чего не может быть легче, как помочь ей в этом, так как иначе в ней легко было бы разбудить подозрительность, будто я домогаюсь лишь ее власти. Поэтому я мог бы добиться первенствующего влияния, если бы поддерживал в королеве мысль о том, что я принадлежу ей безраздельно. Наоборот, если она заподозрит, что я просто лицемерил, ее ненависть раздавит меня. Супруг Елизаветы был бы только куклой, так как ее поклонник может иметь шансы взять в свои руки управление всей Англией. Поэтому весьма возможно, что я сумею открыть путь для своих честолюбивых замыслов, не становясь изменником жене. Кому нужно знать, что граф Лейстер устроил себе тайное, мирное счастье? Твоей задачей будет оберегать эту тайну, Кингтон. Найди средство избавить меня от мучений вечного беспокойства, и ты будешь засыпан золотом и станешь моим другом.
– Вы изволили сказать, что этой тайны не знает никто, кроме священника, Ламберта и его дочери?
– Да! Но я поручился Сэррею своей честью, что увез Филли только для того, чтобы сделать ее своей женой.
– В таком случае я вижу только один исход: брак не должен быть заключен!
– Да, но он уже заключен, Кингтон. Я не буду отказываться от этого!
– Вы не изволили меня понять. Правда, вы изволили вступить в брак, чтобы оправдаться как в своих глазах, так и в глазах леди Лейстер. Но вы хотели скрыть этот брак, следовательно, на самом деле он существует только для вас, но не для других. Не должно существовать доказательств, на основании которых другие могли бы уличить вас. Иначе говоря: я думаю, нужно удалить из книги метрик листок, на котором записан ваш брак, и принять меры, чтобы как священник, так и свидетели молчали.
– Ну а лорд Сэррей? – спросил Лейстер. – Если он потребует доказательств, что я сдержал свое слово? Это такой человек, который способен довести свое преследование до трона королевы!
– Надо либо заставить его замолчать, либо помешать ему добраться до трона королевы.
– Да как же помешать этому? Быть может, он и будет молчать, если узнает правду, но этот меднолобый остолоп Брай не станет внимать голосу рассудка; он все поставит на карту, лишь бы добиться официального признания прав моей жены!
Кингтон, улыбнувшись, спросил:
– Неужели вы имеете основания щадить человека, который может быть вам до такой степени опасным?
– Я не хотел бы употреблять насилие против него, но если иначе нельзя…
– Жизнь этого упрямого болвана весит легко, если на другую чашку весов положить вашу жизнь. Быть может, окажется достаточным одной угрозы. Если бы я получил полномочие действовать в ваших интересах сообразно тому, как я найду нужным, то я уверен, что в самом непродолжительном времени я имел бы возможность всецело успокоить вас, ваше сиятельство!
– Кингтон, я не люблю крайних средств; я не хотел бы допускать совершение преступлений.
– Я пущу в ход крайние средства только в случае крайней необходимости и во всяком случае будет гораздо лучше, если в таком деле выступите не вы лично, а я. Вы, ваше сиятельство, можете потом свалить всю вину на меня, если мне придется зайти слишком далеко, а так как дело касается вашего счастья и жизни, то вы, конечно, простите мне, преданному слуге, если я проявлю излишнее рвение, а не недостаток усердия. Я уже составил план, который в случае открытия вашей тайны оставит вам свободный выбор между гневом королевы и решительным шагом в целях самозащиты.
– Что же ты хочешь сделать?
– Пусть это будет моей тайной. Я буду ответственным пред вами во всех своих действиях, но если вы познакомитесь заранее с моим планом, вся ответственность падет на вас. Дайте мне только полномочия, достаточные для исполнения задуманного плана.
– Каких же полномочий хочешь ты?
– Ваше письмо к леди Лейстер! В нем вы предложите ей следовать моим указаниям, если окажется необходимым внезапно изменить местожительство; затем вы уполномочите назначать и смещать служащих графства, призывать всадников и давать им приказания, в которых я обязан отчетом только вам, ваше сиятельство.
– Все это я охотно поручу тебе. Но когда же ты надеешься окончательно покончить со всем этим так, чтобы я мог беззаботно смотреть в будущее?
– В тот день, когда вы предложите королеве к подписи бумагу, в которой будет стоять декрет об изгнании всех тех, кто добровольно не согласится верить на слово вашей чести.
Лейстер, утвердительно кивнув Кингтону, произнес:
– Это было бы лучшим средством, но для этого требуются уважительные основания, иначе королева не подпишет указа. Изгнать из пределов государства лучше, чем убивать; я не хотел бы иметь крови на совести. Наконец, кто знает? А вдруг какой-либо удачный поворот дела избавит нас от всяких забот. Если королева выйдет замуж…
– Или вдруг умрет ваша супруга…
– Кингтон! – вздрогнув, вскрикнул Лейстер, и его лицо побледнело. – Горе тому, кто будет виноват в смерти моей жены! Даже если он станет искать защиты у самого трона Елизаветы, я убью его!
