Красная королева — страница 30 из 45

Имейл

По паспорту она Лаура Мартинес, но если к ней так обратиться, она не откликнется.

В последний раз она откликалась на это имя, будучи семнадцатилетней девчонкой, а с тех пор прошло уже три года. Сейчас она уже зрелая женщина, знающая, чего хочет от жизни. Она вполне может сама выбрать себе имя, что, собственно, она и сделала.

Ледибаг.

Она искусно вытатуировала это имя на правом предплечье. Эспектро только чуть-чуть помог ей придержать трансферную бумагу, а с остальным она преспокойно справилась сама. Божья коровка с филактерией[41], на которой написано Ледибаг, – это одна из лучших ее работ, и она ею гордится. Настоящий тату-мастер должен носить рекламу своего бизнеса на собственной коже.

Сегодня она устала, ей пришлось принимать у себя в салоне не одного и не двух, а целых трех ТПТ (Тупых Пьяных Туристов). Все трое заявились одновременно (дверной колокольчик едва не надорвался) и попросили татуировку с китайскими иероглифами. Посмотрели образцы и выбрали один.

– Что это означает?

– Свобода, – с серьезным лицом ответила Ледибаг и попросила деньги вперед.

Эти идиоты завывали, как побитые собаки, когда к ним прикасалась иголка, но все-таки выдержали испытание, благодаря чудесному эффекту от конопляной настойки, которой Ледибаг протирала им кожу. Все трое ушли с вытатуированным «мокрым ковром» на плече. Потому что те иероглифы, что действительно означают «свободу», очень некрасивые. Простые и схематичные, словно комод и окно. Поэтому она даже не включила их в свой каталог.

После ТПТ никто больше не пришел. Разве что Эспектро, который периодически к ней заходит, чтобы попытать удачу: мало ли получится снять с нее трусики.

Ледибаг от скуки отправляется с ним за ширму. Пара поцелуев, и вот он уже трогает ей грудь. Слегка оттягивает ей футболку и поигрывает левым соском, вытащив его из бюстгальтера. Сосок становится каменным, как и член у него под джинсами. Она возбуждается, продолжая с ним целоваться и лаская его через ткань, однако внезапно раскаивается. Так всегда происходит, когда они обнимаются в салоне за ширмой. Нет, здесь нельзя, по крайней мере, это не будет ей в удовольствие. Ведь в подсобке ее отец. Она немного остывает и решает остановиться на полпути, отстраняя от себя Эспектро.

– Все, хватит.

– Детка, ты не можешь так со мной поступить, – говорит он, прижимаясь к ее промежности.

– Еще как могу.

– Может, хоть подрочишь мне?

– Иди сам себе подрочи. Завтра приду к тебе домой, тогда и потрахаемся.

Эспектро немного дуется, однако не настаивает.

– Приходи сегодня, – говорит он, откидывая с ее глаз зеленую прядь волос.

– Посмотрим, – уклончиво отвечает она, прощаясь с ним.

На самом деле, никуда она не собирается идти, потому что ей хреново и у нее болит живот. Вот-вот должны начаться месячные, и в эти дни она всегда легко возбуждается, но при этом и раздражается легко. Если она пойдет к Эспектро домой, месячные начнутся, как только они приступят к делу.

И тогда будет полный Мордор.

Эспектро на самом деле зовут Рауль, но, когда она решила поменять имя, он последовал ее примеру. Сначала этот поступок показался ей довольно романтичным, но сейчас она видит, что Рауль не истинный гот. Он одевается в черное, слушает 45 Grave, The Wake и Diva Destruction, но только чтобы подражать ей. И Ледибаг с ним немного скучно. Она уже понимает (все-таки зрелость дает о себе знать), что он потихоньку превращается в ходячую посредственность и что она в конце концов бросит этого размазню Эспектро. Или того хуже: выйдет замуж за какого-нибудь либерала в костюмчике с дипломом MBA, голосующего за партию «Сьюдаданос»[42]. Вот уж поистине катастрофа.

