дила ненависть. Мы дураки, Сэррей, если верим в добродетель! Найди себе жену, а я убью ее ради тебя, чтобы она не успела обмануть тебя и подарить тебя ребенком, происходящим не от тебя!..
Глаза Вальтера дико сверкали, словно в припадке сумасшествия. А по лесу раздавались звуки рожка Черного Дугласа, призывавшего своих людей к погоне за беглецами.
Глава одиннадцатая. Отказ
Бегство Филли было скоро обнаружено в замке Сент-Эндрью, но вызвало гораздо меньше разговоров и привлекло меньше внимания, чем этого опасался Дэдлей. Никто не заподозрил его в таком поступке, который был бы слишком большим оскорблением для королевы, и мысль, что Филли увезена Сэрреем по соглашению с нею самою, показалась особенно вероятной, когда узнали, что Роберт внезапно выехал из Эдинбурга. Вскоре общее внимание было отвлечено другими, более важными делами. Дарнлей заболел страшной горячкой, и Мария Стюарт не отходила от больного, ухаживая за ним. Этот экстравагантный шаг, наносивший неизгладимый удар всем пуританским взглядам шотландцев, не оставлял сомнения, что Мария изберет в супруги именно Дарнлея, отказав послу Елизаветы. Лейстер был вполне приготовлен к этому, как вдруг его пригласили пожаловать к королеве.
Он застал ее в ее будуаре, очаровательную, как никогда, и был принят так сердечно, что в тайниках души даже пожалел, почему до сих пор не предпринимал никаких мер, чтобы завоевать это сердце, пока оно не было покорено другим.
– Граф Лейстер, – сказала Мария Стюарт, – я глубоко раскаиваюсь, что проказливое настроение и необоснованная подозрительность вызвали меня на шутку, глубоко оскорбившую вас. Я видела в вас посла Елизаветы, которая обольщается надеждой, что ей достаточно послать ко мне блестящего кавалера, чтобы мое сердце было покорено. И мысль, что вы разделяете ее точку зрения, заставила меня сыграть веселую шутку над вашим честолюбием. Простите мне эту шутку, а для того, чтобы доказать вам, насколько я не хочу долее обманывать вас, я признаюсь вам в том, что до сих пор должна была скрывать от всех и каждого и что уж никак не должно было дойти до ушей посла Елизаветы: я решила избрать себе в супруги лэрда Дарнлея. Теперь вы знаете мою тайну; выдав ее моим врагам, вы можете погубить и меня, и Дарнлея, так как у меня еще нет власти защитить его против Мюррея. Тем не менее я предпочитаю лучше действовать неразумно, чем обманывать того, кто искренне или нет, но еще так недавно признался мне в своей любви. Я не желаю мужа, которого мне навязывает Елизавета, и именно потому, что я верю вам и очень уважаю вас, милорд, я и говорю вам это прямо. Сердитесь на меня, как на королеву, но не питайте злобы ко мне, как к женщине, только следовавшей велениям своего сердца и с большим отвращением игравшей роль, взять которую на себя она должна была в силу горькой необходимости.
Никогда еще Мария Стюарт не была так прекрасна, как в этот момент, никогда еще очарование ее прелести не было так увлекательно и мощно, как теперь, когда она говорила от чистого сердца, в глубоком волнении задевая самые чистые струны чувств Лейстера.
Он бросился перед ней на колени, впился в нее пламенным взором, схватил ее руку и, покрыв ее бесчисленными поцелуями, воскликнул:
– Ваше величество, вы наносите смертельную рану моему сердцу, но в то же время проливаете на нее целительный бальзам. Вы дарите меня своим доверием, и никогда еще ваше сердце не приобретало лучшего друга, чем в этот час. Я всецело отдаюсь вам. Пусть поднимают на смех посла Елизаветы; достаточно будет, если вы поймете меня. Несмотря на то что мои самые радужные надежды потерпели крушение, я буду думать только о вашем счастье; я постараюсь обмануть Мюррея и примирить всех в Лондоне с мыслью о том, что шотландский трон достанется Генриху Дарнлею. Никогда еще в жизни я не любил ни одной женщины так, как вас, и чувствую это я особенно остро именно теперь, так как готов отказаться от вас ради вашего счастья. Пусть наградой мне будет только ваша улыбка! Если же вы будете счастливы, то вспомните меня и скажите: «Дэдлею я обязана за то, что он проложил дорогу к моему счастью!»
– Так и будет, лорд Лейстер, – взволнованно сказала Мария Стюарт, и слеза повисла на ее ресницах, – я буду знать, что около Елизаветы находится один из моих вернейших друзей, и никогда не забуду того, что он сделал, чтобы обеспечить мне мое счастье.
Рука королевы ласково скользнула по волосам коленопреклоненного Дэдлея, а затем она вдруг схватила коробочку, вынула оттуда маленький портрет-миниатюру и, подав ее Дэдлею, с очаровательной улыбкой шепнула ему:
– Вот мой портрет; его постоянно носил мой муж Франциск. Возьмите его с собой вместо меня!
Лейстер прижал портрет к губам, еще раз взглянул на королеву пламенным взором отвергнутого поклонника и затем поспешил уйти из комнаты.
