Таким образом, некоторое время придворная жизнь продолжала идти своим обычным порядком. А тут еще и политические события – главным образом шотландские дела – целиком поглощали собой внимание Елизаветы.
Наконец в Лондон прибыл также и Ралейг; он явился к Бэрлею, представил ему обстоятельный доклад, и, разумеется, Бэрлей сразу увидел, какие выгоды может дать Лейстеру последний.
– Хорошо, сэр, очень хорошо, уважаемый сэр! – ответил он Ралейгу. – Вы выполнили ваше поручение именно так, как и надо было ожидать от вас. Однако мы мало чего добьемся, если на основании данных вашего следствия возбудим судебное преследование. Подумайте только, стоит ли, в сущности, все это дело тех неприятностей, которые оно может вызвать?
– Я и сам держусь совершенно такого же мнения! – ответил Ралейг.
– В таком случае в данный момент королеве можно сообщить только то, что известная особа скрылась, причем надо заметить, что за ней последовали Сэррей и Брай. Что же касается преступлений, совершенных арестованными вами лицами, то они не касаются непосредственно лорда Лейстера и могут быть направлены в обычном судебном порядке без всякого ведома и личного вмешательства ее величества.
– Вашей светлости это виднее, – ответил Ралейг, – я же, со своей стороны, буду ожидать приказания королевы явиться к ней с докладом.
Бэрлей отпустил Ралейга, а затем тотчас же призвал Лейстера. Последний явился немедленно. В кратких словах министр сообщил ему обо всем, и в первый момент Дэдлей насмерть перепугался, но вскоре понял, какие выгоды давал ему такой оборот вещей и каким образом он мог бы лучше всего использовать создавшееся положение.
При первом представившемся случае Бэрлей доложил королеве о прибытии Ралейга и о результатах следствия.
Елизавета молча выслушала его, а затем промолвила:
– Значит, у нас все-таки нет никаких доказательств? В таком случае будем ждать, пока вернется сюда Сэррей.
Елизавета даже не выказала желания сейчас же поговорить с Ралейгом, а когда позднее он появился при дворе, то она ни словом не обмолвилась относительно всего этого дела.
Это дало пищу самым различным предположениям. С одной стороны, Елизавета могла уже простить графу Лейстеру и не желала больше слышать что-нибудь обо всем этом деле. С другой стороны, все это могло означать, что королева просто ждет, пока улики и доказательства будут налицо, чтобы тогда обрушить на голову Дэдлея свою кару.
По врожденному легкомыслию Лейстер склонялся к первой мысли и, наверное, попытался бы снова приблизиться к королеве, если бы Бэрлей не предостерег его от этого.
Тем временем Бэрлей разрешил ему освободить Кингтона из Тауэра и временно спрятать где-нибудь в своих владениях. Зато Пельдрам и Ламберт были приговорены шерифом к нескольким годам заключения в тюрьме. Все это дело казалось преданным забвению навсегда, тем более что из Шотландии доносились такие слухи о тамошнем положении дел, что трудно было допустить, чтобы Филли и Сэррей скоро вернулись обратно. Несмотря на все это, Сэррей вдруг появился.
Прибытие Сэррея привело в немалое замешательство не только самого Лейстера, но также и Бэрлея, и Ралейга.
Сейчас же по приезде в Лондон Сэррей отправился к Ралейгу, но это посещение лишний раз убедило его, что тот далеко не расположен действовать в его пользу. Тогда он отправился к Бэрлею, но и тут встретил совершенно такое же отношение; тем не менее министр обещал ему исходатайствовать аудиенцию у королевы; ведь Сэррей кинул обвинение Лейстеру в присутствии всего двора; поэтому как следствие, так и объявление приговора тоже должны были произойти при такой же обстановке.
Сэррей явился на эту аудиенцию одетый в придворное платье. Придворные пугливо избегали его, граф Лейстер снова гордо носил голову высоко, королева кидала на Сэррея грозные взгляды. Она спросила:
– Вы, кажется, прибыли из Шотландии, сэр?
– Да, ваше величество, и именно затем, чтобы выкупить оставленное в залог слово.
– Ну, вы с этим не очень-то торопились, как я вижу. Тем не менее ваше обвинение против лорда Лейстера, кажется, окончательно пало. Где та женщина, которой вы так особенно интересовались?
– Леди Лейстер в Шотландии, ваше величество. Она поняла всю недостойность поведения своего супруга и решила навсегда покинуть его. Так как она в безопасности и не желает больше иметь ничего общего с лордом Лейстером, то всякое дальнейшее расследование предъявленного мною обвинения излишне.
– И вы являетесь сюда только для того, чтобы сказать это? – вскрикнула королева. – Ну, это слишком, лорд Сэррей!
– Я ручался своим словом, ваше величество. Я – ваш верноподданный и должен подчиниться вашему приговору. Но для того чтобы доказать, что я возбудил обвинение не по злобе или легкомыслию, я позволю себе представить вам вот этот документ. Лорд Лейстер отрицает, что он женат, эта же бумага говорит совсем обратное.
Сэррей достал доверенный ему Браем документ и протянул его королеве. По ее знаку Бэрлей взял у него из рук бумагу и вслух прочел ее содержание.
