ундштуке папиросы обнаружена была записка на имя генерала Родзянко, подписанная – Вик. Записка содержала пароли и описание условных знаков, по которым войска Родзянки при продвижении войск к Петрограду могли бы узнать «наших» друзей (то есть друзей Вика).
Впоследствии, при попытке перейти финляндскую границу в районе Белоострова, были арестованы Ал. Ал. Самойлов и Боровой-Федотов, начальник и агент Сестрорецкого разведывательного пункта. При задержании Боровым был выброшен пакетик, содержавший в себе в зашифрованном виде письмо от 14 июля с. г. с обращением «Дорогие друзья» из сводки сведений о дислокации войск 7-й армии и о наличии в ее базах огнестрельных припасов.
Наконец, у арестованного в Петрограде инженера, владельца фирмы «Фос и Штейнингер», члена партии кадетов, было обнаружено письмо с обращением «Дорогой Вик» за подписью «Никольский», от 30 июня. Письмо от 14 июля, выброшенное Боровым, было ответом на письмо Никольского от 30 июня, найденное у Штейнингера.
На допросе 26 июля в ВЧК В. И. Штейнингер признал, что псевдоним «Вик» принадлежит ему, что письмо Никольского (псевдоним Новицкого[8]) получено им 12 июля и что ответом на это письмо является письмо от 14 июля, написанное на машинке в его квартире и переданное им Самойлову для передачи в Финляндию.
Вслед за тем В. И. Штейнингер был переведен в Москву и здесь подал в Особый отдел ВЧК собственноручное заявление, в котором изложил историю и деятельность «Союза возрождения России», «Национального центра» и «Союза освобождения России»[9] в Петрограде. В. И. Штейнингер не называл имен своих помощников и соучастников, кроме тех, кого он считал уже погибшими или перебравшимися за фронт. Однако сопоставление показаний Штейнингера, Борового и Самойлова и других арестованных по этому делу дало возможность установить ряд псевдонимов, упомянутых в письмах Никольского и Вика. Содержание самих этих писем установило с непреложностью, что в лице петроградской группы «Национального центра» мы имеем дело с организацией, связанной с военными кругами, систематически в продолжение нескольких месяцев передававшими по ту сторону фронта военно-данные и считавшими себя агентурой генерала Юденича. В письме к Вику Штейнингеру от 30 июня Никольский пишет:
«В ближайшие дни Юденич (с которым мы в полном единении) и все мы перейдем на русскую почву, на тот берег, чтобы целиком вложиться в непосредственную работу». Характер этой работы ясен из следующих слов того письма: «До сих пор нельзя сколько-нибудь верно установить возможный срок взятия Петрограда. Надеемся не позже конца августа, но твердой уверенности у нас в этом нет, хотя в случае наступления давно ожидаемых благоприятных обстоятельств в виде помощи деньгами, оружием, снаряжением в достаточном количестве этот срок может и сократиться». Тут же Никольский пишет: «Передаваемые Вами сведения считаем очень ценными и с чисто военной и с политической точки зрения».
Ответное письмо Вика-Штейнингера еще более выразительно. Упомянув о недостатке денежных средств, о том, что «Москва должна нам за три месяца, что в Москве говорят о каком-то миллионе» (это тот миллион, который через Крашенинникова шел из ставки Колчака Щепкину), Штейнингер пишет: «Мы взялись за объединение всех военно-технических и других подобных организаций под своим руководством и контролем расходования средств, и эта работа подвинулась уже далеко…
Мы встретили генерала Махрова*,[10] которого считаем начальником Иевреинова и представителем Юденича и агентом этой организации. С Махровым находимся в контакте, объединяя работу всех технических сил. Идет ответственная работа по организации исполнительных органов и набору технически опытных сил в области продовольствия и милиции. Показания Штейнингера на допросе 29 июля в Петрограде и его письменное заявление 1 августа Особому отделу ВЧК в Москве целиком подтвердили сведения, заключавшиеся в письме. Так, Штейнингер показал: «Национальный центр» ставил себе следующие задачи: фактическое свержение власти большевиков и признание неизбежности личной диктатуры в переходный период во всероссийском масштабе с последующим созывом Учредительного собрания. Личную диктатуру по идее признаем в духе Колчака. Экономическая платформа – восстановление частной собственности с уничтожением помещичьего землевладения за выкуп».
Таким образом, исследование группы Штейнингера, в существенном законченное в первых числах августа, установило: 1) военно-шпионский заговорщический характер петроградской группы «Национального центра», 2) наличность подобной же организации в Москве и 3) существование связанной с «Национальным центром» и работающей под его руководством и контролем военной организации.
Дальнейшее раскрытие этой организации задержалось почти на месяц, вплоть до того, как арест Н. П. Крашенинникова в Вятской губернии 27 июля и вслед за тем арест Н. Н. Щепкина 28 августа в Москве дали нити к дальнейшему раскрытию всей организации. Обыск у Н. Н. Щепкина был произведен 28 августа под личным наблюдением заведующего Особым отделом ВЧК. При обыске у Н. Н. Щепкина была обнаружена жестяная коробка, содержащая шифрованные и нешифрованные записки, шифр, рецепты проявления химических чернил и пять небольших квадратиков фотографической пленки. Оставленная в квартире Щепкина засада арестовала в ближайшие дни зашедших к Щепкину Г. В. Шварца, А. А. Волкова, Н. М. Мартьянова, Волк-Карачевского, жену генерала Стогова и других.
