Странно: а когда, собственно, они перешли на этот уровень общения – ничего личного, только деловые отношения? Отец не поинтересовался, как жизнь, чем дышит сын, и это даже не бесило…
Лис удивленно прислушался к себе. Нет, пожалуй, все-таки бесило. Поэтому и соврал, а сейчас тянет время.
Почесав подбородок, захлопнул крышку ноута и откинулся на постель. Лис свою зарплату отработал с лихвой еще на прошлой неделе. Теперь имеет право на отдых. Отец требует с него гораздо больше, чем с остальных, далеко не по Трудовому кодексу.
Набрал мать. Но сбросил еще до звонка. Не-за-чем. Опять слушать про достижения Павлика? Конечно, он ведь последыш, родился, когда отец и мать твердо стояли на ногах, и другого ребенка уже не ждали. А Лис – первый, в него вложили не только надежды, но и ошибки – и уже вырос.
Вырос.
Обработав ноги и приняв лекарства, Лис все-таки открыл мейл от отца. В общем-то дела на полчаса, не больше, если без души и творчества. Но заказчик – старый, давно знакомый, который, кстати, подогнал эту самую квартиру, поэтому для него хочется с душой. В итоге Лис так втянулся, что не заметил, как на улице стемнело.
Живот уже болел от голода. И голова. Пожалуй, скоро вернется Докия. Выглядеть при ней беспомощным не хотелось. В другом состоянии Лис мог бы приготовить что-то поесть: несложное, но вполне съедобное, но сейчас предпочел позвонить по телефону и заказать.
А потом отписался отцу, что работа готова. Тот тут же перезвонил. Лис не торопился отвечать. Тупо смотрел на мигающие красный и зеленый кружочки и не знал, какой смахнуть в сторону.
– Да, пап? – успел в самый последний момент.
– Не отвлекаю? – осторожно поинтересовался отец.
– Нет, – односложно, но правда.
– Как жизнь вообще? Не звонишь.
– Нормально.
Поболтали ни о чем минут пять, показавшиеся часом. Впрочем, на расстоянии родительское давление было не столь значительным, как дома. Это там отец искренне верил в то, что старший сын – его дубль, продолжение, и для него не предполагалось иного будущего, как на благо семьи и компании. Лис все знает. Лис все умеет. На него можно положиться. Образование, разумеется, управление. И магистратура – вовсе не обязательно. Папа же рядом, папа подскажет, поможет, направит, они же в одной лодке…
А что Лис хочет сам, в свою лодку…
«На десерт» отец случайно узнал, что сын будет учиться в одном универе с Докией. Это его почему-то окончательно вывело из себя. Он принялся стебаться, что Лис все никак не может забыть первую школьную любовь, и интересоваться, можно ли его считать мужиком после этого. Ну, во всяком случае, так это все запомнилось…
Наверное, будь мама не столь вымотанной Павликом, она бы смогла объяснить отцу, что не стоит так давить на старшего сына. Лиса же тот просто не слушал. Для него казалось блажью, что сын не просто решил продолжать учебу, но и уезжает. Как? Куда? Зачем? К кому?.. Да ни к кому! К себе!
– Пап, тут у меня в дверь звонят.
– Гости? – за вежливыми интонациями он не смог завуалировать любопытство.
– Курьер.
– Пока, сын, – а теперь послышалось недоверие, но… Плевать.
– Ага.
Лис кинул телефон на одеяло. После разговора хотелось помыть руки, но это все психосоматика. И хороший симптом, что начинает иронизировать по поводу общения с отцом.
Доковылял к двери как раз в тот момент, когда позвонили во второй раз. Открыл на третью, особо длинную трель. Недовольный курьер протянул терминал и еду. Пахну́ло специями, что вызвало моментальный спазм в желудке. Голод разыгрался, словно Лис не ел несколько дней. Расплатившись и оставив щедрые чаевые (в предвкушении особенного ужина!), подхватил коробки.
Но, похоже, недовольство курьера сдетонировало: запнувшись не пойми обо что, Лис потерял равновесие, машинально взмахнул руками. Контейнеры посыпались, как детские кубики. Соус расплескался, пропитывая и коврик, и штаны, и коридорные стены. Салаты высыпались неаппетитным месивом. Пицца вывалилась из коробки. Роллы разлетелись по коридору.
Лис ругнулся, метнулся в ванную, схватил первое попавшееся полотенце и принялся вытирать подтеки.
Запах жалких останков еды дразнил и раздражал, отчего уже хотелось рычать. Немного острых специй плеснулось и на ноги. К счастью, злость буквально глушила боль. Или они гасили друг друга с целью сохранения объекта.
Едва Лис убрал беспорядок, в дверь снова позвонили. На сей раз это могла быть только Докия. Лис закинул полотенце в ванную, быстро огляделся по сторонам и повернул барашек замка.
Докия стояла за порогом с двумя полными пакетами.
– Воняет тут у тебя! – заявила без прикрас и поморщилась, протягивая принесенное. – Держи, Стрельников!
– Что это?
– Большие приветы от Лизаветы. Она наварила-напекла на Маланьину свадьбу, а я прихватила по случаю, чтобы не пропало.
Лис взял гостинцы и потопал в кухню. Пожалуй, в обожженных ногах имелось свое преимущество. Выгружая на стол контейнеры и кастрюльки, бережно обернутые полотенцами, буквально истекал слюной. Баранова пока под впечатлением и с чувством вины, значит, рада расстараться. Заказанное-по-полу-размазанное точно по вкусу и качеству уступало.
