Дорога
– Она должна быть там, – говорит Антония спустя одиннадцать секунд после подъема на стену.
– Кто – она?
– Дорога. Среди деревьев.
– Ты в этой темноте можешь что-то разглядеть?
– Я могу разглядеть ее в своей голове. Помоги мне спуститься, я боюсь повернуться.
– Как? Мне тебя снять оттуда?
– Да, думаю, ты справишься.
– Детка, да я могу поднять за раз четверых таких, как ты.
Или даже пятерых, думает Джон, обхватывая Антонию за талию и опуская со стены. Он же аррихасоцайле. А после его рекордного подъема трехсот килограммов, эта худенькая женщина, которой впору камнями набивать карманы, чтобы ее не сдуло ветром, кажется просто перышком.
– Я думал, тебе не нравится, когда до тебя дотрагиваются.
– Так и есть. Но если меня предупредить заранее, то еще терпимо.
Они возвращаются к машине, попрощавшись с охранником, который просит их только об одном: никому не говорить, что он оставил дверь будки открытой.
– Расслабься, – успокаивает его Джон. – Мы никому не скажем, могила!
– Поезжай вниз по дороге. И как можно медленнее, – говорит Антония, когда Джон садится за руль. – И включи фары дальнего света.
Ксеноновые фары «Ауди А8» – настолько яркие, что, направив их в небо, можно вызывать Бэтмена – превращают рассветный час в ясный день, в то время как Антония спускается по дороге впереди машины. Она идет, как всегда с сумкой через плечо, внимательно глядя вправо и передвигаясь крошечными шажочками, настолько крошечными, что Джону приходится постоянно жать на тормоз. Чтобы, чего доброго, не наехать на нее. В свою очередь «ауди», для которой такая старушечья прогулка противоестественна, все время возмущается, пытается вырваться вперед, и ее приходится сдерживать.
– А можно узнать, что мы ищем? – спрашивает Джон, высунув голову в окно машины.
Антония машет на него рукой, даже не повернувшись.
Спустя две минуты навигатор вновь сообщает ему о том, что цель достигнута.
– Мы доехали до того места, которое ты тогда указала, – говорит он, снова высунув голову.
Антония проходит еще десять метров, останавливается и наклоняется к растущим вдоль дороги кустарникам и бурьяну, на секунду скрывшись из вида. Затем вновь выпрямляется, что-то вытягивая из кустов.
Джон приподнимается с места и видит, что тянет она сами кусты, которые здесь, оказывается, вовсе не растут, а просто кем-то накиданы: по всей видимости, с нехорошими намерениями.
Антония жестом просит его подъехать. И Джон замечает, что «кусты» закрывали небольшую земляную дорожку между деревьями. Внезапно его внимание привлекает какой-то непонятный отблеск, и он выходит из машины.
– Кажется, я кое-что увидел, – говорит он своей напарнице.
Среди бурьяна спрятан блестящий предмет. Джон с трудом вытаскивает его из плотных спутанных зарослей. Когда предмет наконец оказывается в свете фар, Джон аж присвистывает.
– Кажется, я начинаю понимать, что тут произошло.
Антония ставит знак вертикально и снимает с него несколько листьев, прилипших к надписи: ОБЪЕЗД, ВЕДУТСЯ РАБОТЫ.
– Он совсем новый.
– Наверняка краденый.
– Необязательно. Такие можно и в интернете купить. Меньше чем за двадцать евро.
– А ты откуда знаешь такие вещи? – спрашивает Джон, с удивлением на нее покосившись.
– Просто я любознательна, вот и все.
– То есть ты утверждаешь, что кто угодно может купить дорожный знак и перекрыть дорогу, заплатив при этом меньше, чем за стейк с картошкой?
– Ты даже можешь добавить название муниципалитета, если захочешь, – говорит Антония, указывая на надпись в углу знака: МУНИЦИПАЛИТЕТ ЛАС-РОСАС.
– И у тебя при этом не спрашивают никаких документов?
– Нет, не спрашивают. Как наш друг сторож из Конного центра. Зачем тебе говорить, что ты из такого-то муниципалитета, если это не так?
Например затем, чтобы сбить кого-то с пути и похитить его, если ты, допустим, психопат, думает Джон. Сколько же зла породил интернет. Мало того что любой долбанутый придурок может узнать через него наш адрес, наш телефон, наши привычки. Так еще и с легкостью достать необходимые орудия, чтобы совершить против нас преступление.
– Поезжай по этой дороге, посмотрим, куда она ведет.
Джон вновь садится за руль «ауди» и сворачивает на обнаруженную за кустами дорожку. Антония продолжает медленно идти перед машиной, внимательно глядя по сторонам. На этот раз Джона устраивает такая скорость: на пути у него сплошные колдобины и виражи. Через сорок-пятьдесят метров дорога становится шире. Деревья расступаются, образуя поляну метров двадцать в диаметре.
Антония останавливается. Что-то на земле привлекло ее внимание.
Джон выходит из машины и подходит ближе. На каменистой поверхности виднеется большое темное пятно, практически черное в свете занимающейся зари. Инспектору Гутьерресу даже не нужно ждать, пока Антония наклонится, возьмет горстку высохшей испачканной земли и поднесет ее к носу. Металлический запах ощущается и так.
