Антония несколько раз моргает, переваривая информацию. А затем издает тяжелый вздох, словно пытаясь выдохнуть из себя все свое чувство обреченности.
– Ее… ее нашли?
– Нет. Нам известно, что она пропала вместе со своим водителем и любимой лошадью. Вчера днем она выехала на машине из Ла-Коруньи по направлению к Мадриду и так и не доехала.
– Может, она попала в аварию.
– Ее отец получил звонок от похитителя сегодня рано утром.
В глазах Антонии начинают двигаться крупнотоннажные грузовики. Джону уже знаком этот взгляд. И он терпеливо ждет.
– Возможно, это наш индивид.
Она не сказала «тот же самый», думает Джон. Она сказала «наш». Тот, которого подкинула нам чертова судьба. Вот ехал бы я сейчас обратно в Бильбао, и по хрен на все.
Ему уже не нужно задавать ей вопрос, но он все равно его задает.
А Антония Скотт дает ему единственно возможный ответ.
Часть втораяКарла
Ложь завоевывает пространство,
и городским мелким рыбешкам
становится сложно увидеть хоть что-то
сквозь замутненные стекла аквариумов.
1Затруднение
– Нам нужно обдумать, как лучше приступить к делу, – говорит Ментор.
Он назначил им встречу на площади Парижа, в скверах около здания Верховного Суда. От скверов тут осталось одно название: кроме четырех кое-как высаженных живых изгородей, здесь торчат исключительно камни. Ментор ждал их на скамейке у фонаря. Уже давно стемнело, и на площади кроме них только один мужчина с собакой, беспрестанно обнюхивающей землю.
– А что тут обдумывать? – удивляется Джон. – Мы поднимемся, поговорим с ним и приступим к работе.
– Боюсь, что тут могут возникнуть некоторые затруднения.
– Там будет кто-то еще, – говорит Антония.
И это не вопрос.
Ментор удрученно разводит руками.
– Сеньор Ортис позвонил одному нашему человеку, а этот человек позвонил нам. Но его адвокат занервничал и заразил его своей нервозностью. Так что люди из ОБПВ сейчас там, а нервничаю теперь я.
Отдел по борьбе с похищениями и вымогательствами национальной полиции, думает Джон, чувствуя при этом укол зависти. Элитное подразделение. Крутые парни, профессионалы.
– И что теперь? Пусть сами во всем разбираются, а мы пойдем домой?
– Мы будем работать так же, как работали раньше, еще до вас, инспектор Гутьеррес. Вы будете стоять в сторонке и не мешать. И держать рот на замке.
– В каком смысле? – с недовольством в голосе спрашивает Джон.
– В том смысле, что про другой, предыдущий, случай мы ничего не знаем, – поясняет ему Антония.
То есть типа убийства мальчика в Ла-Финке просто-напросто не было. Ну а что, почему бы подразделению, созданному для борьбы с конкуренцией и утаиванием информации между разными отделами полиции, не пойти старым путем.
– Нет никакого другого случая. Этот случай – единственный, – подтверждает Ментор, делая ударение на слове единственный. – Понятно?
Антония кивает, и Джон нехотя следует ее примеру. Если их подозрения подтвердятся и за исчезновением Карлы Ортис и убийством мальчика действительно стоит один и тот же человек, им придется играть по установленным правилам.
– Вы не пойдете с нами? – спрашивает он Ментора.
– Мне нужно сделать пару звонков. Будьте осторожны и не болтайте лишнего. А да, кстати, Скотт…
Антония смотрит на него.
– …я рад, что ты вернулась.
Антония отворачивается, не ответив ни слова. Когда она отходит, Ментор протягивает Джону крошечную металлическую коробочку.
– Что это? – спрашивает Джон, потряхивая ею в воздухе. – Звучит как маракас.
– Возьмите с собой. Это для нее.
– Таблетки? И когда я должен их ей выдавать?
Ментор подмигивает ему.
– Когда она попросит.
Квартира находится в паре минут ходьбы, на улице Генерала Кастаньоса. Верхний этаж, тысяча квадратных метров, отделанных по высшему стандарту архитекторами студии Энрике Баррера[14]. Роскошная и уютная гостиная. И Джону даже не нужно подниматься, чтобы все это увидеть, достаточно щелкнуть пару раз в поисковике на телефоне, пока они стоят внизу у домофона и ждут, что им откроют. Некоторые фотографии размещены на сайте известного гламурного журнала. А остальные – в «Инстаграме» Карлы Ортис.
Жизнь этих людей – бесконечная витрина, думает Джон. Смотрите, милости просим. С каждой выставленной фотографией они отворяют психам дверь в свой дом. Неужели они этого не понимают?
На последней фотографии, которую выложила Карла Ортис, она сидит рядом со своим сыном на террасе этой квартиры, а сзади виднеется здание Верховного Суда. Кто угодно из ее 228 000 подписчиков, имея в распоряжении Гугл Мапс и хоть каплю мозгов, мог бы определить ее точный адрес менее, чем за десять минут.
