Катя пожала плечами.
— Задам сначала такой вопрос, — сказала она. — Как вы представляете помощь, оказываемую газетой?
— Для начала вы поместите ее фото в «Вестях», — начала Илона, — дадите ее данные, возможно, напишете статью, чтобы привлечь внимание правоохранительных органов. Это безжалостно — не искать человека только потому, что он психически нездоров.
— Вообще, они обязаны искать всех, — заметила Катя. — Кстати, когда вы в последний раз обращались к ним?
Женщина покраснела:
— Признаюсь честно, давно.
— Почему?
Собеседница выдохнула:
— Я боюсь навредить маме.
— Вот еще новости!
Зорина внимательно посмотрела на посетительницу.
— Выслушайте меня! — всхлипнула Вахрушева. — Я читала много ваших статей, смотрела передачи с вашим участием, всегда относилась к вам с большим уважением и сейчас надеюсь услышать дельный совет. Все не так просто!
Зорина махнула рукой, ругая себя за то, что не может указать посетительнице на дверь:
— Рассказывайте!
— Моя мама не всегда была такой, — Илона от волнения сжимала и разжимала пальцы. — У нас была прекрасная семья: она, папа и я с братом. Мы жили в большой трехкомнатной квартире: папа рано получил звание полковника, а вместе с ним — хорошую должность и жилье. Мама работала медсестрой в военном госпитале, где ее любили и уважали. Ни о каких психических отклонениях речь не шла! В нашем роду никогда не было таких заболеваний!
Она сделала паузу.
— Все началось внезапно. На маму словно обрушился склероз, она стала забывать, где была и что делала, теряла деньги, не вовремя давала лекарство больным. А однажды… — Илона запнулась. — А однажды папа застал ее в постели с чужим мужчиной. Он не вынес этого, забрал нас и ушел жить к своей матери, а на следующий день попросил перевода и подал на развод. Когда мама пришла в себя (после потери памяти она приходила в себя) и услышала из уст отца такое обвинение, она начала кричать, что это неправда, она не могла такого сделать, что отец специально все придумал, чтобы получить развод: дескать, это у него есть другая и он хочет отделаться от первой жены. Надо сказать, мама была очень убедительной: ее уверения в невиновности и возмущение выглядели довольно правдоподобно. Мы с братом знали: она никогда не лгала, просто не умела лгать, и происходящее повергало нас в недоумение. Однако папа, видимо, ни в чем не сомневался: он настаивал на разводе и на том, что после всего заберет нас с собой. Естественно, мама не хотела слышать и этого, каждый день приходя к нам и закатывая истерики. Отец боялся ее непредсказуемого поведения, однако произошло непредвиденное: в зале суда мама вела себя тише воды и сказала, что, мол, считает решение папы забрать нас с собой верным, на чем и остановились. Мама осталась в старой квартире, а мы уехали в Москву. Нам с братом не хотелось покидать родной город, тем более что я училась на втором курсе института, а он заканчивал школу. Но пришлось, как говорится, сорваться с места, — женщина вздохнула. — Разумеется, мы навещали маму, приезжая в Приреченск каждое лето на несколько дней: на большее нас не хватало. Ей становилось все хуже и хуже: память отказывала все чаще. Конечно, с работы ее уволили. Такая болезнь просто непозволительна для медсестры.
— Как же она жила в одиночестве? — спросила Катя, которую этот рассказ постепенно захватил.
— Она не жила в одиночестве, — ответила Вахрушева. — За ней ухаживали. Но это отдельная история. Когда мама работала в госпитале старшей сестрой хирургического отделения, пришла молодая медсестра, только из училища, по имени Дина Панько. Будучи очень доброй и отзывчивой, мама взяла девушку под свою опеку. Дина была этому рада. Она привязалась к маме, как к родной, и однажды пригласила ее в гости. Мама не умела отказывать тем, к кому хорошо относилась. Она купила большой торт и пришла. Дина познакомила ее со своей матерью, Надеждой Сергеевной, библиотекарем. Женщины нашли общий язык и продолжили знакомство, постепенно перешедшее в дружбу. Мы жили очень обеспеченно, а Дина — почти в бедности. Понимая, что девушке ее возраста хочется одеться, мама давала ей деньги или приносила подарки. Вскоре Дина вышла замуж, родила двоих детей, но ее жизнь не сложилась: с мужем она развелась. Мама, как крестная обоих малышей, сочла своим долгом заботиться о них. Когда с мамой случилось несчастье, Дина всячески прикрывала ее на работе: напоминала о том, что она должна сделать, иногда делала это за нее. Узнав, что наш отец принял решение уехать, медсестра пришла к нам домой и выразила желание ухаживать за мамой, поселившись с детьми в нашей квартире. Мы, разумеется, не возражали и даже высылали ей деньги. Дина пробовала лечить маму, показывала ее лучшим в городе врачам, однако ей становилось хуже. Просветы памяти становились реже, иногда она не узнавала нас во время всего нашего пребывания. Приехав домой в прошлом году, я опять застала маму в таком состоянии. Пытаясь помочь ей узнать меня, я часто беседовала с ней, пыталась даже водить гулять к речке, ее любимому месту, куда мы часто ходили, когда я была маленькой. Дина прекратила наши прогулки, заявив, что маме нельзя утомляться. Я последовала ее совету. Однажды мы сидели на кухне вдвоем. Из моих глаз покатились слезы: понимаете, нахлынули воспоминания о прежней счастливой жизни, так нелепо прервавшейся. Мама, услышав мои всхлипывания, встала со стула и подошла ко мне, положив руку на мое плечо.
