Джон думает, что Антония как раз представляет.
Она как раз отлично представляет, что значит жить рядом с человеком, который был когда-то сильным, ласковым, обходительным. Который разговаривал, мечтал, шутил, ел, смеялся, пел. Который был активным, счастливым, постоянно находился рядом и дарил радость окружающим. И который внезапно, за один миг превратился в нечто совершенно иное. В воспоминание, в собственную тень, требующую постоянного внимания, накладывающую на тебя обязательства. И не дающую тебе взамен ничего, кроме боли и чувства безысходности. Он становится черной дырой с бесконечной силой притяжения, и эта дыра поглощает все воспоминания, все тепло и счастье, и тебе остается лишь рациональное, весьма сомнительное удовлетворение от выполненного долга.
Антония молчит.
Антония по-прежнему думает. Она пытается найти способ обойти непреодолимое препятствие. Ментор перед сеансами тренировки
(то есть пытки)
иногда повторял ей один коан.
Что произойдет, если на пути неостановимой силы окажется несдвигаемый объект?
Как и на любой другой коан, ответа нет.
Но это не значит, что мы не будем его искать, думает Антония.
– Вы сказали, что он может ответить жестом? – спрашивает она Ледибаг.
– Я думаю, больше не стоит пытаться, – распрямляясь, отвечает девушка.
Ей уже хочется, чтобы они ушли.
– Пожалуйста. Это очень важно, ответьте ей, – вмешивается Джон и тут же добавляет: – Сеньора.
Ледибаг смотрит на него с недоверием, но затем все же поворачивается к Антонии.
– Иногда может, да.
– Нам необходимо знать, что написано на щите. Это может нам помочь.
Ледибаг задумывается на несколько секунд. Затем берет у входа папку с образцами. Кладет ее на пол и достает два листа.
На них напечатан алфавит, едва различимый среди плюща, кинжалов, рун и черепов.
– Папа, ты помнишь, что написано на татуировке этих людей? – спрашивает она ласковым голосом. Затем вновь показывает ему фотографию, на которой готические символы расплываются темной кляксой.
Ноль реакции.
Ледибаг подносит оба листа к его глазам. Однако тревожить его она не хочет и потому решает не заслонять ему телевизор.
На экране Кирк Дуглас кашляет кровью, подносит платок ко рту и вытирает подбородок со знаменитой ямочкой.
Мужчина в инвалидной коляске начинает шевелить левой рукой. Медленно-медленно подносит ее к бумаге.
Джон и Антония смотрят, затаив дыхание. Им не видно, на какие буквы он указывает, и те несколько минут, которые требуются ему для ответа, тянутся невыносимо долго.
– Эн. Бэ. Кью. Все верно, папа? NBQ?
Мужчина сжимает руку дочери.
Джон и Антония смотрят друг на друга.
Всего лишь три буквы.
Но они могут все изменить.
Лишь когда они выходят из салона, поспешно поблагодарив девушку и ее отца за их огромные усилия, Антония говорит вслух:
– Он полицейский.
27Три буквы
У Джона Гутьерреса еще остались друзья.
Не то чтобы много, но остались. Тот, что сейчас берет трубку, – его наваррский коллега, Чема Барандиаран, который живет в Мадриде уже черт знает сколько. Не меньше двадцати лет. Они учились вместе в академии в Авиле и с тех пор виделись несколько раз. На встречах однокурсников все вновь собираются в Авиле, разлетевшиеся темные ласточки[46]. Чема. Славный парень. Он, конечно, не очень хорошо отреагировал, когда Джон объявил о своей ориентации: они все-таки вместе принимали душ и о таких вещах следует сообщать заранее. Но все это уже в прошлом.
Чема – это ходячая энциклопедия. Настоящий знаток. Из тех, кто день и ночь корпит над книгами. При этом ни романы, ни стихи, ни прочая чепуха его не занимают. А занимает его история полиции. Чема работает в отделе кадров в Главном департаменте. Он знает много чего интересного.
