Дамы испугались.
– Как вы смеете? – воскликнула Мария Сэйтон. – Не пытайтесь приблизиться к нам!
На один момент грубый молодец как бы опешил, но затем, отложив весла в сторону, подошел к королеве, схватил вуаль и поднял ее. Хотя Мария тотчас же вырвала вуаль из его рук и снова опустила, но лодочник увидел достаточно, о чем свидетельствовал его возглас удивления.
– Вперед! – крикнула Мария повелительным тоном. – Поспешите переправить нас!
Лодочник стоял некоторое время как бы в нерешительности.
– Это подлость! – крикнул он сурово. – Ей-богу, сударыня! Я – ленник лэрда Дугласа, и всякое ослушание его воли может стоить мне жизни. Меня обманули из скупости, чтобы сберечь лишний золотой. Мне не к чему исполнять данное обещание.
– Я возмещу вам все, что вы рискуете утратить, – сказала Мария. – Кроме того, вы получите хорошую награду, только перевезите нас поскорее!..
– Если бы вы даже сулили мне золотые горы, то и тогда я не соглашусь, – возразил лодочник. – Нет, ни за что!.. Поворачивай назад!
Просьбы, угрозы, приказания, мольбы – все было бесполезно; непреклонный человек повернул лодку обратно и направил ее к тому самому месту, откуда отъехал. Пригласив дам высадиться, он проводил их через парк к замку, где велел доложить о себе лэрду Дугласу.
Тем временем совершенно стемнело, так что возвращение Марии в замок было замечено лишь очень немногими. Однако старый Дуглас был вне себя и отозвался о королеве очень резко, в особенности за то, что она соблазнила его внука, которому он при этом послал свое дедовское проклятие. Сам же он, позаботясь о надежной охране замка, отправился в Кинрос, чтобы арестовать своего внука. Но Георг Дуглас, очевидно, заметил, что произошло на воде, или получил как-нибудь извещение и успел бежать раньше, чем его настиг дед.
На Марию это неудачное бегство подействовало самым угнетающим образом; горькое разочарование в надеждах потрясло ее, и всю ночь напролет она плакала, а ее дамы никак не могли успокоить ее.
После такой ночи настроение Марии стало крайне угнетенным, запуганным и податливым. Старый Дуглас появился в ее комнатах довольно поздно, с мрачным выражением лица, еще более способствовавшим страху королевы. Когда же он в коротких, резких словах объявил ей, что прибыло новое посольство от тайного совета лэрдов и в одиннадцать часов явится перед нею, она чуть было не упала в обморок.
После этого заявления лэрд Дуглас удалился. А так как у королевы не просили аудиенции, а приказывали, требуя повиновения, то Мария не могла воспрепятствовать тому, чтобы депутаты явились к ней в назначенное время.
Членами посольства были на этот раз Роберт Мельвиль и лэрд Линдсей. По-прежнему задача первого состояла в том, чтобы подготовить королеву к акту отречения от престола. На этот раз он еще определеннее разъяснил ей все последствия продолжительного сопротивления воле лэрдов. Мария хотя и продолжала сопротивляться этому требованию, но уже не с прежнею решительностью; когда же вошел свирепый Линдсей, она так испугалась, что почти лишилась воли.
Линдсей вошел, держа в руках три хартии. Войдя без поклона, он прямо направился к королеве, разложил бумаги на столе перед нею и заявил беспощадным тоном:
– Вам предоставляется или подписать эти документы, или же быть приговоренной к смертной казни; доказательства вашей вины имеются налицо.
Эта угроза, сопровождавшаяся вполне заслуженным упреком, окончательно потрясла Марию и лишила ее последнего мужества. Слезы брызнули из ее глаз, и, дрожа всем телом, она схватила перо и начала подписывать лежавшие перед нею три документа.
Добившись своего, Линдсей отошел к дверям и приказал позвать Томаса Синклера, секретаря Марии. Этим моментом воспользовался Мельвиль и шепнул королеве несколько слов.
Как известно, роль Мельвиля в этом деле была несколько двусмысленная; однако казалось, что он взял ее на себя исключительно с целью служить интересам королевы. Это предположение основывалось на словах, с которыми он обратился к королеве.
– Ваше величество, – сказал он, – лэрды Этоль, Майтлэнд и Киркэльди извещают вас, что насильственное отречение недействительно!
Как известно, о том же написал Марии Трогмортон от имени Елизаветы.
Королева ничего не успела возразить на эти слова, так как в это время снова подошел Линдсей, и только бросила на Мельвиля взгляд, полный благодарности. Эти слова вернули ей некоторое самообладание. В этот же момент вошел и Синклер.
– У вас при себе печать королевы? – спросил Линдсей секретаря.
– Она всегда при мне!
– В таком случае приложите печать к этим хартиям.
Синклер не видал королевы с тех пор, как она поселилась в замке Лохлевин; он низко поклонился ей и вопросительно взглянул на нее, причем заявил:
– Я привык получать приказания только от ее величества и служу лишь королеве.
– Королева приказывает! – крикнул на него Линдсей.
– Синклер, – вмешалась Мария, – я вынуждена подписать хартию об отречении; приложите мою печать к этим документам!..
– Вы приказываете, и я повинуюсь, – ответил преданный секретарь, – но объявляю этот вынужденный акт по закону недействительным!