Хорошо еще, мальчик сидит спиной. Хоть до этого додумалась.
Дверь открывается. Джон и Антония проходят мимо телохранителя, сухо приветствующего их кивком головы, и поднимаются на лифте на верхний этаж. Еще один охранник ждет их у открытой двери в квартиру – единственную на этаже.
Немного запоздали с таким количеством охраны.
В этом доме на стенах не висит Ротко, но Джону, когда тот заходит внутрь, кажется, что вполне бы мог и висеть. Пол выложен серым микроцементом, а мебель из состаренного дерева сделана в индустриальном стиле. На стенах висят черно-белые фотографии пейзажей и несколько фотографий Карлы и ее сына. Без мужа и отца. Из прихожей они попадают в огромную гостиную с восьмидесятидвухдюймовым телевизором. С другой стороны – камин.
По гостиной быстрыми нервными шагами туда-сюда ходит мужчина – невысокий, крепкий (пухлый – первое слово, пришедшее Джону на ум) и лысый. На нем классическая белая рубашка с закатанными рукавами, уже настолько пропитанная пóтом подмышек, что мокрые пятна почти сливаются на груди. Он не здоровается с ними, едва смотрит в их сторону: видимо, за день уже привык к дефилированию незнакомцев.
На диване с ноутбуками и включенными диктофонами сидят агенты ОБПВ. Они представляются как капитан Хозе Луис Парра и капрал Мигель Санхуан. Этот Парра – бритая голова, козлиная бородка, властное рукопожатие альфа-самца – явно тут главный.
– Как мне передало мое начальство, вы здесь в роли наблюдателей, – говорит он. Держится он профессионально, но при этом в его взгляде можно легко прочесть, что ему не слишком-то нужна компания.
– Мы вам не помешаем, – отвечает Джон, прислоняясь к стене. – Продолжайте, пожалуйста.
– Сеньор Ортис уже дал показания, и он очень устал, – вмешивается седой мужчина в костюме, со слащавым голоском. Он стоит посреди гостиной, скрестив руки на груди. Чем-то он напоминает Майкла Кейна, только без малейшей капли человечности. Джону не составляет большого труда догадаться, что это адвокат.
– Сеньор Торрес, я понимаю, что уже поздно и что вы оба очень устали после такого напряженного дня, но послушайте, мы так пока и не знаем, с чего начать. Если вы нам не поможете сформировать список подозреваемых, мы мало что сможем сделать.
– Ничего, я готов, – говорит Ортис.
– Рамон, – предупреждает его адвокат, понижая голос, – ты же помнишь, что сказал врач.
Голос-то он понижает, но в меру, чтобы мы все услышали и поняли следующее: «Моему клиенту уже за восемьдесят, не давите на него слишком, а то он не выдержит».
– А я говорю, что готов. Ты ведь слышал, что сказали эти сеньоры. Первые часы самые важные.
– Нам нужен полный список людей, с которыми общалась ваша дочь, сеньор Ортис, – говорит Парра. – И в особенности список тех, кто мог бы желать ей зла.
– Как насчет ее бывшего мужа? – спрашивает Санхуан. Это тип в очках и с густой бородой. Он неустанно грызет шариковую ручку и смотрит на своего начальника, прежде чем открыть рот.
– Борха? Это не он, – отвечает Ортис.
Развод теннисиста среднего пошиба и дочери миллиардера спустя всего лишь три года брака наделал много шума в желтой прессе, хотя Джон читал, что все состоялось по обоюдному согласию и прошло мирно.
– Почему вы так уверены?
– Да потому что он ханжа безъяйцевый. Если уж ему не хватило мужества бороться за мою дочь, пока они еще были женаты, то на такое он и подавно не способен.
– Я слышал, что они заключали брачный контракт.
– Да, тут ему подфартило. Пять тысяч евро в месяц, пожизненно, чтобы только заткнулся и убрался.
И это по взаимному согласию!
– Возможно, сумма показалась ему недостаточной. Все-таки ваша дочь…
– Единственная его обязанность – это раз в две недели проводить выходные с моим внуком, – перебивает его Ортис, не желая напоминать, что его дочь унаследует восемьдесят миллиардов евро. – Которого он, кстати, очень любит. К тому же вчера у него был турнир на Ибице. Это не он.
Парра и Санхуан обмениваются взглядами. Джон понимает, что они пытаются что-нибудь выудить. Они и так прекрасно знают, что это не бывший муж, однако продолжают окучивать Рамона Ортиса, наблюдая за его реакцией.
– Возможно, у него есть сообщник, – прощупывает почву Парра.
– Ох, ради бога, – говорит Ортис, опираясь на спинку стула. Кажется, будто на секунду у него перехватывает дыхание.