И сейчас он рассказывает Джону.
Можно сказать, что все началось в 1937 году в Лиссабоне. В то утро, когда португальский премьер-министр и диктатор отправился на мессу в частную часовню одного друга. Террористы (не помню, какие именно) подложили бомбу в канализационный коллектор и активировали ее.
Ничего не вышло. Вся сила взрыва осталась в трубопроводах, под асфальтом, и в результате машина лишь слегка помялась. Но прецедент был создан.
Первое отделение Подземной полиции появилось в Мадриде в 1958 году. Тридцать семь военнослужащих. Их официальной задачей было предотвращать преступления, совершаемые под землей. Хищения силовых кабелей, водоочистного оборудования, проникновения в банки и ювелирные магазины через подземные ходы. Однако в действительности они в основном следили за тем, чтобы Генералиссимусу никто не подложил бомбу, как это случилось с Салазаром[47].
Диктаторы нередко уделяют таким деталям пристальное внимание.
Это было лишь вопросом времени: кто-нибудь неминуемо должен был попытаться подложить бомбу под землю, «с приходом радостного мира»[48]. Так и произошло пятнадцать лет спустя. 20 декабря 1973 года трое террористов (в итоге они стали участниками одной из самых кровожадных банд за всю новейшую историю) отправили Карреро Бланко на тот свет, убив заодно его шофера и находившегося в машине инспектора полиции, а также тяжело ранив четырехлетнюю девочку, которая потом на всю жизнь осталась инвалидом. Те три сукина сына заложили взрывчатку в туннель под улицей, где проезжала машина тогдашнего председателя правительства. Они оказались хитрее португальцев. Перед совершением теракта они тщательно изучили неудачное покушение на Салазара (террористы тоже уделяют деталям пристальное внимание). Они положили мешки с песком, чтобы взрывная волна пошла в правильном направлении и образовала провал восемь метров в диаметре на улице Клаудио Коэльо.
Автомобиль был заброшен на террасу иезуитской школы, в которой учились двести пятьдесят детей. Дети обычно выходили на террасу именно в этот час. Туда, куда приземлилась железная махина в тысяча восемьсот килограммов. Но по счастливой случайности ребятишек отпустили на каникулы за два дня до этого. А террористы об этом просто не подумали (о таких деталях они беспокоятся уже гораздо меньше). Небось повеселились: ха-ха, забавно получилось с Карреро Бланко, да?
Подземная полиция явно была не на высоте в то утро 1973 года, однако отдел продолжил расти и развиваться. Когда Испания стала демократической страной, угрозы в адрес политиков и других высокопоставленных лиц никуда не делись. Мадрид становился все более крупным городом, и было необходимо следить за тем, что происходит «ниже нулевой отметки», как говорят полицейские. С течением времени меры безопасности пришлось усилить. В 1996 году Национальная полиция создала внутри Подземной полиции новое подразделение. Подразделение NBQ. Эксперты по взрывчатке, а также по ядерным, биологическим и химическим угрозам. Поначалу в состав этого подразделения входили четверо мужчин.
– Четыре машины, – заключает Чема. – Лучшие из лучших.
Держу пари, я знаю, какую татуировку они сделали, когда было создано их подразделение, думает Джон.
– Ты знаешь, что с ними стало? С этой четверкой?
Чема отвечает не сразу. Джону кажется, что он слышит, как тот стучит по клавиатуре, возможно, ищет информацию у себя на компьютере, но это не точно. Ответ в итоге звучит так:
– Двое из них продолжают работать. Один уехал из Испании, кажется, сейчас живет в Мексике, точно не знаю.
Пауза.
– А четвертый?
– Четвертый погиб, Джон. По официальной версии – при взрыве в туннеле. Говорят, что это было самоубийство, поскольку вряд ли бы он мог подорваться случайно. Он слегка тронулся умом, с тех пор как его дочь погибла в автокатастрофе за шесть месяцев до этого.