– Филли утешит меня, – пробормотал он, – теперь это решено; и так, очевидно, пожелало Провидение. Что такое любовь женщины и честолюбие! Никогда, никогда Елизавета не могла бы предложить мне то, что сказала Мария и что плача предложила Филли. В ее объятиях я буду счастлив, счастливее тебя, Мария Стюарт, так как меня не придавливает своею тяжестью никакая корона, никто не будет оспаривать у меня красавицу Филли!
Но казалось, будто судьба захотела немедленно ответить Дэдлею на эти слова.
Перед воротами замка послышались звуки фанфар, и пред резиденцией королевы показался Черный Дуглас в сопровождении Брая, Сэррея и вооруженных солдат.
Лейстер сразу догадался, что привело их сюда, и непреодолимый ужас пронизал его от головы до пят: эти люди могли узнать о бегстве Филли только в том случае, если беглецы пойманы; но ведь в таком случае он будет заклеймен позором, подвергнется презрению Марии Стюарт и гневу Елизаветы как изменник!
Только наглая ложь и могла спасти его. Что значили в сущности показания слуги (если Кингтон предал его) против слов его, лорда? Филли нема. Если она любит его, то кто мог бы заставить ее знаком указать, что виновник ее бегства – он; если же она любит его далеко не так горячо, чтобы потерпеть из-за него стыд, – ну, тогда ему совершенно не стоит страдать из-за нее, тогда она должна погибнуть ради его спасения.
В тихом Сент-Эндрью вызвало немало толков и пересудов то необыкновенное обстоятельство, что на улицах показался отряд вооруженных всадников. Сама королева была страшно поражена, когда ей доложили, что лорды Дуглас и Сэррей настоятельно просят принять их.
Королева колебалась, открыть ли отряду ворота или отказать в приеме. В этот момент в комнату вошел Мюррей, и, как ни ненавистен был ей образ этого человека, все-таки в его присутствии она почувствовала себя спокойной.
– Что нужно этим лордам? – спросила она. – Неужели здесь больше не уважают воли королевы? Я не желаю давать здесь аудиенцию!
– Если вы, – поклонился ей Мюррей, – разрешите мне, то я прикажу поднять мосты и распоряжусь, чтобы стрелки не подпускали на расстояние выстрела ни одного вооруженного. Я не думаю, разумеется, чтобы лорды замыслили что-нибудь злое, но пусть это послужит уроком другим не приближаться к королевской резиденции с вооруженной силой, если они имеют какую-либо просьбу к королеве!
– Вы думаете, что они явились не с дурными целями? Так к чему же тогда эта вызывающая строгость? Вы не любите Дугласа. Но я все-таки хочу выслушать лордов, если они отправят назад вооруженных людей.
– А если они откажутся? Я не верю Дугласу!
– Я же верю ему, раз около него находится Роберт Сэррей! – возразила королева.
– Я узнал, что лорды Сэррей и Лейстер поссорились. Законы гостеприимства ограждают посланника Елизаветы от всяких нападок.
– А вы боитесь последних? – улыбнулась Мария, которая успокаивалась все более, по мере того как Мюррей нахмуривался. – В таком случае я надеюсь, что не буду поставлена в неприятное положение сказать лордам что-либо оскорбительное, так как лорд Лейстер, наверное, сам сумеет защититься от любых нападок, не прибегая для этого к моей защите. Прикажите впустить лордов! – обратилась она к дворецкому.
– А что, если лорд Лейстер, возмущенный непристойной шуткой, сыгранной над ним, ответил шуткой же, причем его месть поразила особу, при посредстве которой вы насмеялись над ним? Что, если лорд Сэррей явился требовать справедливости и удовлетворения? Неужели вы отдадите под суд посланника Елизаветы, чтобы весь мир узнал, как вы с ним обошлись?
Лицо Марии побагровело.
– Если правда – то, на что вы намекаете, – промолвила она, – тогда и могущество Елизаветы не спасет и не защитит ее посла. В своем рвении укрепить союз Шотландии с Англией вы забываете о своем звании первого лэрда нашего королевства и что в ваши обязанности входит мстить за наносимые мне оскорбления!
Маршал открыл двери и доложил о появлении лордов Дугласа и Сэррея и сэра Брая. Дуглас преклонил колено перед королевой, и взгляд его темных глаз уставился на красивую женщину с любопытным и наглым удивлением.
– Что привело вас сюда, милорды? – спросила Мария, умышленно отворачиваясь к Сэррею. – Очевидно, случилось что-либо очень из ряда вон выходящее, если вы даже не уважаете нашего желания пребывать здесь вдали от всяких дел и забот!
– Ваше величество, – ответил Сэррей, видимо, крайне истощенный продолжительной ездой, – нас привела сюда необходимость обратиться к вашему правосудию!
– А я, ваше величество, – произнес Дуглас, – явился сюда с жалобой, и, как вы немедленно увидите, обстоятельства требуют, чтобы сначала изложили сущность обвинения у вашего трона, а уж потом сами стали искать виновного. Одна из девушек, служившая при вашем дворе, похищена…
– Это я знаю, милорд, – прервала его Мария, – она похищена или убежала. Вам известны какие-либо подробности?
– Она похищена. Сэр Брай узнал ее, но предательский удар похитителя, поразивший лошадь сэра Брая и сваливший ее, лишил его возможности догнать негодяя. Я проследил путь беглецов и открыл, что они спаслись через английскую границу.