– Температуру мерил? – прокричала Докия из ванной комнаты.
– Давно, – честно признался Лис. – Но лечился.
– Это радует, – она зашла, стряхивая руки. – Полотенце где у тебя?
– Так там же, – Лис указал в сторону, откуда появилась гостья.
– Стрельников, я закинула его в машинку, ты им какую-то гадость вытирал.
– Там другое есть.
Он сам прошел в ванную и из кучи стираного, но неглаженого белья выудил чистое полотенце. Докия со странным выражением лица вытерлась и поинтересовалась о наличии в этом доме утюга. Кажется, или она считает его полностью недееспособным?
Но отказываться от десанта помощи Лис не стал. Правда, для начала предложил все-таки поужинать.
Докия не отказалась. Моментально освоившись на его кухне, сервировала стол и даже умудрилась где-то найти вполне себе уютные салфеточки.
Лис покорился. И показал, что в основах этикета не плавает.
А потом позволил Докии хозяйничать.
На выглаженном белье Докия не остановилась. С неуемностью отбойного молотка она принялась наводить в мужской берлоге женский уют: запустила стиралку, подтерла полы и смахнула пыль.
Схватилась бы за пылесос, но Лис ей не дал, зыркнул глазами и сам принялся пылесосить. Как-то неудобно было. Получалось, что сам он совершенно беспомощный. А это ведь не так. Просто зачем гладить все, если нужно что-то одно? И квартиры грязнее этой он точно видел. Если его самого ничего не смущает, значит, наверное, все в порядке?
Наверняка Докию бы поддержала мама. Тоже бы приехала и начала – мыть-стирать-гладить. Как будто только в этом заключается смысл существования.
– Ты дуешься, да? – прямо посреди размышления о вечных недоразумениях полов вклинилась Докия.
Она прозорливо глянула своими зелеными глазищами, в которых Лис увидел двух своих крошечных двойников, и улыбнулась:
– Небось думаешь, пришла, как к себе домой, начала порядок наводить, как будто ты это сам сделать не в состоянии.
Лис усмехнулся. Молча. А что скажешь, если в точку. Но Докия продолжила, подходя все ближе и ближе:
– Зато, Стрельников, тебе точно не скучно! Со мной. А один бы лежал, тоскливо смотрел в потолок. А сейчас вон ходишь, пылесосишь.
Она остановилась так близко, что Лису стало жарко. Казалось, что тонкая прослойка воздуха между ними загустела и начала вибрировать в унисон с сердцем. Докия еще что-то говорила. Но Лис видел только, как шевелятся губы, его словно контузило, он оглох и обездвижел. Надо бы наклониться, подхватить ее. Доня маленькая, даже если встанет на цыпочки. И легкая, он помнил ощущение.
Но она дотянулась – почти до губ Лиса. Как-то взлетела, наверное. Как в старом-старом советском мультфильме «Золушка», и Лис с ней. «Навсегда. Навсегда» – рефреном. Волны волшебного жара охватили тело. Стало плевать на весь окружающий мир. Осталась малость – преодолеть крошечное расстояние, сломать преграду условностей, дотянуться поцелуем до мечты…
Только жаль, что все хорошее обязательно заканчивается. В «Золушке» боем часов, а в реале – настойчивым звонком забытого на кровати телефона. Рингтон долбил прямо в мозги. На экране высветилось фото Барановой. Прямо посреди ее рта прыгал кружочек трубки. Лис мог бы и не отвечать, но хотелось поскорее прекратить эту эмоциональную какофонию. Или агонию, если уж конкретизировать. Потому что Докия прекрасно увидела, кто звонит. И тотчас отступила на пару шагов, не больше, и даже продолжила улыбаться, чуть склонив голову, но изменилось все – кошмар как! Лис каждым своим волоском ощущал ледяной ветер.
– Да! – Лис сам не ожидал, что получится так резко. – Чего тебе?
Мог бы и не спрашивать. Собеседницу интересовало только одно – деньги. В любом варианте. Ее мерило и икона. Все продается и покупается. Для нее. Собственно, по нашей вере нам и воздается, так что Баранова по-своему права.
– Я пойду, Лис, – тихонько шепнула Докия.
– Нет, постой! – заиндевелые губы произносили что-то не то. Вымороженные мозги не подсказывали нужных слов. Сердце же говорить не умело. – Ты свое уже получила! – Лис рявкнул в трубку, не узнавая сам себя.
– Пока-пока! – Докия уже стояла на пороге, одетая, но не застегнутая. Все внутренние резервы направила, чтобы удержать лицо. Не удержала. Обернулась. Сказала, морщась, как от болевого спазма:
– Зря ты так. Она ведь старалась. Вкусняшки всякие приготовила. Хоть поблагодарил бы.
Глава 16
Домой Докия идти не хотела. А куда пойти еще – не знала. Было одновременно и смешно, и грустно. Не то чтобы она на что-то рассчитывала с Лисом, но…
С ним становилось теплее. Возможно, так просто казалось: воспоминания детства и прочее. В конце концов, первая школьная любовь.
Или не любовь?
Когда Лис в восьмом классе вдруг уехал прямо перед Новым годом, мир обрушился на Докию: цветом, светом, звуками, эмоциями. До этого она жила будто под куполом. И этим куполом являлся Стрельников: надежный, незыблемый, верный. Хорошо запомнилось, как несколько месяцев мучили перепады настроения, а кожа стала невероятно чувствительной, каждый волосок реагировал отдельным нервным окончанием. Было мучительно и бодрствовать, и засыпать. Состояние дикого возбуждения чередовалось с полным анабиозом.