Он спрыгнул с коня и хотел обнажить оружие; в этот момент мировой судья коснулся его своим жезлом, в знак того что он подлежит суду, если не окажет повиновения. Но еще грознее этого прикосновения для взбешенного шотландца было вмешательство Ламберта; тот направил на него пистолет с взведенным курком и воскликнул:
– Один шаг, сэр, и вы будете убиты!
Тут как раз на башне замка зазвонил колокол, звон которого призывал к оружию всадников Кэнмора, а двое слуг с винтовками показались в дверях дома управляющего; третий привел шестерых громадных догов на своре, которых стоило только спустить, чтобы они кинулись на чужих.
– Вальтер Брай! – воскликнул Сэррей, увидав эти приготовления. – Я приказываю вам следовать за мною. Мы явились сюда с целью воспользоваться разрешением лорда Лейстера, но не с тем, чтобы нарушать спокойствие в стране. Милорд Лейстер, эти мероприятия доказывают мне ваше предательство. Перед троном королевы принесу я жалобу на вас. На коня, сэр Брай! Милорд Лейстер ссылается на закон, и закон должен судить его.
С этими словами он швырнул свою перчатку под ноги Дэдлею в знак того, что объявляет ему борьбу на жизнь и на смерть.
– Милорд Сэррей, – возразил тот, не поднимая перчатки, что означало, что он не принимает объявления войны, – вы заблуждаетесь. Только вот этому бешеному человеку, – тут он указал на Брая, – хотел я показать, что противопоставляю силу силе. Слезайте с коня, прикажите сэру Браю и оруженосцам откупорить за мой счет лучшую бочку эля в Кэнморском пабе, а сами пожалуйте в замок. Я не желаю ничего лучшего, как доказать вам, что вы неверно судили обо мне, и если неприязненная подозрительность все еще лишает меня вашего доверия, то пусть мировой судья сопутствует нам. Я обещаю даже последовать за вами в Лондон и там ответить на предъявленное мне обвинение, если мое объяснение не удовлетворяет вас.
На такое предложение можно было ответить лишь согласием; в нем было все, чего только могла требовать подозрительность. Даже Брай пришел в замешательство. Ведь все-таки могло случиться, что Лейстер оказался бы невиновным!
– Милорд, – воскликнул он, тогда как Сэррей спрыгнул с коня без дальних рассуждений и подобрал с земли свою перчатку, – хорошо, я покину Кэнмор-Кэстль с оруженосцами и даю вам слово, что буду считать себя вашим должником, если милорд Сэррей после объяснения с вами скажет мне, что мое подозрение против вас было неосновательным.
После этого он повернул назад свою лошадь, кивнул оруженосцам и покинул Кэнмор-Кэстль в ту минуту, когда всадники лорда уже приближались к парку с боевыми секирами. Ламберт приказал им угостить на счет лорда чужих оруженосцев, а Дэдлей повел Сэррея с судьей в замок.
– Милорд, – начал он, введя их в парадный зал, – я удалил сэра Брая, потому что не желаю держать ответ пред человеком, который в своей горячности забывает границы звания. Но вам я готов объяснить все с полной искренностью. Допустим, что вы не нашли бы той, которую ищете, в Кэнмор-Кэстле; тогда ваше подозрение не рассеялось бы вполне; вы могли бы подумать, что я нашел для нее более надежное убежище. Допустим теперь, что я мог бы назвать вам место, где приютилась Филли; дали ли бы вы мне тогда слово прекратить всякие поиски и уговорить сэра Брая последовать вашему примеру, в особенности если я дам вам доказательство, что Филли не подверглась никакому насилию и довольна своей участью?
– Значит, вам известно, где она находится?.. – воскликнул Сэррей. – Вы сказали неправду королеве Шотландии и мне!
– Я ручался своей честью лишь за то, что она не подверглась никакому насилию.
– На основании такого двусмысленного обещания я не могу успокоиться, а еще того менее поручиться за сэра Брая. Если Филли добровольно доверилась вам или одному из ваших слуг, то зачем же не позвали вы ее самой в свидетельницы? Почему вы отрицали истину перед шотландской королевой и с какой стати все эти тайны?
– Очень просто! – произнес Лейстер. – Допустим, что мне было известно о похищении Филли, что я сам устроил его или только допустил. Ведь это послужило бы шотландской королеве предлогом отвергнуть меня и мое искательство, свалить всю вину на мои плечи; Елизавета же получила бы право привлечь меня к ответственности, чего мне следовало бы опасаться еще и теперь, в случае если бы кто-нибудь заронил в ее душу подозрение на этот счет.
– И это, конечно, – главная причина вашей уступчивости? – презрительно усмехнулся Сэррей.
– В причинах, руководящих моими поступками, я обязан дать отчет только самому себе. Если вы предпочитаете принести на меня жалобу, вместо того чтоб воспользоваться моим доверием, то в добрый час! Тогда мы посмотрим, защитит ли меня Елизавета Тюдор или нет. Представляйте свои доказательства, потому что я потребую у королевы справедливого возмездия тому, кто клевещет на меня голословно.
Сэррею не понадобилось долго раздумывать, чтобы прийти к убеждению, что Лейстер в случае надобности не остановится перед убийством, чтобы сделать невозможным всякое доказательство его вины, прежде чем жалоба достигнет трона Елизаветы.
