Докия исподтишка разглядывала бывшую одноклассницу. Зачем это Алисе: красивая золотая клетка, где тебе в любой момент могут свернуть шею? Приехать сюда, поступить в магистратуру, скрывать синяки и при этом хвалиться во всеуслышанье Котиком. И ведь она не похожа на жертву абьюза.
– Хорошая кожа, но надо подпитывать и увлажнять, – заворковала Шурочка теперь уже над Докией.
– Кислова, я вроде слышала, у тебя тут чудо-повариха живет? – вклинилась Алиса. – Скоро придет? А то нас тоже бы неплохо подпитать.
– Она к парню съехала, – обтекаемо ответила за Докию Юля, не подозревая, насколько попала в точку.
У Никитиной случалось: ляпнет, что препод загулял – и пару отменяют, оденется теплее – погода сменится, ей не в дизайнеры, не в фотографы, а в гадалки надо было идти. Хотя университетов магических или экстрасенсорных наук пока вроде не создали. И с родителями своими – прокололась.
– Повезло же кому-то, – сладко пропела Ельникова.
И начала трепаться о том, что у нее дома есть Надежда Михайловна, божественно готовящая супы-пюре: и тыквенный, и грибной, и какой-то там еще. А борщи у нее вообще – целый ряд на любой вкус: украинский, белорусский, постный…
– Алис, ты точно проголодалась? – прервала поток гастрономических воспоминаний Юля. – Поверь, это не повод возвращаться к Елкину.
– При чем тут Елкин? – зло прошипела Алиса. – Дома! Это дома!
И Докия вспомнила, что ведь действительно было что-то такое, какие-то краем уха услышанные разговоры, недопонятые в детстве: что в семье Ельниковой имеется служанка или домработница, а может, дальняя родственница, на мышиных правах живущая вместе с ними. Неужели правда?
– Лиза ушла к Стрельникову, теперь ему будет готовить, – сама от себя не ожидая, вдруг призналась Докия.
Зачем? Чтобы снова расслабить Алису? Или просто потому что этот факт выжигал внутри дыры, как паяльник в неумелых руках?
Алиса матюкнулась и медленно села, отодвинув Шурочку, тут же подскочившую с салфетками и принявшуюся промокать потекшую маску.
– Что? – такой реакции Докия точно не ожидала.
– Урод, – рявнула Ельникова, отобрала у косметолога салфетку и резкими движениями стерла с лица все сама.
Глава 18
Алиса стояла у окна, потягивая кофе из пивной кружки, недавно выигранной по акции в магазине (мгновенная лотерейка при покупке трех пачек чипсов!), и поглядывая в щелки жалюзи. В растянутой футболке и пижамных штанах в мелкую клетку, она казалась ближайшей подружкой, девочкой из лагеря, двоюродной сестрой, приехавшей погостить ненадолго – короче, кем-то вполне себе близким, понятным, без закидонов и претензий.
Докия пришлепала на кухню, позевывая, достала любимую чашку, открыла банку кофе, но та оказалась пустой.
– Извини, – не оборачиваясь, бросила Алиса. – Я куплю.
– Купишь, – согласилась Докия.
Вздохнув, принялась рыться по шкафам в поисках давно забытой заначки. Нашла пакетик ромашкового чая, залила кипятком, потом подумала и выплеснула в раковину – терпеть не могла эту гадость, лучше уж просто воды глотнуть.
– Там «тойота» на углу, не в курсе чья? – спросила Алиса, по-прежнему не отрываясь от окна.
Докия не стала церемониться, подошла, вздернула жалюзи, невольно отметив, как отпрянула бывшая одноклассница.
– Понятия не имею. Но она здесь часто стоит, – ответила будничным тоном. – В универ поедешь?
– Нет, – Ельникова села, тронула побледневший после манипуляций косметолога синяк. – Скажешь, что я заболела, уехала домой по семейным обстоятельствам, сдохла? – выдала почти без пауз и интонации три варианта, только на последнем чуть запнувшись.
– Скажу что-нибудь, – пообещала Докия.
– Спасибо!
Казалось, что из Алисы словно выдавили эту благодарность, вместе с неуверенной, будто лицо не привыкло к таким мимическим проявлениям, улыбкой. Докия тоже улыбнулась, гораздо теплее, чем привыкла с Ельниковой.
– Я доставку закажу, – пообещала Алиса. – Ты скажи, что надо.
Докия пожала плечами. В общем-то для нее и самой не проблема – забежать после пар в супермаркет. Тем более прокладки закончились, а не только кофе с чаем. Ельникова же наверняка не привыкла к бюджетным вариантам.
В животе громко забурлило. Горячая вода чувства сытости не давала. В холодильнике после вчерашней вечерней посиделки втроем, после ухода Шурочки, остался лишь суп, сваренный Барановой и по забывчивости помилованный, но не завтракать же им. Хотя…
Докия решительно достала кастрюлю и поставила разогреваться.
– Смело! – прокомментировала Алиса.
Она тоже проинспектировала холодильник, выудила контейнер с редисом, потянула один за длинный хвостик и помотала из стороны в сторону, следя за импровизированным маятником по-кошачьи.
– Суп будешь?
– Какой? – не отрываясь от редиса, поинтересовалась Ельникова.
– С клецками вроде, – помешав, отозвалась Докия.
– Буду, – согласилась Алиса. Откинула редис в контейнер и начала помогать бывшей однокласснице.
