ев прибудет в девять. Сальников — в девять тридцать.
Язин взял своего заместителя под руку, внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:
— Расскажите о себе, Юрий Ильич!
Этот вопрос он задавал каждый вечер с того дня, как его заместитель стал играть, по собственной воле, роль инженера Шапова на Амаке. С десяти утра и до пяти вечера он проводил на копях, ведя наблюдение всюду, где того требовали поиски БОРа, и ни единым движением лица не выдавая Язина, работавшего на тех же копях. Язин знал, что новая пуля может угодить в его бесстрашного заместителя, но Жуков не уступал никому своего места.
— Ни единого подозрения, Николай Николаевич, — отвечал Жуков. — Ни единой новой мысли.
Язин повторил:
— Ваша игра на Амаке опасна. Не исключена повторная пуля.
— Не так страшен черт, как его малюют. Позвольте еще несколько дней?
Язин ничего не ответил и сел за стол. Это означало порицание. Переменив тему разговора, он спросил:
— Ваше окончательное мнение по Змееву.
— Не виноват. Самобытный нрав, анархист, если так можно сказать. Перед нами шпионы-академики. Если же Змеев — разведчик, то он лишь зазубренный топор.
Язин одобрительно кивнул.
Змеев настоящий ученый, только необуздан и дик. Чей-то проницательный глаз заметил это и за его спиной творит преступления.
— Что такое Савич?
Жуков ответил сразу.
— Вероятно, шеф группы.
Воцарилось молчание.
— Начнем, пожалуй, — сказал Язин и, включив микрофон, распорядился: — Пригласите, пожалуйста, товарища Шумкова.
Медленно вошел работник Главалмаза. Паркет скрипел под ним.
— Добрый вечер! — негромко поздоровался он и, не ожидая приглашения, сел в кресло.
Шумков волновался. Чтобы скрыть это, он снял очки и долго протирал их платком.
— Товарищ Шумков, — мягко начал Язин, — нам нужна помощь.
Слово «помощь» успокоило гостя, и он ответил с явным облегчением:
— Пожалуйста.
— Вы возглавляете отдел кадров Главалмаза?
— Восьмой год.
— Содержание нашей беседы должно остаться в тайне.
— Разумеется.
— У меня четыре вопроса. Ваши ответы очень важны для нас.
Шумков понимающе кивнул головой.
— Не показалось ли вам, что кто-либо из работников Главалмаза, и, прежде всего из руководящих работников, когда-то неожиданно переменился в лице? Пусть чуть-чуть, но стал выглядеть иначе?
Начальник отдела кадров недоуменно посмотрел на сидевшего за столом худого человека в голубой рубахе.
— Я хочу сказать, не заметили ли вы, что один из старших работников главка вдруг сильно постарел, или помолодел, одним словом, как-то изменился внешне. С ответом можете не торопиться.
Шумков откинулся на спинку стула, снял очки и задумался.
— Народ я вижу все время, — сказал он, — особенно руководяще кадры. Но чтобы изменился кто-либо — не заметил. Однако, я понаблюдаю.
— Я вас буду очень просить. Второй вопрос — не заметили ли вы за кем-нибудь из того же состава странной забывчивости? Скажем, адрес забыл, знакомого вдруг не узнал, или забыл такое, что должен бы уверенно знать.
Шумков задумался опять.
— И такого ни за кем не заметил.
— Дальше. Не было ли, товарищ Шумков, так, чтобы старший работник уклонился от командировки или совещания в таком месте, где он должен был бы встретить большое число знакомых?
— Такого у нас нет. В командировку народ едет охотно, особенно в города.
— И последнее. Не заметили ли вы за кем-нибудь из сотрудников Главалмаза, в том числе и за руководителями главка, чего-нибудь странного, что бросилось бы вам в глаза.
Шумков долго молчал, перебирая в памяти людей.
— Нет, не заметил. Разве, вот, Зверев жену бросил. И молодая, и с высшим образованием, а бросил. А так больше ничего.
Ровно в 9 в кабинет вошел Балалаев из Амаканского рудоуправления — высокий, совершенно лысый инженер. Но и он ничего не дал Язину. В рудоуправлении все шло обычно. Никто не изменился внешне, никто не проявлял забывчивости, все охотно едут в командировки, ни за кем ничего страшного не замечено.
Язин был разочарован и в то же время обнадежен. Не говоря ни слова, он прошелся по кабинету и, скрестив на груди руки, остановился у окна.
— Все же это единственный путь, — нарушил он, наконец, тишину.
Сальникова из НИАЛа Язин принял особенно дружелюбно.
— Нам нужна ваша помощь, — начал он разговор, посадив ученого перед собой. — Но это должно быть тайной!
— Конечно, — живо согласился Сальников.
— Давно вы работаете в институте?
— С февраля — шестой год.
— Профорг института?
— Четвертый год, в сентябре.
— Видимо, часто встречаетесь с людьми НИАЛа?
— Частенько.
— У нас к вам четыре вопроса. Не заметили ли вы, чтобы кто-либо из руководящих людей НИАЛа переменился вдруг в лице?
Сальников задумался.
— Задайте второй вопрос, — попросил он. — Так мне будет легче.
— Не заметили ли вы за кем-нибудь из работников института непонятной забывчивости? Скажем, адрес забыл, важную вещь забыл, или близкого друга не узнал?