– Милорд, – ответил он, – я принимаю ваши условия и готов поручиться за Вальтера Брая, если вы убедите меня, что Филли не подверглась никакой несправедливости и никакому насилию. Обязываюсь к тому своею честью, опасаясь, чтобы вы не заставили поплатиться Филли за каждый шаг, сделанный нами для ее защиты или мести за нее.
– Я не спрашиваю, что дает вам право на подобное подозрение, но желал бы знать, почему вы думаете, что Филли менее дорога мне, чем вам? Вы сами предостерегали меня от свидания с Филли и говорили мне, что она любит меня, я свиделся с нею, и когда я увидал ее, то мне стало страшно, что королева Шотландии примет мое брачное предложение.
– Значит, вы сами похитили Филли?
– Да, я сам, и вы дали мне слово, что умолчите о том даже перед сэром Браем, если я потребую этого.
– Да, если вы докажете мне свою невиновность.
– Это будет, когда вы убедитесь, что я не прибегал к насилию. Знаком ли вам почерк Филли? Вот, читайте!
Дэдлей вынул из кармана листок, на котором Филли написала, что желает быть его служанкой.
– И вы не стыдитесь показывать мне это? – вспыхнул Сэррей. – Вы хвастаетесь тем, что обольстили ее?
– Милорд Сэррей, я не подражаю вам, не перехожу от одной сестры к другой и не повторяю здесь клятв, данных в другом месте. Пусть мировой судья засвидетельствует вам, бесчестно ли с моей стороны, в видах собственной безопасности, при неблагоприятных теперешних обстоятельствах, не объявлять пока публично, что я намерен сделать увезенную мною девушку графиней Лейстер?
При первых словах графа лоб Сэррея омрачился, но удивление, вызванное последним признанием, заставило его молча уставиться взором на Лейстера.
– Графиней?.. – запинаясь, пробормотал он. – Вы хотели…
– Ввести хозяйкой в свой дом ту женщину, которую я люблю. Вам и Вальтеру Браю Филли внушила только участие, но в моих глазах она стоит выше всякой другой женщины; ради меня она страдала, за меня рисковала своей жизнью, и потому я обязан ей большей благодарностью, чем вы оба. Я имею на нее большее право, чем вы, и только ваше подозрение, ваши преследования виной тому, что я пока не мог рискнуть вступить с нею в брачный союз, что я принужден скрывать Филли и в Англии, чтобы гнев Елизаветы не уничтожил нас обоих.
– Милорд Лейстер, ваше признание обезоруживает всякое подозрение; не доверять вам долее, значило бы сомневаться в вашей чести. Дай бог, чтобы вам не пришлось раскаяться в необдуманном шаге!
– Это случилось бы лишь тогда, если бы я не мог положиться на ваше слово хранить молчание. Вы знаете сами, какие причины заставляют меня скрывать от королевы Елизаветы случившееся, пока я не сложу с себя своего придворного звания и не удалюсь от двора.
– Я понимаю и признаю основательность ваших опасений, – произнес Сэррей. – Вы можете положиться на мое слово.
Тут он поклонился и покинул замок. Мировой судья последовал за ним, после того как Лейстер взял и с него клятву хранить глубокое молчание о всем слышанном.
Заглянув в комнаты Филли, Дэдлей нашел ее на коленях перед распятием. Ее лицо было залито слезами, и, когда она подняла на Дэдлея свой влажный взор, ему показалось, что перед ним разверзлось небо.
– Жена моя! – восторженно воскликнул он и привлек ее к своей груди. – О, Филли, как напугала ты меня! Клянусь Богом, если я когда-нибудь стану колебаться между честолюбием и любовью, то тебе стоит лишь взглянуть на меня вот такими глазами, как теперь, чтобы я упал к твоим ногам и снова и снова стал молить о твоей любви! Но никогда, никогда не ошибешься ты во мне, я чувствую это; ты опора моей жизни, ты одна можешь заменить мне то, что я потерял.
Граф прижал Филли к себе; он верил в свою клятву, так как им руководила в данный момент лучшая часть его существа в радостном умилении.
Вальтер Брай последовал за Сэрреем, когда тот дал ему слово, что объяснение Лейстера вполне удовлетворило его и что, по его крайнему разумению, дальнейшие розыски могут послужить только ко вреду Филли.
– Через несколько месяцев, – заключил Сэррей, – мы удостоверимся, сдержал ли граф свое слово и сделал ли Филли такой счастливой, как обещал.
Вальтер не ответил ничего; он дал обещание повиноваться. Но когда они оба достигли Сэррей-Гоуза, он стал просить лорда об отпуске на несколько месяцев.
– Разве ты не хочешь примкнуть вместе со мною к Дугласу? Ведь Мария Шотландская рассчитывает на помощь своих друзей! – спросил озадаченный Сэррей.
– Мне нужно предварительно исполнить еще одну клятву! – ответил Брай. – Я поклялся отомстить за Филли той, которая велела пытать ее и сделала несчастной! Мой путь лежит во Францию; гугенот Монгомери нуждается в клинке, который слишком долго оставался праздным. Но я вернусь обратно, если в Шотландии запылает факел войны. Единственная девушка, о которой я беспокоился, предалась другому. Дай бог, чтобы она никогда не раскаялась в этом.