Королева бросила на Лейстера строгий, испытующий взгляд. Дэдлей бросился на колени и воскликнул:
– Ваше величество! Я имел честь только что объяснить вам… Мой слуга Кингтон…
– Ах да, да, знаю, – поспешно перебила его Елизавета, – и совершенно не имею желания выслушивать все это во второй раз. Вообще я смотрю на все это дело как на конченое. Документ, представленный вами, лорд Сэррей, подложен, а ваше обвинение несправедливо, хотя я и готова признать, что вы сами были введены в заблуждение.
Сэррей стоял, словно пораженный громом, и не в силах был проронить ни единого слова.
– Объявляю вас, лорд Лейстер, свободным от предъявленного к вам обвинения, – продолжала королева, – а вы, лорд Сэррей, сэр Брай, равно как та женщина, из-за которой загорелось все это дело, и Кингтон, служащий у графа Лейстера, – все изгоняетесь из пределов нашего государства; вы будете находиться в изгнании, пока мне не заблагорассудится изменить свой указ об этом, а остальные – навсегда. Ступайте, лорд Сэррей! Вас, наверно, заждались в Шотландии.
Сэррей вышел из зала, а королева дала знак, что официальные представления окончены. В сопровождении придворных дам и Лейстера она отправилась в свои апартаменты. Бэрлей, которому надо было еще переговорить о разных делах с королевой, остался тем не менее в зале, как бы желая дать Лейстеру возможность окончательно оправдаться наедине с королевой.
Эпилог всей этой истории вызвал массу разговоров и удивлений. Но Елизавета имела достаточно времени, чтобы на досуге пораздумать над всем этим делом и прийти к верному способу поддержать свое достоинство. Однако ей удалось сделать все это только с внешней стороны, потому что внутренне она чувствовала себя более несчастной, чем когда бы то ни было, и проклинала, как никогда еще, блеск, пышность и власть, за которые ей приходилось расплачиваться такой дорогой ценой. Однако она убедилась в том, что, по крайней мере, ей хоть удалось обмануть окружающих, а, в сущности, именно это и было ее целью.
Прибыв в свои апартаменты, Елизавета отпустила придворных дам и осталась наедине с Лейстером.
– Ваше величество!.. Высокая милость… – остановившись на пороге дверей, льстивым голосом начал было Дэдлей.
– Молчите, Дэдлей, – перебила его Елизавета, – только великой милостью и было то, что я проявила по отношению к вам… Но если эта милость и не была заслужена вами, то обстоятельства требовали от меня такого отношения. Что же касается вас самих, то вы действовали самым бессовестным образом.
– Я признался в своей вине!
– Да, признались… А признались ли вы в том, что тайно помогли скрыться своему слуге, что заставили исчезнуть свидетелей его или – вернее – ваших проделок? Короче говоря, вы пытались обмануть меня. Но на этот раз вы поступили так, как только я могла сама желать!.. Зато мой прекрасный сон кончился… Вы останетесь в прежней должности, граф Лейстер, вы по-прежнему будете близко стоять ко мне, но берегитесь! Больше думайте над тем, что вы собираетесь делать!.. Только при том условии мы попытаемся простить вас, а может быть, и забыть происшедшее!
Сказав это, королева отвернулась от своего фаворита и сделала рукой движение, которое означало собою приказание удалиться.
Лейстер встал с колен и, словно побитая собака, выскользнул из комнаты.
В зале он встретил Бэрлея и шепотом сказал ему:
– Королева знает все!
– Все? – в изумлении переспросил Бэрлей.
– Да, милорд, но она не сердится на нас; она рада, что история наконец кончилась.
– Мы можем поздравить себя с этим. Но все-таки, милорд, заметим себе, что у ее величества имеются еще какие-то посторонние глаза и уши, кроме нас с вами! Нам нужно быть очень начеку. Поэтому постарайтесь как можно скорее спровадить Кингтона.
– Это будет сделано! Ну а документ у вас еще?
– Вот он; передаю его вам в качестве сувенира!
Говоря это, лорд Бэрлей улыбнулся, но Лейстер не обратил внимания на тон, которым была сказана эта фраза, а поспешил скорее схватить документ.
– Благодарю вас! – почти простонал он и бросился вон из дворца.
Бэрлей приказал доложить о себе королеве и был немедленно принят Елизаветой. Он застал свою повелительницу в состоянии высшего возбуждения. До сих пор она находила в себе силу владеть собою, но с того момента, как Лейстер ушел от нее, она уже не могла больше притворяться.
– Милорд Бэрлей! – сказала она ему. – Вы видите перед собой разбитое сердце. Но этот урок был необходим, чтобы сделать меня тем, чем я стала. Благодарю вас за разумное направление дела; но не будем больше никогда говорить о нем. Клянусь вам, что я никогда больше и думать не буду о замужестве и что меня так и опустят в могилу девственной королевой. Ну, что у вас тут?
Во время этих слов Бэрлей несколько раз поклонился королеве с выражением глубокой серьезности на лице. Когда она кончила, он подал ей кипу бумаг и произнес: