Ну ничего, бороться я буду до последнего вздоха, сдаваться без боя не собираюсь.
Моя страсть к мужчине выжглась смертельной обидой. Я стиснула поварешку в руках.
Верс посмотрел на меня, и хищное выражение лица мгновенно изменилось. Мышцы расслабились, морщины разгладились, и он порывисто сделал шаг ко мне. Протянул руку к моему лицу, будто забывшись, и огромная рука застыла в сантиметре от моей щеки, позволяя соотнести размер его лапищи и моей головы. Один в один!
И тут на широком запястье мужчины заискрила нить, а ее кончик так быстро устремился ко мне, что я не успела ахнуть. Раз – и вокруг моей правой руки появился поводок. По венам будто пустили ток, и в этот момент я действительно поверила, что попала в другой мир.
– Ау-у-у! – завыли волки, запрыгивая на горку.
Верс резко повернул головой в сторону животных, сердито цокнул языком, будто недовольный, что его оторвали от меня, и один серый стремглав забрался по горке вверх, шумно царапая металл когтями.
Главарь Дикого патруля бросил на меня долгий взгляд, отведя руку обратно, и размашисто пошел на выход, явно собираясь поймать нарушителя, по следу которого отправился волк.
Одно я теперь знала точно: вот как выглядит взгляд Верса, когда он испытывает чисто мужской интерес, и он в корне отличается от того, которым он буравил меня во время ужина.
Но почему такие резкие перемены? Почему он не узнал меня и имеет ли к этому отношение заколка Греты?
Зеркально отполированная вытяжка отражала привычную меня. Грим я стерла еще в театре, и темные, цвета вороного крыла, волосы делали светлые брови почти незаметными. Глубоко посаженные синие глаза тонули в черных кругах, которые было не свести ни сном, ни долгими прогулками на свежем воздухе. Доставшийся от папы нос крюком на моем маленьком лице выглядел по-настоящему выдающимся, а тонкие губы под ним казались практически незаметными. Что ж, я такая же, как и была. Так почему Верс ошибся?
Кого-то природа одарила внешностью, меня же побаловала голосом и слухом, а вот про оболочку забыла. Страдала ли я когда-то оттого, что не была даже симпатичной? Ну разве что года два на самом пике подросткового возраста, и то несильно. Родители всегда прививали мне понимание, что не лицо красит человека, а душа. Да и школьные годы доказали правоту этих слов: я была сердцем класса вопреки всему своеобразию внешности.
Мой любимый фильм – “Грязные танцы”. И я прекрасно помню печальную историю актрисы с носом с горбинкой: стоило ей сделать пластику, как приглашения на роли закончились. Все режиссеры в один голос говорили, что она сделала себя обычной, такой, как все.
Так вот, я не хотела быть как все. Хотела быть Дженнифер Грей в “Грязных танцах”, которую ценили бы за уникальную внешность и талант. Хотела найти признание такой, как есть.
Мне казалось, что я давно прекратила реагировать на первое мнение о моей внешности, но обидное прозвище из уст Верса меня действительно зацепило. Хотелось кинуть в его удаляющийся затылок висевшим на стене ковшиком. Ничего, я ему еще припомню “страхолюдину”!
Мои ноги дрожали, когда я слезла со стола на пол, глядя, как последний волк покидает кухню. Грета опиралась на стол для резки мяса двумя руками и качалась, а уже через секунду локти девушки подогнулись, и она сильно ударилась сначала о стол, а потом свалилась на пол.
– Грета! – воскликнула я, кинувшись к ней со всех ног.
И про дрожь в ногах забыла, и про волков, и про обиду на их главаря.
– Доченька, за что нам такая напасть? – Хозяин таверны на коленях стоял на полу у кровати Греты, держа хрупкую кисть девушки в своих мозолистых руках. Чем-то мужчина напомнил мне моего отца, когда я болела: тот тоже в детстве не отходил от меня ни на шаг, да и сейчас, когда я живу отдельно, стоит ему узнать об этом, как он места не находит себе от беспокойства.
Три повара тоскливо вздыхали, переступая с ноги на ногу у порога. Было видно, что они искренне волновались за Грету и стояли тут после закрытия таверны не потому, что так надо, а потому, что переживали.
Девушка медленно открыла глаза и еле заметно улыбнулась отцу, а потом поварам и мне.
– Все хорошо.
И почему-то всем стало понятно, что нехорошо, даже мне.
– Она болеет? Давно? Может, врача? – тихо спросила я у одного из поваров.
– Ни один лекарь не поможет, – сминая в руках поварской колпак, ответил мне мужчина лет сорока и грустно вздохнул. – Нить судьбы тянет силы, а у Греты их и без того не было. Без нее она слабенько, но жила бы себе, а тут…
Другой повар, лет шестидесяти, проворчал в усы:
– Вот уж точно! Тот вариант, когда истинная пара не награда, а наказание.
Нить судьбы? Это та красная паутинка, что я видела?
Я посмотрела на бледное лицо девушки и встретилась с ней глазами. Неужели это я, когда тронула эту ниточку, сделала ей плохо? От ее запястья по-прежнему тянулся тонкий алый поводок, который я тронула на кухне.