Лучше умереть.

К тому же ей надо заботиться об отце. После того как с ним случился инсульт, он не может больше работать и часами сидит в подсобке, просматривая по телевизору старые фильмы. Свободно он может двигать только левой рукой, но для переключения каналов большего и не требуется. Во всем остальном он зависит от дочери. Ледибаг готовит ему еду, укладывает его, моет, кормит, и все это без единой жалобы на судьбу, даже мысленной. Он всегда был для нее хорошим отцом. Они с ним одни против целого мира. И пусть мир только попробует хоть что-то им сделать.

К тому же он идет на поправку, с улыбкой думает Ледибаг.

Это правда. Улучшения есть, говорит врач. Если в ближайшие месяцы приступ не повторится, возможно, он даже сможет говорить. Ходить вряд ли, но говорить – возможно. Он еще молод, ему только сорок девять.

Этого возможно вполне хватает Лауре, то есть Ледибаг, чтобы каждый день просыпаться с улыбкой.

– Это мой отец, черт возьми. Заткнись, а то получишь, – угрожает она всякий раз, когда Эспектро спрашивает, не надоело ли ей ухаживать за отцом каждый день. При этом с силой сжимает ему яйца, чтобы он понял, что она это серьезно, и чтобы не смел такое говорить. И тут же целует его, чтобы он не обижался.

А еще она обожает свою работу. Деньги ей приносят ТПТ (все-таки ее салон находится как-никак на улице Уэртас), которые, конечно, не способны оценить ее талант. Но время от времени появляются настоящие клиенты. Те, которые верят в Искусство. И вот это действительно бесценно, и даже мир вокруг становится чуточку лучше, когда обнаженная кожа превращается в холст для прекрасной картины.

Рабочее время подошло к концу, и Ледибаг нажимает значок «выключить компьютер». Если она поторопится, может, все-таки успеет к Эспектро.

Она уже сложила все свои вещи в сумку, но компьютер не хочет выключаться. «Электронная почта не позволяет выключить компьютер». Посмотрим, что там такое.

Видимо, какое-то письмо застряло. Так и есть. Оно так до конца и не загрузилось: в последнее время такое часто бывает. Отправлено вчера днем. Ледибаг открывает. Это массовая рассылка, и она уже собирается отправить письмо в корзину, но что-то ее останавливает.

В письме содержится весьма странная просьба.

Идентифицировать татуировку насильника.

Она задумывается, не прикол ли это. Однако электронный адрес вроде нормальный, и отправитель письма – женщина. И Ледибаг нажимает на фотографию. Как и все ее знакомые женского пола, она в той или иной степени подвергалась сексуальному насилию со стороны мужчин. Но теперь все по-другому. Теперь мы, женщины, друг за друга горой, думает Ледибаг, которая никогда еще не работала по найму.

Изображение не очень четкое, и видна только часть татуировки, совсем маленькая, но кое-что определить по ней можно. Это нижняя часть щита, сомнений нет. А под ним – нечто похожее на свернутый змеиный хвост…

Нет. Это что-то другое.

У тебя талант к воспроизведению форм, Лаура, говорил ей отец, когда она была совсем маленькой и только начинала рисовать. Она тогда изображала персонажей «Мстителей» в виде геометрических фигур. Зеленый квадрат, синий круг, красный треугольник – вот так выглядели ее супер-герои. И это при том, что другие дети в этом возрасте рисовали восьмипалые руки, напоминающие раздавленных пауков. Ее отец был прав. Она читала формы как открытую книгу. И этот ее талант никуда не исчез.

Нет, это не змеиный хвост сворачивается кольцом под щитом.

Это хвост крысиный.

И, кажется, она уже видела его раньше.