Сальников опять промолчал. Это был вдумчивый и неторопливый научный сотрудник института. И на этот раз он попросил:
— Если можно, задайте остальные два вопроса?
— Не заметили ли вы, товарищ Сальников, чтобы кто-либо из ученых института, особенно из старших работников, уклонился от совещания, или командировки туда, где он мог встретить прежних знакомых? И, в заключение, не заметили ли вы странностей в поведении одного из ваших руководителей, таких странностей, которые бы вызвали у вас недоумение, даже подозрение.
— Вот здесь я ничего не заметил, — живо откликнулся Сальников. — А по первым трем кое-что есть. — Он подтянулся, посмотрел в глаза сначала Язину, затем Жукову и сказал:
— Насколько я вас понял, у нас в институте что-то стряслось. Вы полагаете, что в институте шпион. Он предварительно убрал одного из руководителей НИАЛа, замаскировался под него, и теперь вредит нам. Короче, вы ищете двойника. И я вам должен помочь.
Язин отметил про себя, что Сальников умен.
— У меня кое-что есть. Но сначала скажу о лаборантке Орловой. Совершенно непонятно, как она попала в НИАЛ! У нее судимость, пусть снятая судимость, но все же она допустила взрыв и пожар. — Профорг волновался. — Из тюрьмы и в Академию наук! Ничего не понимаю. Я категорически против Орловой.
Язин внимательно слушал и делал заметки.
— Теперь насчет изменений в лице. Начальства у нас пять человек — директор, заместитель, старшина ученых Гуляев, парторг, начальник отдела. Среди них есть один человек. На лицо он, может быть, не так переменился, но странная забывчивость у него была, правда, только в начале этого года. Кстати, не я один это подметил.
— Кто этот человек? — Язин «впился» в профорга.
— Позвольте мне подумать.
— Пожалуйста, — нехотя согласился Язин, — но чем быстрее, тем лучше.
Сальников поднялся, чуть ссутулил плечи и вышел из кабинета.
27. Человек в дупле
На ветке старой липы сидел краснобокий дрозд. По густому лесу неслись его трели и прищелкиванья. Но вот птица склонила набок голову и посмотрела вниз в дупло дерева. Дрозд увидел человека. Человек, спавший в дупле, был разбужен птичьей песней. Он открыл глаза и, увидев светлое брюшко птицы, потянулся за ружьем: лейтенант Виг не доверял никому, даже дроздам. Птица вспорхнула и улетела. Выглянув из своего убежища, Виг долго осматривался. Несколько минут лейтенант вслушивался в тишину. Затем проверил электросигнализацию — тонкий как волос зеленый провод, идущий на землю от вершины соседнего дерева. Только сейчас он освободился от одеяла и посмотрел на часы.
С Амакских копей раздавались далекие взрывы. Виг открыл охотничью сумку и стал завтракать. Он запивал шоколад теплой водой. Завинтив термос и поставив его под одеяло, он достал металлический флакон с анольфом — жидкостью, лишающей собак обоняния. Дорожа каждой каплей, лейтенант смочил ею подошвы сапог. Затем он еще раз осмотрел лес и, перекинув ружье через плечо, спустился на землю. Внизу некоторое время неподвижно стоял у липы. На Виге была гимнастерка защитного цвета и серая кепка. Внимательно вглядевшись, в лейтенанте можно было узнать человека, который брал ружье профессора Алоева, когда тот спал у сибирского кедра. С тех пор Виг загорел еще больше, его небритое лицо похудело. Но вот он подтянул пояс, поправил малопульное ружье и двинулся в сторону Амака. Шел он легко, почти не оставляя следов. Виг переступал через камни, покрытые мхом, обходил густую траву и болотца, перепрыгивал через валежины. Одежда и обувь его промокли от росы, но он уверенно шел к копям, ориентируясь на взрыв и изредка поглядывая на компас, вмонтированный в головку часов.
К десяти утра лейтенант вышел к окраине леса. Отсюда был виден поселок Амака и черные мачты высоковольтной линии. Сделав остановку, Виг опять осмотрелся. Затем он лег на живот и пополз вперед. Добравшись до большой ели на границе между лесом и полем, Виг остановился. Здесь он развернул снятую с плеча скатку и постелил на землю шерстяную подстилку.
Шифрованный приказ из Сверкальска говорил, что сегодня, 8 июля, инженер Шапов с Амака должен быть убит. От своего человека с копей Виг знал, что каждое утро русский инженер обходит шахты-колодцы. Поставив ружье на опору, лейтенант извлек из сумки оптический прицел и надел его на ружье — замаскированную снайперскую винтовку. Затем он измерил расстояние до края алмазного колодца и продолжил свой завтрак. В душе Виг был неспокоен: от этой ели он стрелял и в прошлый раз, и конечно ГПУ ищет убийц, может устроить засаду где-то вблизи. Но приказ оставался приказом, и Виг продолжал ждать, посматривая время от времени на двухэтажное здание лебедочной, на движущиеся фигурки людей и проезжающие машины.
Вскоре лейтенант вздрогнул: у шахт показалась едва различимая темная точка. В ту же секунду он был у ружья, одно нажатие курка, и пуля угодит в цель. Но снайпер опять приложил к глазам бинокль, и перед ним четко возникали бревна домов, серый цемент гаражей и человек у края копей. Но это не Шапов. По фотографиям с Амака снайпер знал его коричневую кожаную куртку, большую шляпу и роговые очки.