Одним меньше. Остаются трое.
Прежде чем повесить трубку, Чема добавляет кое-что еще:
– Слушай, Толстый, – (необъяснимое прозвище, которое дали Джону в Авиле), – здесь, в департаменте, все это обсуждают. Завтра утром за тобой прилетят стервятники.
Стервятники. Из отдела внутренних расследований. Значит, Парра все-таки на него донес. Собственно, ничего удивительного.
Если они задержат его завтра утром, если увезут его на улицу Сеа Бермудес и наведут ему на лицо свет от лампы – то все кончено. Разумеется, припомнят ему и герыч в сутенерском багажнике. Тут они могут нанести ему серьезный удар. Но главное, что, как только они начнут изучать под микроскопом его действия за последние три дня, Джону придется многое объяснить. А объяснить, не выдав при этом Антонию, будет невозможно.
Я должен буду выбирать между ней и тюрьмой.
– Спасибо, Чемита.
– Береги себя.
Джон возвращается к Антонии, сидящей на скамейке на улице Уэртас. И передает ей только то, что касается Подземной полиции. Услышанное подтверждает ее подозрения.
Зеленая жаба у него внутри превращается в Невероятного Халка.
Антония не видит, как он стискивает зубы, чтобы удержать жабу внутри. Она целиком сосредоточена на первой реальной зацепке, появившейся у них с начала этого безумия. Один из тех четырех полицейских – Эсекиэль. Это объясняет его способность скрывать следы преступления, как в случае с убийством Альваро Труэбы, а также его способность к подобной сумасшедшей езде, как по М-50. Ту погоню Антония до сих пор вспоминает с огромной досадой (как и любой бы вспоминал на ее месте).
Она просит у Ментора телефон капитана Парры. Ментор дает его с неохотой. Он недоволен.
– Я недоволен, – говорит он.
Антонии плевать. Сейчас не время для бессмысленных споров и глупого самолюбия. Единственное, что важно, так это то, что остается еще тридцать два часа до окончания срока, установленного убийцей. Они еще могут спасти Карлу Ортис.
Она набирает номер Парры и говорит:
– Капитан, у меня есть для вас важная информация относительно Эсекиэля.
Парра
– Кто это? – спрашивает Парра и тут же узнает ее. – Ах, да. Привеска к Гутьерресу. Интрепол, все дела. Если бы у меня было время, я бы обязательно выяснил, что вы там замышляете.
– Капитан, я знаю, что вы не очень расположены с нами говорить, но поверьте, это гораздо важнее всех наших разногласий.
– Что я не очень расположен… – Капитан взрывается глухим, утробным хохотом, напоминающим собачий лай. Без тени веселья. – Да вы своими действиями чуть не угробили расследование.
– Возможно, мы должны были поговорить с вами, прежде чем отправиться к Конному центру, но зато…
– Возможно, да, возможно. Порой и невозможное возможно, – усмехается Парра. – Только не говорите мне, что зато вы узнали что-то необычайно важное для расследования.
– Вообще-то да, узнали. У нас есть веские основания полагать, что Эсекиэль…
В трубке снова раздается хохочущий лай. Но на этот раз Парре и правда весело. В его хохоте слышится злорадство.
– Полицейский? Вы отстали, сеньора Интерпол. Настоящее имя Эсекиэля – Николас Фахардо. Сотрудник Подземной полиции. Пару лет назад он инсценировал собственную смерть. Однако на днях он совершил ошибку. Мы обнаружили его отпечатки пальцев на руле такси, угнанного на прошлой неделе. Прежде чем поджечь машину, он тщательно вымыл ее хлоркой, но вот отпечатки остались… И, сдвинув машину с места, мы обнаружили под багажником туфлю, принадлежащую Карле Ортис. На ней оказались ее отпечатки, а также отпечатки Эсекиэля.
На том конце провода тишина. Пропитанная разочарованием.
– А вспомните, капитан, кто сказал вам, что нужно найти такси.