Но Антония это делает в любом случае.
– Понюхай.
Джон отворачивает лицо.
– Не нужно. Это кровь, Антония.
– Много крови, – говорит она. – Уж не знаю, чья она, но у этого человека шансов не было.
– Вероятно, ножевое ранение в шею, – предполагает Джон, который уже видел такое раньше.
Однажды где-то в районе Лас-Кортес два нарика поспорили, кто кому должен пять евро, и подрались. Тот, кто в итоге победил, обеспечил себе билет в Басаури в один конец вместе с путевкой «все включено». А тот, кто проиграл, оставил на земле, около пруда с утками, темную лужу, очень похожую на эту.
– Посвети сюда, – просит Антония, показывая куда-то вперед.
Джон включает фонарик на телефоне и обнаруживает на земле следы. Они едва различимы, всего лишь еле заметные очертания в том месте, где почва менее камениста.
Через несколько метров следы теряются в кустах, отдаляясь от дороги и поляны.
Инспектор Гутьеррес расстегивает пиджак, открывая взгляду пистолет.
– Спрячься у меня за спиной. И будет лучше, если освещать дорогу будешь ты, – говорит он, протягивая Антонии телефон.
– Расслабься. Тот, кто это сделал, давным-давно ушел.
Джон всегда, с самого детства, инстинктивно стремился защищать других. Возможно, потому что он большой да и сердце у него большое. И вообще, черт возьми. Просто так уж есть, и все. И сейчас одной рукой он сует Антонии телефон, а другой слегка толкает ее назад.
– Сделай, как я прошу.
Антония берет телефон.
– Надо было нам попросить фонарик у сторожа.
Или взять с собой, думает Джон, у которого обычно фонарик под рукой. А сейчас его «Маглайт» лежит в машине – в той, что осталась в Бильбао в двух кварталах от комиссариата.
Когда они углубляются в лес по направлению следов, под ногами у них похрустывает хвоя, выдавая их присутствие.
И больше ни единого звука.
Джон ощущает странное покалывание в коже головы. С ним такое уже было пару раз. В тех случаях, когда ситуация не сулила ничего хорошего. Ему никогда в жизни не приходилось стрелять: на самом деле, мало кому из полицейских приходится хоть раз в жизни это делать. Однако были случаи, когда он вынужден был достать оружие. И всякий раз при этом он ощущал такие же электрические разряды: словно сотни насекомых перебегают с места на место по его черепу.
Он вынимает пистолет и опускает защелку предохранителя.
– Иди осторожно.
– Я тебе уже сказала, нам тут некого бояться. И уж во всяком случае, не его, – говорит Антония, светя телефонным фонариком влево.
На земле в круге света виднеется рука.
Бледно-серая кожа излучает призрачное сияние.
Они подходят ближе и обнаруживают тело Кармело Новоа Иглесиаса. Он лежит на спине среди кустов ладанника, на которых еще осталось несколько цветков. Застывшие глаза шофера обращены к верхушкам деревьев, словно вопрошая: почему, за что? Ответа нет. И на ресницах печально мерцают капли росы.
Губы Кармело застыли в предсмертной улыбке. И очертаниям страдальчески оскаленного рта вторит рана на шее.
– Кажется, ты мне должен сэндвич микст, – говорит Антония.
Джон, который, несмотря на долгие годы работы в полиции, продолжает ощущать тошноту от трупного зловония, изо всех сил сжимает зубы, чтобы его единственная приличная за последние два дня еда осталась внутри.
– Боюсь, подозрения Парры относительно виновности шофера не подтвердились, – говорит он, когда приходит в себя.
– Ну разве что он был сообщником этого Эсекиэля, и тот решил замести следы. Но это крайне маловероятно. Я ошиблась, Джон. Ты был прав. Нам следовало бы как можно скорее рассказать Парре о преступлении в Ла-Финке.
– Вот это да! Антония Скотт ошиблась. Ну все, приехали!
– Не дурачься. К тому же надо было выяснить…
Джон прерывает ее, подняв руку.
– Ты слышала?
Скрежет и глухое урчание. Звук заводящейся машины: его не спутаешь ни с чем. А затем грозный рев надрывающегося мотора, один раз, два раза. В бездонной тишине рассветного леса создается впечатление, будто этот звук раздается одновременно отовсюду и ниоткуда.
Оба в растерянности смотрят по сторонам.
– Что?…
И в этот момент зажигаются фары «порше» и происходят сразу три вещи.
Водитель отпускает тормоз, и машина, движимая пятьюстами лошадиными силами, несется прямо на Антонию Скотт, словно огромный черный хищник.
Ослепленная фарами Антония стоит как вкопанная. Ее ноги будто приросли к земле, и она никак не может сдвинуться с места. За те полторы – или, может, две – секунды, что требуются этой двухтонной машине, чтобы преодолеть расстояние до ее парализованного тела, Антония постигает принцип, который всегда ее завораживал. Почему олени и кролики не убегают от машины, которая движется прямо на них? Ответ на этот вопрос дает ее собственная нервная система. Такова естественная реакция тела млекопитающего, когда в темное время суток ему что-то угрожает и при этом он оказывается ослеплен: оставаться на месте. Для последней мысли перед смертью вполне неплохо.