– Тебе нечего объявлять, плут! – крикнул Линдсей. – Держи свой язык за зубами, пока он не наделал тебе беды!
Синклер ничего не ответил больше и приложил печать.
Линдсей тотчас же взял эти документы и в сопровождении Мельвиля вышел из комнаты. Так как Мария не выразила намерения говорить с секретарем, последний также удалился.
Несколько минут Мария сидела неподвижно, как бы окаменев, а затем разразилась слезами, упала на колени, молитвенно сложила руки и возвела взор к небу, как бы в молитве ища последнего утешения и надежды. Ее молитва была прервана шорохом, свидетельствовавшим, что она не одна в комнате. Мария оглянулась. У дверей стоял молодой человек в костюме пажа; смуглые черты его лица и глаза были устремлены на нее с выражением участия, в руках у пажа была какая-то бумага.
Эта фигура напоминала королеве что-то знакомое; вглядевшись же повнимательнее, Мария вскочила и поспешила навстречу вошедшему.
– Филли! – воскликнула она. – Неужели это ты, Филли? Ты принесла мне, быть может, избавление?
Паж молча указал рукой на свой рот, быстро подошел к столу и положил бумагу, затем повернулся и бесшумно исчез.
– Останься! – воскликнула Мария. – Мне нужно поговорить с тобой. Она ушла!.. Что значит это посещение? Об этом я узнаю, по всей вероятности, из бумаги.
Королева быстро схватила записку, пробежала немногие строки, заключавшиеся в ней, и новое жизнерадостное чувство проникло все ее существо.
Глава двадцать девятая. Бегство
Содержание письма заключалось в следующем:
«Ваше величество! Я сожалею о неудачной попытке бегства, но готовится новая, для которой приспособлены более значительные вспомогательные средства. Кроме того, поблизости от Вас находятся лица, одно присутствие которых обеспечивает успех. Близ Дэмбертона стоит войско, готовое к выступлению. Уничтожьте эту записку и сообщайте нам обо всем через подателя сего, который всегда будет появляться у Вас своевременно».
Подписи не было; но Мария не сомневалась, что эти строки были написаны Георгом Дугласом. Но каким образом встретился он с Филли? Как Филли вообще попала сюда? Не было ли здесь и Сэррея?
Направление мыслей Марии было прервано чьим-то приближением. Это был старик Дуглас. Он явился без доклада и стал зорко осматриваться в комнате. Мария успела спрятать записку, как только заслышала первые шаги старика, и стояла молча, в ожидании того, что скажет ей ее тюремщик.
– Ваше величество, – сказал наконец лэрд, – я уполномочен разрешать и запрещать вам прогулки. Поэтому вы каждый раз должны обращаться ко мне за разрешением; я же позабочусь о соответствующем штате провожатых.
Мария вспылила, хотела резко ответить, но вовремя опомнилась и сделала лэрду знак удалиться. Дуглас поклонился и вышел.
Приближенные дамы королевы, слышавшие в соседней комнате все, что происходило между нею и лэрдами, предполагали застать свою госпожу удрученной и несчастной, но, к их удивлению, Мария казалась спокойной, даже до известной степени веселой. В таком настроении королева пребывала и во все последующие дни, а таких дней был длинный ряд. Несмотря даже на тревожные вести, доходившие до слуха узницы, настроение Марии не менялось и ее душа была преисполнена надежд на лучшее будущее.
Шотландия была тем временем свидетельницей двух совершенно противоположных зрелищ, из которых одно была драма, а другое можно было назвать водевилем.
Что касается первого, то это было лишь продолжением трагедии, в которой главную роль играли Блэкеддер и его сообщники. Тайный совет лэрдов вошел во вкус смертных казней. Между прочим, были подвергнуты пытке и казнены Гай Талли и Генбурн Болтон. Всходя на эшафот, Болтон предостерегал зрителей никогда не соглашаться быть орудием великих людей в их политических деяниях. Резким контрастом являлось в этом случае награждение более высокопоставленных лиц, которые были соучастниками в смерти графа Дарнлея. Совет не осмелился коснуться их, и Гэнтли остался в его среде, Эрджиль получил звание шерифа города Эдинбурга, Летингтон – шерифа Лотиана, а Морто – адмирала Шотландии. Расследование дела закончилось пока осуждением на смерть Талли и Болтона.
Вторым зрелищем, выпавшим на долю города Стирлинга, было коронование нового короля.
Как только было добыто отречение Марии Стюарт, тайный совет лэрдов назначил коронование ее сына на 29 июня 1567 года и пригласил к этому дню в Стирлинг всех, кто должен был принести присягу новому королю. Лэрдов «союза», образовавшегося в целях освобождения Марии, приглашали через особых послов, отправленных к ним в Дэмбертон. Однако эти лэрды не только отклонили приглашение, но выразили также протест против коронования Иакова.
Сын Марии, Иаков, был возведен на шотландский престол, когда ему было всего тринадцать месяцев от роду. Граф Марр нес его в церковь на руках. Лэрд Этоль следовал за ним с короной, Мортон нес скипетр, а Глансер – оружие. Регентом был назначен граф Мюррей. Ему навстречу было снаряжено посольство, и на границе его встретили четыреста дворян. Он направлялся в столицу как истый властелин, граждане встретили его с энтузиазмом.