Откуда она знает информацию из НЦР? В голове Парры раздается тревожный звоночек, однако капитан слишком занят своими находками, чтобы обращать на это внимание.
– Не понимаю, о чем вы. Да и понимать не хочу: главное, что мы в ближайшее время явимся домой к Фахардо. Который хоть и умер, однако продолжает исправно платить за свет, воду и газ. И живет в полуподвале. Ладно, я вас оставляю. Передайте мой поклон инспектору.
Парра вешает трубку. И тут же думает, что надо было добавить нечто вроде: «Скажите ему, чтобы лег спать пораньше, завтра его ждет трудный денек», для пущего эффекта. Черт побери, лучшие реплики всегда приходят в голову после разговора. Уже на лестнице, когда ты уходишь. Или того хуже: когда ты встаешь среди ночи, идешь в полусне отлить, и вот ты стоишь над унитазом, уже наготове, и тут тебе в голову приходит идеальный ответ, который ты должен был дать такому-то идиоту. И все, сна как не бывало. И, вернувшись в кровать, ты больше не можешь уснуть, потому что бесконечно прокручиваешь в голове несказанную фразу.
Ну ладно.
За углом припаркован белый фургон без опознавательных знаков. Внутри него – отдел по борьбе с похищениями и вымогательствами в полном составе. Парра решил задействовать всех.
Тут Клео, самая мужиковатая в их команде, потому что она единственная женщина и постоянно пытается всем доказать, что можно быть матерью и одновременно крутой теткой.
Тут Оканья, самый смышленый из всех. За словом в карман не полезет. Лучший переговорщик Парры.
Тут Хиральдес, старичок под пятьдесят, и тем не менее он еще им всем фору даст. Этакий Мигель Риос[49] с пистолетом.
Тут Посуэло, совсем еще сопляк, только что закончил академию, зеленый, как оливка, но со стальными яйцами.
Тут Сервера, самый задиристый, сидит, трогает нос и трет десны. Видать, принял кокса. Парре это очень, очень не нравится. Работа в полиции – дело серьезное. Парра думает, не сказать ли ему, чтоб убирался вон. Но это может негативно сказаться на боевом духе команды. Ладно, объявит потом ему строгий выговор. Все нужно делать правильно.
Ну и конечно, тут капрал Санхуан, его помощник, его правая рука. Всегда при нем. Тот еще подхалим.
Они обмениваются оскорблениями, смеются, жуют жвачку, стучат ногами по полу. Снова обмениваются оскорблениями. Это их секретный язык. Они так своеобразно выражают любовь друг к другу.
Парра их безумно любит. Всех. Ведь они его команда, черт возьми. Его семья. Плоть от плоти, кровь от крови. Он бы жизнь за них отдал, а они за него.
Все выжидающе смотрят на Парру. Ждут приказа.
Пока еще рано. Сначала нужно удостовериться, что рядом нет ничего подозрительного. Сиксто, восьмой участник команды, сейчас обходит квартал. Он взял с собой собаку из дома. Просто обычный человек, выгуливающий своего лабрадора после рабочего дня. Обычная одежда. Шорты, футболка, кроссовки. Ничем не примечательный житель района Лусеро[50].
Сиксто потребуется минут десять-пятнадцать, чтобы обойти квартал. Вверх по улице Сан-Фульхенсио, поворот, вниз по улице Сан-Кануто и обратно в фургон. Как только он подтвердит, что все в порядке, можно будет начинать операцию.
Парра думает, что бы такого сказать своей команде, перед тем как они выйдут из фургона. Надо бы придумать какую-нибудь яркую, вдохновляющую фразу.
Но в голову ничего не лезет.
Зато, небось, сегодня ночью она сама придумается, со вздохом думает Парра. Как пить дать. Лучшие фразы…
Карла
Карла постоянно зовет Сандру. Сначала шепотом. Произносит ее имя, считает до тридцати и снова зовет ее.