В универ Докия пришла сытая и оттого немного разомлевшая. Даже поймала себя на мысли, что беспокоится, как там Стрельников со своими ногами. Хотя с ним ведь Баранова. Чего-чего, а окружить вниманием она умеет. Наварит ему, обработает раны, вовремя даст лекарство. Пожалуй, лучше няньки не придумать.
– Евдокия, мне бы очень хотелось знать, каким неведомым далям вы предпочли мою лекцию? – ядовито-масляным тоном поинтересовался Игнат Палыч.
Будучи деканом, он, мало того, обладал хорошей памятью на проштрафившихся студентов. До этого дня Докию как-то миловал. А сейчас вдруг решил придраться.
– Я слушаю, – она предельно честно взглянула прямо ему в глаза.
– И о чем же я рассказывал?
Юля вытаращила глаза и ткнула пальцем в свою тетрадь, как будто там можно было хоть что-нибудь разглядеть, кроме витиевато-бисерных строчек. Но если учесть, что почти каждую свою лекцию Игнат Палыч предварял историей из жизни студенчества прошлого века, а времени от начала пары прошло не так много, то Докия выстрелила наугад:
– Сравнительный анализ поведения молодежи двадцатого и двадцать первого веков, а именно: стройотряд, идейные ценности и некоторая тайная приверженность диссидентству раньше – и полная безмозглая анархия сейчас.
Декан даже обиделся, поджал губы, но не смог не признать:
– Вы зря приписываете мне подобную критичность! Это ваша субъективная оценка моих слов.
Докия кивнула, едва сдерживая улыбку. Кажется, прокатило. Юля восхищенно распахнула глаза. Кто-то хихикнул сзади.
Игнат Палыч обвел едким взглядом аудиторию и продолжил лекцию. Понимая, что дважды в одну реку не войти, Докия вооружилась ручкой и принялась записывать материал. Но, продиктовав буквально пару абзацев, декан запнулся на полуслове, будто забыл, что хотел сказать, пошатываясь, добрался до своего стола, цепляясь за спинку стула, присел. Дышал Игнат Палыч тяжело, с каким-то присвистом.
– Вам плохо? – Женя Малышева озвучила, наверное, общие мысли студентов.
– Сейчас, – он махнул рукой. – Пройдет.
– Сердце? Астма? – послышались непродуктивные вопросы.
– «Скорую» надо вызывать! – Никитина принялась тыкать в телефон, но сенсор, как назло, заело. – Блин! Да работай ты!
– Я сейчас! – Докия вскочила со своего места и понеслась прочь из аудитории, к кабинету декана.
Ворвалась в приемную, напугав секретаршу, но времени для расшаркиваний не было.
– Игнату Павловичу лекарство надо, – вылепила в лоб. – Срочно!
Секретарша на миг удивленно вытаращила глаза, моргнула, потом, после короткой заминки, отперла дверь и указала на шкаф. Лекарства нашлись в борсетке, аккуратно поставленной в углу.
Докия схватила их и вернулась в аудиторию, внутренне надеясь, что не опоздала, что у Юли получилось вызвать «Скорую».
Игнат Палыч по-прежнему сидел за столом, без галстука и пиджака с расстегнутой рубашкой. Все окна оказались нараспашку, по аудитории гулял ветер, притихшие студенты кутались, но не уходили. Никитина куда-то делась.
– Вот ваше лекарство, – Докия сунула блистер Игнату Палычу, оглядываясь на одногруппников. – Ребята, вода у кого-нибудь есть?
– Я за кофе сбегала! – Юля внесла большой картонный стаканчик и струю аромата в промозглую аудиторию. – С двойным сахаром.
Докия с вопросом взглянула на подругу.
– Запах ацетона, – пояснила та. – Диабетик, наверное. Я сказала диспетчеру.
Бледный Игнат Палыч закинул в рот таблетки, потом обхватил ладонями стаканчик, будто просто хотел немного согреться. Подержал. Глотнул. Шумно выдохнул.
– У меня же еще Ираклий дома, – проговорил еле слышно. – Если меня увезут, за ним некому будет ухаживать. Вы, Кислова, – он поставил стаканчик и вцепился теперь в руку Докии, – присмотрите, пожалуйста. За зачет.
В глазах зависла такая беспросветная тоска, навевающая мысли о Хатико и Белом Биме. Докия бы и без обещания зачета не отказала в помощи, даже если этот Ираклий – питон, с декана станется.
– Ключи в борсетке, – он назвал адрес.
– Все сделаю, Игнат Палыч, – пообещала Докия, ловя за хвост ускользающую змейкой неопределенную мысль.
Не прошло и полчаса, как декана увезли в больницу. Он напоследок еще раз схватил Докию за руку и повторил адрес. И тогда до нее дошло: ей знакома и улица, и номер дома. Подъезд, пожалуй, другой, но… Только не хватало к сегодняшнему нервяку еще Стрельникова встретить или Лизу.
Однако Ираклий…
Никитина выслушала, посочувствовала, но пойти вместе не смогла: ее после трех пригласили на съемку в детский сад. Пришлось ехать одной.
Короткими перебежками Докия добралась с остановки до дома. Оглядела двор, окна, пытаясь вычислить, за каким прячется гнездышко Лизы и Лиса. Потом опустила как можно ниже голову и, жалея, что нет дождя, чтобы спрятаться под зонтом, кинулась в подъезд, где жил декан. Сердце бухало, как салют на День города, а искры в глазах рябили для полноты ощущений. Докия постаралась дышать глубже и спокойнее.