— Джеймс, прошу меня извинить: я примчалась сюда, как только смогла. И не могу задерживаться: я еду читать лекцию.
Ленгтон поднялся на ноги и поприветствовал ее, поцеловав в щеку. Затем представил ее Рейнольдсу, который встал и пожал ей руку. Анна осталась сидеть, и профессор Марш улыбнулась ей:
— Рада снова вас видеть, Ханна.
Анна улыбнулась, решив не поправлять ее. Эшлин на этот раз облачилась в английский костюм и туфли на высоком каблуке. Анна тоже предпочла бы носить такие шикарные и дорогие наряды, но она была далеко не такая высокая и стройная, как профессор Марш. И все же ей очень захотелось сейчас одеться как-то помоднее, и она непроизвольно скрестила ноги под сиденьем, пряча свои потертые лодочки на низких каблуках.
Дверь лаборатории открылась, и показавшаяся в проеме эксперт-криминалист Лиз Хадсон сделала им знак рукой:
— Мы пока что не закончили, но вы можете уже пройти и посмотреть, что мы получили.
Хадсон провела их к столу в самом конце лаборатории, застланному белой бумагой. На нем было разложено содержимое посылки, аккуратно пронумерованное и присыпанное порошком для снятия отпечатков пальцев. Там был старомодный черный кожаный ридикюль с замшевой цветочной вставкой и кисточкой на молнии. Отдельно от сумочки лежали дешевая компактная пудра, два тюбика помады, маленькое зеркальце, использованный бумажный носовой платок со следами помады и черная кожаная записная книжка.
Заметив, как Ленгтон легонько коснулся руки профессора Марш, а та придвинулась к нему поближе, Анна поняла, кто звонил ему не так давно на мобильник.
— Прежде чем мы с вами обследуем эту сумочку, — заговорила Хадсон, — хочу отметить, что все ее содержимое тщательнейшим образом отобрано подозреваемым. Если в ней и лежало что-то, что могло бы нам пригодиться, он от этого избавился. Этим преступник демонстрирует, какой он, дескать, сообразительный.
Анна кивнула, хотя с самого начала это предполагала. Ей не терпелось взять в руки записную книжку, но никто из собравшихся ничего не трогал на столе.
— Сумочка хорошего качества, но старенькая, — продолжала Хадсон. — Возможно, приобретена в благотворительной лавке. В одном из ее кармашков обнаружены остатки пудры. Еще она пахнет старомодными духами «Хепри». Моя бабушка ими пользовалась. Они давно не производятся. Следующая деталь, доказывающая, что сумочка старая, — ярлычок «Шанель» снаружи. Я сильно сомневаюсь, что ваша девушка смогла бы себе купить новый такой ридикюль. Подкладка изрядно потрепанная, как и замшевая вставка.
Все придвинулись ближе к столу, чтобы получше разглядеть содержимое сумочки.
— Следующее — компактная пудра «Бутс» номер семь. Спонжа в ней нет, возможно, потому, что по ней мы бы смогли произвести экспертизу частиц кожи. Губная помада розовая с блеском — также удалена из футляра, это можно понять по царапинам на основании. И никаких отпечатков пальцев. Другая помада — от Хелены Рубинштейн. Глубокого темно-красного цвета — скажем, необычный выбор для молодой девушки. Как ни странно, она нетронутая. Эта помада, как и духи, больше не производится.
Слушая эксперта, Тревис записывала все это в свой блокнот. Наконец Хадсон указала на записную книжку, и Анна подняла голову.
— Вы сможете это забрать, поскольку отпечатки пальцев уже сняты. Некоторые страницы из книжки вырваны. Писали в ней всевозможными чернилами и разными шариковыми ручками, причем отметки делались без особого порядка. Вырывались двойные листки. Надеемся, что сможем различить отпечатки написанного — если писалось это с нажимом, — хотя расшифровать ничего не сумеем.
— Нам бы это крайне пригодилось, — заметил Ленгтон, и Хадсон кивнула:
— Не так-то много фактов. Но, по крайней мере, на титуле книжки имеется имя жертвы, а потому мы можем предполагать, что все эти вещи принадлежали ей.
Они прошли дальше вдоль стола к коричневой бумаге, в которую была завернута посылка.
— Почтовый штемпель смазанный. Мы попробуем, конечно, что-то из этого извлечь, но надежда слабая. Тут мы обнаружили два отпечатка пальцев.
— Это могут быть мои, — вставил Рейнольдс.
— Нам надо взять ваши отпечатки пальцев, чтобы их исключить.
— Еще могут быть отпечатки секретаря, который отнес посылку ко мне на стол.
Хансон кивнула:
— Похоже, тот, кто перевязывал посылку, использовал перчатки, поскольку не оставил никаких следов. Липкая лента — самая обычная; мы намерены отлепить ее и посмотреть, нет ли чего-то под ней, хотя я в этом сомневаюсь. Нам известно время отправления — шесть тридцать, и, думается, сделано это на Главпочтамте на Черинг-Кросс. В этой центральной конторе весьма многолюдно, и вряд ли кто-нибудь там обратил внимание на нашего отправителя, а уж тем более его запомнил. К тому же не исключено, что он кому-то поручил отправить посылку. Теперь посмотрим вложенную туда записку.