Я как можно незаметней подняла свою правую руку. Вот она, алая, и у меня теперь блестит. Видят ли ее другие? Видит ли ее Грета?
Но все мельком посмотрели на мой жест и переключили свое внимание обратно на девушку. Так, похоже, ниточку вижу только я.
– Но откуда вы знаете, что у Греты нить? – это было единственное, что я могла спросить, чтобы не выдать себя.
Все переглянулись, будто думали, говорить или нет.
Но тут Грета удивила: положила руку на ладонь отцу и сказала:
– Адель дотронулась до моей нити.
Оу, ну все, сейчас меня четвертуют, да?
Но почему-то хозяин таверны вскочил на ноги, глядя на меня, как на сошедшую с небес богиню, сжал кулаки и спросил:
– Это правда? Ты можешь видеть нити? И даже трогать?
Мой взгляд в сторону окна был настолько очевидным, что два повара тут же бросились собой закрывать проем. Третий повар встал у двери, а хозяин таверны будто боялся двинуться с места.
– Адель, тебя никто не сдаст Дикому патрулю. Ты же видела, что я тебя спасла от него, дала заколку? – Грета попыталась подняться на кровати, но была настолько слаба, что снова упала на подушку.
Как только девушка потеряла сознание на кухне, а по лестнице послышались громкие шаги и обеспокоенная речь поваров, я сняла заколку и больше ее не надевала. Мало ли какие свойства имеет этот предмет. Если Верс меня не узнал, то как быть с другими? Вдруг подумают, что это я сделала что-то с дочкой хозяина таверны?
Теперь заколка лежала в кармане моих брюк, и я нащупала аксессуар рукой, крепко стиснув тот в ладони.
Грета помогла мне, спору нет. Но с этими нитями тут что-то совсем непонятное творится. Как они знают, что у Греты есть нить, если не видят ее? Или здесь принято притворяться, что не видишь? А этот патруль, что гонится за теми, кто… Кто что? Видит нити? Может дотронуться?
– Папа, оставь нас с Адель, вы ее с дядюшками только пугаете.
Дядюшки? Фигурально выражаясь или родословной подкрепляя? Все трое? Вот это семейка!
Но девушка права: если с ней я еще хотела говорить, то с таким давлением со стороны мужчин желала лишь побыстрее улизнуть отсюда. Теперь у меня не осталось сомнений, что это другой мир и я в него попала по полной программе. Патруль, который за мной гонится. Семейка, которая явно от меня что-то хочет.
Нужно как-то притупить осторожность для того, чтобы попытаться подняться по тому скату для овощей вверх. Вдруг путь в мой мир еще открыт?
С другой стороны, мне до жути интересно, что же это у меня за запретный дар, как сказала девушка. Пять минут ничего не решат, верно?
Подумав так, я решительно кивнула, соглашаясь с тем, что с удовольствием поговорю с девушкой наедине. Бернард, хозяин таверны, обеспокоенно посмотрел на дочь, потом погрозил мне пальцем и позвал “дядюшек” за собой.
– Садись, – Грета похлопала рукой по простыне, – мне тяжело говорить громко, подойди ближе.
Ну не похожа девушка была на злодейку, не похожа. Во многих мюзиклах героине сразу же начинают противостоять силы зла, но здесь я антагониста не видела. Верс – это пожалуйста, красивейший из злодеев, ему подходит это образ, но не дочке хозяина таверны.
Я присела на краешек кровати и с любопытством посмотрела на Грету.
– Как ты себя чувствуешь? Это я виновата, что тебе плохо? – Несмотря на то, что вопросов у меня было море, я не хотела, чтобы девушке стало еще хуже.
Грета неловко улыбнулась, будто не знала, как сказать правду.
– И да, и нет. – Уголки губ девушки дрогнули – Ты же не из нашего мира, верно? Соврала про далекую глубинку? Пришла из бреши?
– Из какой бреши?
– По-простому – из дыры между мирами.
– Можно сказать и так. Но что там с нитями?
Грета подняла правую руку, и алая паутинка перелилась всеми оттенками красного.
– Говорят, что нить – это благословение богов. Они связывают двух людей, чтобы они были вместе, постоянно сталкивались, чтобы обрести в итоге счастье.
– Но ты так не думаешь? – Я заметила, что по лицу Греты не было заметно, что она счастлива быть связанной. – Тебя связали с нелюбимым? Или ты не знаешь, кто он?
В голове сразу возник план помощи. Я же вижу эти нити и могу помочь – показать, кто на том конце. Но надо ли это девушке?
Грета в ответ грустно улыбнулась:
– Нить не только дает радость, она еще питается силой человека. Обычный житель и не заметит, что связан, пока не придет к всевидящим, а вот я сразу почувствовала. И не успела порадоваться – потеряла сознание. Как говорил уже один из дядюшек, если бы не нить, я жила бы себе – пусть не активной жизнью, но тихой и размеренной. А так выходит, что я увядаю, да еще за собой тяну суженого.
– А ты видишь эту нить или нет? – уточнила я.
– Нить видят только всевидящие, и ни я, ни папа к ним не относимся. Зато моя мама – одна из них, только никому не говори. Как ты, наверное, уже поняла, Дикий патруль охотится как раз за такими, как она и… как ты.