– Сеньоры… – говорит адвокат Торрес и, подойдя к своему клиенту, кладет ему руку на плечо.
Ортис отстраняет его руку – деликатно, но решительно. Его лицо уже побагровело, но он и не думает сдаваться.
– Это не он! Тот, кто мне звонил, – совершенно другой человек, и у меня абсолютно не сложилось впечатление, что это мог быть какой-нибудь друг Борхи.
– Может, вы перескажете нам ваш разговор целиком? – подает голос Антония.
Все поворачиваются в ее сторону.
– Это уже сделано. Завтра мы направим вам резюме показаний сеньора Ортиса, – говорит Парра, указывая на свой компьютер. – Вернемся к списку подозреваемых…
– Лишним не будет, если ваш рассказ послушают еще двое, – настаивает Антония.
– Сеньора… как вас там, – протестует Парра. – У нас еще работы невпроворот, и вы же видите, что сеньор Ортис совершенно выбился из сил.
– Мы понимаем, что сеньору Ортису стоит неимоверных усилий повторить этот разговор, – говорит Джон как можно более наивным и любезным тоном.
Парра бросает на него гневный взгляд, но поздно.
– Никаких усилий мне это не стоит. Просто я устал, – говорит, как и следовало ожидать, Ортис. – Я получил звонок на мобильный сегодня в 6.47 утра.
– Звонили по телефону?
– Через ФейсТайм, по аудио. Карла часто так звонит, говорит, так надежнее. Я в этом не разбираюсь.
– Что вам сказал похититель?
– Это был мужчина с низким голосом, и он сказал мне, что моя Карла находится в его власти. Я сказал ему не причинять ей зла, а он сказал, что уже причинил. И что причинит снова, и что я не смогу ему помешать.
– Он сказал что-то еще?
– Он назвал мне свое имя. Он сказал, что его зовут Эсекиэль.
Карла
Сначала приходит боль.
Острая, невыносимая, повсеместная. Заставляющая кричать.
Ей кажется, что она кричит целую вечность, до предела надрывая легкие. Кричит отчаянно, дико. Страха пока нет – он придет позже. Сейчас она хочет лишь одного: чтобы боль как можно скорее прошла.
Боль не проходит.
Правда, слегка ослабевает, когда ей удается приподняться. Она лежала на животе, раскинув руки и упираясь сломанным носом в пол, совершенно выбившись из сил. Стоит ей пошевелиться, как носовая кость словно сталкивается с лобной, она чувствует это, даже как будто слышит неестественное постукивание.
Она ничего не видит. Вокруг непроглядная темнота.
Страха пока нет. Острая боль ушла, но взамен оставила глухой стук. Теперь ее лицо словно барабанная мембрана, по которой беспощадно и непрерывно бьют, и боль от ударов волнами отдает в глаза, в череп, в уши, в челюсти.
Карла теперь тихонько всхлипывает, отчаянно пытаясь понять, откуда взялась эта боль и что с ней делать. Она пытается сесть, но резкий приток крови к голове усиливает ее мучение.
Успокойся, успокойся.
Она снова ложится, на этот раз на спину, и от этого барабанная дробь ослабевает. Ненамного, но достаточно для того, чтобы проявились остальные ощущения.
Во рту Карла чувствует сухость и горечь. От запекшейся крови губы прилипли к зубам и деснам.
Отлепить их можно только через боль.
Эта боль несильная, легко контролируемая, и благодаря ей даже можно на секунду отвлечься от главной боли. Это все равно что отвести взгляд от тигра на пробегающую мимо мышку: грызун мгновенно исчезает в норке, а тигр все еще тут, по-прежнему торжествующе скалится и совсем не собирается отказываться от обеда.
И все-таки горечь во рту – это не кровь. Привкус железа, словно облизанной батарейки, чувствуется лишь на кончике распухшего, ватного и сухого языка. Но в остальной части рта – на внутренней стороне щек и нёбе – ощущается странный, чужеродный вкус, химический и неприятный.
Какое-то непонятное вещество.
Руки и ноги больше не слушаются ее, они как будто стали чужими частями тела, независимыми и практически неподвластными ее командам. Желудок превратился в крошечный, крепко сжатый комочек кислоты, из которого что-то рвется наружу. Карла испускает отрыжку – гулкую и резкую, словно выстрел, пропитанную тем же странным привкусом, что наполняет рот. Вслед за воздухом по открывшемуся пути поднимается скудное содержимое желудка. Карла безостановочно сплевывает слюну и желчь, до тех пор, пока ее не сковывают спазмы.
И тогда она, наконец, вспоминает. Объезд. Человек с ножом. Преследование в лесу. Решение сдаться и укол в шею.
Нет.
Нет.
Действительное положение вещей вдруг предстает перед ней с ужасающей ясностью. Худшего положения нельзя и вообразить.
И в этот момент ее настигает страх.