– Вот поэтому-то я и просил разрешения в случае необходимости отправить миледи из Кэнмор-Кэстля; ведь в случае чего месть, направленная против вас, не увенчается успехом, она все же может обрушиться на вашу супругу.
Подозрения, блеснувшие у Лейстера при словах Кингтона, теперь улеглись; граф подошел к письменному столу, чтобы написать письмо Филли и доверенность Кингтону.
Через два часа Кингтон был уже в седле и скакал, сопровождаемый одним только Ричардом Пельдрамом по направлению к Кэнмор-Кэстлю, а граф Лейстер выбирал самое изящное платье, чтобы предстать пред королевой Елизаветой.
Глава шестнадцатая. В будуаре королевы
Вскоре при дворе все стали называть графа Лейстера действительным фаворитом Елизаветы, и для его честолюбия не могло быть лестнее роли того человека, ради которого, по слухам, королева отвергала одного за другим царственных претендентов на ее руку.
Екатерина Медичи счастливо покончила с первой гражданской войной и теперь искала союза с Елизаветой, чтобы лишить гугенотов их покровительницы. Французскому послу де Фуа было поручено передать королеве послание, в котором Екатерина просила руки Елизаветы для своего сына, французского короля Карла IX. Елизавета несколько раз менялась в лице во время чтения этого письма. Видно было, что она и польщена, и смущена; наконец она ответила, что предложение такой чести переполняет ее любовью и уважением к вдовствующей французской королеве, но, очевидно, последняя плохо осведомлена относительно ее, Елизаветы, возраста. Она слишком стара для такого юного короля, как Карл IX, и последний будет пренебрегать ею, как король испанский пренебрег ее покойной сестрой Марией, она же лучше согласна умереть, чем видеть пренебрежение.
Де Фуа пытался переубедить королеву и склонял ее советников в пользу этого брака, но в то же время против этого работал испанский посланник де Сильва.
– Ваше величество, – сказал он ей однажды, – говорят, будто вы собираетесь выйти замуж за французского короля?
Елизавета слегка опустила голову и громко расхохоталась, после чего ответила:
– Теперь как раз пост, поэтому я готова исповедаться вам. Относительно моего брака ведутся переговоры с королями Франции, Швеции и Дании. Из числа неженатых государей остается один только испанский инфант, который еще не удостоил меня чести просить моей руки.
– Ваше величество, мой повелитель уверен, что вы не желаете выходить замуж вообще, раз вы отклонили предложение его величайшего государя христианского мира, хотя, как вы сами изволили уверять, вы и были лично расположены к нему.
– О, это не совсем так, – уклончиво возразила Елизавета. – В то время я менее думала о замужестве, чем теперь. Мне надоедают с этим, и я временами почти готова решиться на подобный шаг, чтобы избавиться от тех сплетен, которым подвергается женщина, не желающая выходить замуж. Уверяют, будто мое намерение не выходить замуж является следствием физического недостатка, а некоторые идут еще далее и приписывают мне очень плохие побуждения. Так, например, уверяют, будто я потому не хочу выходить замуж, что люблю графа Лейстера, а за него не хочу выйти потому, что он мой подданный, другие же заявляют, что я просто не уверена в длительности своего чувства. Всех языков не свяжешь, но истина когда-нибудь выплывет на свет, и вы, равно как и другие, узнаете, что именно руководит мною.
Она, смеясь, ушла, но с тех пор стало далеко не тайной, что она хоть и шутя, но все-таки открыто призналась в своем расположении к графу Лейстеру.
Французский посол был отпущен с отрицательным ответом и после этого стал поддерживать Лейстера, чтобы не допустить сближения Елизаветы с Испанией. Когда же он указал ей, что, отказав королю Франции, она уже не будет иметь возможности сделать более удачный выбор, тогда она снова ответила уклончиво и заметила, что, будучи вообще не склонна к браку с кем бы то ни было, по всей вероятности, никогда не выйдет замуж.
Вскоре после этого разговора она приняла графа Лейстера в своем голубом будуаре. Прошли месяцы с тех пор, как она побудила его начать борьбу, но ни разу еще она не давала ему случая быть с нею наедине. А между тем он был признанным фаворитом и занимал высшие придворные должности. Никто и не подозревал, что в часы кратких отлучек, когда он покидал Лондон, под предлогом охоты или частных дел, он наслаждался в объятиях любимой жены. Все ожидали, что рано или поздно королева объявит о том, что ее выбор пал на Лейстера; поэтому высшие чины и знатнейшие дворяне королевства окружали его лестью и почетом, хотя втайне и завидовали росту его влияния. А Дэдлей действительно становился тем более влиятельным, чем более старался делать вид, будто политические вопросы совершенно не интересуют его. Он понял, что несмотря на всю остроту и величие своего ума, Елизавета начинала подозрительно относиться к тому, кто не умел давать ей советы так, чтобы ей казалось, будто она сама додумалась до этого, и, конечно, отлично использовал это для укрепления своей власти.