверь откроется перед курьером или (почему бы и нет?) перед священником либо дьяконом. Свежий воздух пошел им на пользу – они взбодрились. В нескольких метрах от площади Святого Петра тек неиссякаемый поток туристов, и их троица – Эрве в легкой рубашке, Мерш с чехлом от фотоаппарата и Николь в муслиновой тунике – ничем среди них не выделялась.
Наконец около шести вечера появился мужчина в фартуке, который доставил коробки с продуктами. Открылась дверь, он вошел – а следом за ним внутрь проскользнула и Николь: было решено, что она вызовет меньше всего подозрений. Странная идея: женщины не часто появляются в римской курии.
Она пошла по темному коридору, пропахшему чесноком и орегано (кухня была где-то рядом), открыла одну дверь, потом вторую, за ней – третью. Здесь царил аромат ладана. Небольшие помещения, выложенные белыми и черными плитами, с распятиями и подсвечниками, создавали атмосферу дома какого-нибудь деревенского капеллана.
Не раздумывая она толкала двери, входила, шла дальше – куда-то же этот лабиринт должен был вывести. И неожиданно оказалась в помещении, которое, вероятно, служило во дворце приемной: это был огромный зал, где сновали десятки людей в сутанах. К счастью, среди них попадались также и клерки в черных костюмах, и миряне, прибывшие сюда по каким-то надобностям.
Николь заметила деревянную скамью и скромно на нее села. Зал занимал по меньшей мере триста-четыреста квадратных метров. За небольшими конторками, выстроенными в ряд, служащие в сутанах или в обычной одежде принимали посетителей.
Возможно, Ватикан выдавал визы, стипендии или индульгенции? Так или иначе, эта бурная деятельность была ей только на руку. Теперь она могла спокойно, не вызывая подозрений, осмотреться.
Из открытой галереи второго этажа, опоясывающей приемный зал, наверняка можно было попасть в частные апартаменты. Но как узнать, которые из них принадлежат его высокопреосвященству? Им придется изменить свои планы, задержаться хотя бы на несколько дней, чтобы изучить расположение комнат.
Николь уже собралась уходить, когда появился он.
Зрелище необыкновенное. Через величественный зал шествовал сам кардинал. В красном облачении, окруженный священниками в черных сутанах и сопровождаемый двумя телохранителями в темных костюмах, он вызывал почтение и страх. Процессию, казалось, окутывал ореол святости и могущества.
У Николь не возникло никаких сомнений относительно личности человека в красном – она видела его фотографии. Группа по