Записки, найденные у Щепкина в шифрованном и нешифрованном виде, содержали: 1) записку с изложением плана действий Красной Армии от Саратова, 2) сводку сведений, заключавшую в себе список номерных дивизий Красной Армии к 15 августа, сведения об артиллерии одной из армий, план действий одной из армейских групп с указанием состава группы, сообщение о местоположении и предполагаемых перемещениях некоторых штабов, 3) сводное письмо, содержащее подробное описание одного из укрепленных районов, точное расположение занятых батарей в нем, сведения о фронтовых базисных складах, 4) сводное письмо, писанное 27 августа с заголовком: «Начальнику штаба любого отряда прифронтовой полосы» – «Прошу в самом срочном порядке протелеграфировать это донесение в штаб Верховного разведывательного отделения, полковнику Хартулари». Это письмо содержит общие военно-шпионские данные с описанием отдельных армий, предположительного плана действий Красной Армии и сообщение об имеющихся в Москве силах деникинцев, 5) записку, содержащую сведения о кавалерийской армии, 6) письмо от 22 августа, озаглавленное: «От объединения «Национального центра», «Союза возрождения» и «Совета общественных деятелей», адресованное членам правительства Деникина – Астрову, Степанову и другим, содержащее как деловые сведения о сношениях, деньгах и планах Московской организации «Национального центра», так и указание на лозунги, которые должны быть усвоены при продвижении Добровольческой армии к Москве.
Найденные в той же коробке фотографические пленки были пересняты и увеличены, и тогда оказалось, что на них сфотографирован текст ряда сообщений и писем политических деятелей кадетской партии из штаба деникинской армии – Н. И. Астрова, В. Степанова, князя П. Долгорукова и других.
Все указанные выше сведения написаны на узких полосках бумаги в два пальца ширины и приведены таким образом в годный для перевозки через фронт конспиративный вид. Н. Н. Щепкин признал, что все эти документы переписаны лично им. В собственноручном показании Н. Н. Щепкина 5 сентября сказано: «На вопрос о том, кто писал листочки с информацией мелким шрифтом, найденные у меня, отвечаю: содержание этих информации было доставлено мне в готовом виде. Переписывал я их лично одним из тех карандашей, которые Вы мне предъявляете… Одним из этих карандашей, весьма твердым, писаны мной полосы».
В собственноручном же показании от 10 сентября Н. Н. Щепкин пишет: «В последнее время (так, с зимы 1919 г.), при лице, которое я заменил после его отъезда, как-то повелось, что депеши, отправляемые лицами, приезжавшими к нам, приводились в компактный вид, приспособленный для перевозки, моим предшественником, это продолжал делать я».
Наконец, на допросе 12 сентября Н. Н. Щепкин записал: «Вступил я в «Нац. центр» и стал к нему близко, когда его деловые обычаи уже сложились. Мне было поручено принимать депеши, приходившие от наших товарищей с юга, а когда мне приносили готовый текст депеши на юг – то приводить их в компактный для отправки вид. Если предстояли сношения с нашими товарищами по центру, то депеши составлялись совместно с кем-либо из членов «Нац. центра», депеши же для Добровольческой армии доставлялись готовыми. В этих депешах я позволял себе исключать места, сведения или неверные, или с политической точки зрения излишние… Лиц этих (тех, что приносили депеши для Добровольческой армии. – Л.К.[11]), со слов своего предшественника, считаю агентами Добровольческой армии».
Что же касается пленок, то арестованный 30 августа засадой на квартире у Щепкина юнкер Николаевского артиллерийского училища Георгий Вячеславович Шварц, служивший в Корнилов-ском полку, на допросе в тот же день показал, что ему было поручено в Екатеринодаре проехать по выданным ему там же подложным документам на имя В. Н. Клишина в Москву и передать там Н. Н. Щепкину комок тонкой бумаги. Далее Шварц показал: «В Екатеринодаре офицер, передавший мне комок бумаги (скатанный в трубочку), сообщил, что – это ответ[12] «Национальному центру», Щепкин меня ни о чем не расспрашивал. Комок бумаги он развернул при мне, в бумаге оказались показанные мне при допросе фотографические пленки. Щепкин предложил мне зайти в субботу для получения ответа».
У арестованного на квартире у Щепкина 1 сентября А. А. Волкова найден был отрывок сообщений, присланных в виде фотографических пленок, в переписанном уже на машинке виде, с нерасшифрованными еще местами. На допросе 1 сентября А. А. Волков показал, что взялся расшифровать нерасшифрованные места этого письма по просьбе Владимира Александровича Астрова, в виде личной услуги. При обыске же у Волкова найдено было начало его собственноручного письма с расшифровкой указанных мест.