Ее сердце начинает биться быстрее, потому что она вдруг вспоминает, где именно она видела этот крысиный хвост. И Ледибаг чувствует радость, отвечая на письмо, и одновременно жгучую досаду, но уже по другой причине.

Черт возьми, месячные начались.

Парра

Капитан Парра – человек осторожный.

С одной стороны, он рад, что Гутьеррес сам себе накинул петлю на шею. С неожиданной помощью его нового друга, этого баскского журналиста. У того, конечно, рожа старого конченого неудачника. Но с видеосъемкой он справился на ура. Его видео (это просто судьба, инспектор, сначала та шлюха, теперь старикан) окончательно затянет петлю на шее Гутьерреса, но с другой стороны, самому Парре теперь ведь тоже придется иметь дело с этим журналюгой.

Хотя… может, оно и к лучшему.

Информация все равно рано или поздно должна просочиться в СМИ, так пусть уж тогда кто-нибудь сделает эксклюзивный репортаж и добавит происходящему немного красок. И капельку героизма. Покажет события под правильным углом. А затем все остальные СМИ его скопируют. Ведь сегодня уже никто не думает своей головой, все ограничиваются повторением того, что уже кем-то сказано.

Кстати, об информации.

Парра садится в машину и по дороге в Департамент звонит Санхуану:

– Что это еще за история с такси, и какого черта я не в курсе?

– Я просто счел эту информацию не очень важной…

– А тебе не кажется, что это мне решать, что важно, а что не важно?

Санхуан нервно сглатывает. Парра прямо как будто видит его на том конце провода: небось весь сжался, как испуганная собачонка. Он вечно пугается, когда ему говорят «плохо».

– Нам пришло письмо из НЦР.

Парра выезжает на кольцевую развязку Куатро-Каминос. Он уступает дорогу машине впереди, даже поворотник включает, оставаясь при этом внутри кольца. Он этого делать не должен, но очень уж он вежливый водитель.

– Твою мать! Из НЦР?

– Я не знаю, ни как, ни когда им стало обо всем известно, – продолжает Санхуан. – Они сказали нам, чтобы мы проверили возможность того, что в похищении была задействована машина такси с крадеными номерами.

– Тебе пришло письмо из НЦР, и ты решил, что оно не важное?

– Просто оно пришло сегодня утром, и я еще…

– Санхуан, клянусь тещей, земля ей пухом, я тебе голову оторву.

Пока Санхуан зализывает раны, жалобно глядя в телефон, Парра пытается собрать в голове пазл. Ему уже приходилось иметь дело с сотрудниками НЦР, с этими беспринципными ублюдками, которые работают сами по себе. Но если у них на столе окажется лишний кусок хлеба, они могут милостиво бросить несколько крошек собакам.

– Надо проверить, что там с этим такси. Но очень осторожно. Бойтесь данайцев, дары приносящих, и все в этом роде.

– Бойтесь кого?

– Черт возьми, Санхуан. Не позорься.


Когда он приезжает в Департамент, Санхуан ждет его у входа в кабинет с кипой бумаг и выражением, как у нашкодившего пса.

– Сегодня в полдень в комиссариат Канильяса поступил анонимный звонок и звонивший заявил, что на пустыре перед торговым центром Гран-Виа-де-Орталеса стоит такси. Машина наполовину сожжена. Видимо, ее подожгли ранним утром, поскольку она уже не дымилась. Коллеги не придали этому большого значения. За машиной уже отправили эвакуатор, когда я сказал им, чтобы ее оставили нам.

Парра вздыхает. Еще бы чуть-чуть, и машина отправилась бы на демонтаж.

– Ты послал туда криминалистов?

– Они уже в пути. А ты посмотри на фотографию, которую мне отправил один оперативник, который был рядом с такси.

Парра смотрит на фотографию. И тут же переводит взгляд обратно на своего помощника.

– Ты показал это Ортису?

– Он подтвердил.

– Отлично, Санхуан. Молодчина.

Санхуану остается только хвостиком повилять.

25