— Не надо, доченька, — сказала она, как в старые добрые времена. — Не плачь, расскажи, в чем дело.
Я оторопела.
— Ты узнала меня?
— Конечно, деточка, — мама улыбнулась. — Ты ведь у меня единственная дочка.
Я прижалась к ее теплому телу. К маме вернулась память! Она стала расспрашивать меня об отце и брате, о нашей жизни в Москве.
— Я хочу к вам, — выслушав мой рассказ, сказала мама. — Увези меня отсюда.
— Тебе здесь плохо?
Мама собиралась что-то ответить, однако замолчала, увидев входящую Дину.
— Как вы мило сидите! — улыбнулась девушка, увидев нас. — Как вы, Наталья Павловна, не устали? Конечно, устали и к тому же не выпили лекарство.
Я заметила, как мама сжалась, словно чего-то испугавшись.
— Вам не сказала, — Дина быстро запихнула маме в рот какую-то таблетку, — и сама забегалась. Ей нужно принимать лекарство каждый час.
Таблетка подействовала как снотворное. Мама почти сразу уснула, а проснувшись, уже не узнавала меня и никуда не собиралась уезжать. С тем я и уехала, на прощание засунув листок с номером своего телефона в карман старенького халата, в котором мама всегда ходила по квартире, написав на бумажке: «Обязательно позвони мне по этому номеру. Твоя Илона». Делая это, я рассуждала так: мама должна прочитать эту записку сама. Может быть, память вернется к ней и она позвонит! Представляете, она так и сделала, успев сказать мне всего две фразы:
— Илоночка, забери меня. Мне здесь плохо, — и повесила трубку.
У меня сложилось впечатление, что наш разговор прервали. На сердце было неспокойно, и я выехала в Приреченск на следующий же день. Маму я не застала. Дина сообщила, что она не вернулась из магазина, куда ее иногда отпускали.
— Надо сообщить в милицию! — забеспокоилась я.
Дина с Надеждой Сергеевной отговорили меня.
— Это уже не первый раз, — сообщила женщина. — Твоя мать уходила два раза. Во второй пропадала три недели. Вернулась грязная, усталая, голодная и, что самое страшное, абсолютно не помнила, где была и что делала, впрочем, как и в первый раз. Сообщив об этом в милицию, ты опозоришь ее на весь город. Ведь, по-хорошему, мы должны положить ее в психушку.
Я выждала три дня и все-таки обратилась в отделение. Усталый сержант сказал мне, что, если мама уже замечена в отлучках из дома и страдает психическим заболеванием, вполне возможно, она скоро вернется и не стоит пороть горячку. Я не настаивала на поисках, вспомнив слова Дины, и вернулась домой. Так прошел месяц, но ничего не изменилось, я здесь, прошу вашего совета, — она жалобно посмотрела на Катю. Та пожала плечами.
— Вы боитесь милиции и тем не менее хотите, чтобы я написала статью в городскую газету, — заметила она.
— Не знаю, — призналась Вахрушева. — Посоветуйте, как быть.
Зорина молчала, находясь в замешательстве. С подобной просьбой к ней еще не обращались.
— Мой брат, — добавила Илона, — считает, что во всем виноваты Дина и ее мать. Он уверен: они где-то держат маму, и собирается нанимать частного детектива. Я отговариваю его. Эти женщины оказали нам много услуг.
— Я поговорю с мужем, — пообещала журналистка, — в таких вещах он компетентнее меня. Вы надолго приехали?
— Мой отпуск подходит к концу, — ответила Илона.
— Тогда приходите завтра в это же время, — предложила Зорина. — Думаю, у меня будет что сказать.
Придя домой, Катя рассказала Константину о странном визите посетительницы. Лоб оперативника покрылся потом.
— Она называла тебе какие-нибудь приметы?
— Нет, — Зорина удивленно посмотрела на мужа. — Я и не думала спрашивать. Впрочем, мы говорили о возрасте. Ей около пятидесяти шести.
Скворцов впился в нее глазами:
— Ты не брала ее телефон?
— Зачем? Она завтра придет в редакцию.
— Ты уверена, что она придет?
— Конечно, — кивнула девушка.
— Сразу позвонишь мне на мобильный.
— А что случилось? — встревожилась Катя.
— Если чутье меня не обманывает, — выдохнул Скворцов. — Несколько дней назад мы нашли ее труп.
Зорина ахнула.
— Но ты не можешь знать наверняка, — заметила она, выслушав мужа.
— Завтра узнаем, — сказал он. — Искренне надеюсь, что ошибаюсь.
Глава 20
Расследование
Вахрушева пришла, как обещала. По взволнованному лицу Зориной она поняла: что-то случилось.