Затем постепенно все громче и громче, и под конец, охваченная отчаянием, она выкрикивает имя Сандры во все горло, исступленно колотя ладонями по стене. Но в ответ она получает лишь три удара по металлической двери – жуткий лязг, разрывающий барабанные перепонки и заставляющий ее забиться в противоположный угол, в слезах и соплях.
Однако спустя несколько секунд или, возможно, часов, Сандра все-таки отвечает.
– Я же говорила тебе, он не хочет, чтобы мы разговаривали. Ты его разозлила.
На этот раз не отвечает Карла. Она всхлипывает, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками.
Новые границы ее пространства – расстояние от согнутых рук до груди. И в этих нескольких сантиметрах она находит утешение.
– Сейчас он ушел, – говорит Сандра. – Но как только я скажу, что он вернулся, ты должна будешь замолчать. Так надо.
Карла трет глаза кончиками пальцев, хлюпает носом.
– Мне плевать. Пусть убьет меня, и дело с концом.
– Я так и знала, что ты это скажешь.
Карла оттягивает порванное платье, поправляет лямку бюстгальтера.
– Что ты имеешь в виду?
Сандра немного медлит с ответом.
– Ну, это в твоем стиле.
– Что значит «в моем стиле»? В каком еще стиле? – резко отвечает Карла.
По ту сторону стены – тягостное молчание.
– Сандра?
– Если будешь отвечать мне в таком тоне, нам лучше вообще больше не разговаривать. У меня и так проблем хватает.
Ушам своим не верю. Мы в руках у долбаного психопата, а эту бабу, видите ли, не устраивает мой тон, думает Карла.
Но она молчит. Она не хочет настраивать Сандру против себя. Не хочет остаться одна. Потому что ничего не может быть хуже, чем умереть в одиночестве в этой темноте.
Возможно, Сандра не слишком умна. А возможно, ее просто переполняет отчаяние от того, что происходит.
Так и меня тоже, черт возьми.
Но сейчас Карле приходится держать себя в руках.
– Извини, если мой тон тебя обидел.
– Ладно, – отвечает Сандра спустя некоторое время. – Для тебя он, наверно, нормальный.
– В каком смысле?
– Думаю, ты не привыкла просить прощения. Ведь ты богата, и все такое.
Карла делает глубокий вдох.
– Это он тебе сказал?
Это хорошая новость. Если Эсекиэль знает, кто она, значит, ему что-то нужно. Что-то не связанное с ее телом.
– Он сравнивал меня с тобой. Он сказал, что ты, в отличие от меня, важная персона. Может, поэтому он к тебе и не заходит. Ведь для этого у него есть я.
Карла медленно сглатывает, пытаясь подобрать слова.
– Сандра, я…
И замолкает. Она не может ответить на то, что ей только что сказала Сандра. Это просто-напросто невозможно.
Потому что она тоже так думает.
Потому что это правда.
Карла – наследница самого богатого человека на свете.
А Сандра – водитель такси.
Может, конечно, в «Твиттере» кто-нибудь с возмущением заявит, что их жизни равноценны. Но здесь, в логове убийцы, в непроглядной темноте, это утверждение ошибочно.
– Мы обе отсюда выберемся, я тебе обещаю, – говорит Карла.
Теперь она понимает причину пассивной враждебности со стороны Сандры. Когда Карла была для нее обычной служащей, они обе были жертвами. Но оказывается, жертвы бывают разными и даже в логове психопата не все равны.
– Не обещай того, чего не можешь выполнить, – говорит Сандра. – Мною он только пользуется. А тебе… тебе уготовлена другая участь.
Карла ждет продолжения фразы, но его не следует.
И в этой жуткой тишине неведения прячутся драконы.
– Какая участь, Сандра? Если ты что-то знаешь, скажи мне. Скажи мне, Сандра, – умоляет Карла.
– Тссс. Тихо. Он вернулся, и он зол. Видимо, что-то случилось, – говорит таксистка.