Точно школьники на экскурсии в Музее национальной истории, они все перешли к одному концу стола. «Здесь находиться то, что принадлежало Красной Орхидее. Ждите письма».
— Послание составляют буквы, вырезанные из газет. «Пальчиков» не оставлено, так что, боюсь, это нам ничего не даст. Листок самой обычной писчей бумаги, что продается оптом.
Пока у Рейнольдса снимали отпечатки пальцев, остальные прошли к другому столу в том отсеке лаборатории, где их ждал молодой эксперт, с длинными черными волосами и в очках с толстыми линзами. Перед ним лежала одежда Луизы, в частности исподнее, взятое из корзины для стирки, а также белье с ее постели. Нижнее белье было разделено на две части: очень дорогие кружевные танги и соответствующие им бледно-розовые и зеленые бюстгальтеры и весьма поношенное дешевое нижнее белье сероватого оттенка.
— Мы разделили их на две группы, поскольку, как нам кажется, юная леди надевала более красивое белье по особым случаям и, возможно, больше его берегла. На нарядных трусиках мы обнаружили кое-какие выделения, но без спермы. Следы, обнаруженные на других предметах из этой группы, имеют менструальное происхождение и идентифицированы как принадлежавшие жертве, так же как и волоски с лобка. Мы также получили два различных образца спермы, но не можем сказать с точностью, когда они были оставлены. Следы спермы могли остаться даже после стирки, хотя вряд ли предметы из этой стопки стирались недавно.
Они передвинулись дальше вдоль стола, чтобы посмотреть другие предметы одежды: белую блузку, что лежала в окружении манжет, нижней юбки и ночной сорочки. Созерцание этих вещей Луизы действовало не менее удручающе, нежели изучение содержимого ее сумочки, и Анна вздохнула с облегчением, когда Ленгтон предложил вернуться в участок.
Ленгтону не терпелось поскорее добраться до комнаты следственной бригады и заняться записной книжкой Луизы. Из окна патрульной машины Анна наблюдала, как он благодарит профессора Марш, которая все это время хранила молчание, как целует ее в щеку и помогает сесть в «мерседес», что вместе с водителем ожидал ее на парковке криминалистической лаборатории. Наконец он плюхнулся на переднее пассажирское сиденье:
— Нынче вечером или завтра утром она выдаст нам корректировку на основе того, что мы видели в лаборатории.
Анну так и подмывало сказать что-нибудь саркастическое: на сегодняшний день эта гламурная психологиня мало, а точнее, вообще никаких новых догадок не выдала им относительно убийцы, — все, что она вещала, они знали и без нее. Однако Тревис сдержалась.
В угрюмом молчании Ленгтон листал маленькую записную книжку. Анна уставилась в окно, вспомнив о девушке, с которой она некогда делила комнату в профессиональном колледже, — та всегда выглядела очень респектабельной, хотя, по сути, была далека от этого. Соседка ее не только не отличалась хорошим вкусом, но имела и неприятные привычки. Когда у нее не оставалось чистого белья, она опрокидывала вверх тормашками корзину для стирки и надевала то, что было положено туда первым.
Анна знала, что за те шесть месяцев, что Луиза жила в одной квартире с Шерон, у нее появился только один тщательно скрываемый воздыхатель — их один-единственный подозреваемый. По мнению Шерон, Луиза пока только встречалась с тем высоким темноволосым незнакомцем. Но может, Луиза вела до этого совсем другую жизнь?
Тревис наклонилась к переднему сиденью:
— Шеф, а Льюис отработал предыдущих приятелей Луизы?
— Одного мы вычислили: студент, снимавший вместе с ней номер с завтраком в гостинице. Он чист, поскольку живет сейчас в Шотландии. Другого парня, из общежития, мы допросили, но он работает в пабе в Путни и не видел Луизу полтора года. Впрочем, у нас еще множество имен, и мы сейчас их проверяем, а потому потребуется еще раз съездить и в общежитие, и в ту гостиницу, где она жила. Содержит гостиницу одна ливанка — сказала, что Луиза мало там бывала. Разговор с ней ничего не дал.
— Может быть, дантист или кто-нибудь, с кем она работала прежде, с ней встречался?
— Насколько мне известно, нет.
— Судя по тому, что мы узнали в лаборатории, возможно, она меняла поклонников чаще, чем мы думаем?
Ленгтон пожал плечами:
— Два пятна спермы и грязное исподнее не дают поводов для такого заключения.
Анна откинулась на спинку сиденья и достала свой блокнот. Всю остальную дорогу она перелистывала его то с конца, то с начала. Она вспомнила, что в доме Флоренс Пеннел услышала от экономки описание Луизы как неряшливой девицы с грязными волосами, и сделала себе пометку позвонить миссис Хьюз по прибытии в участок.
Выйдя из машины, Ленгтон, как обычно, зашагал впереди. Анна ожидала, что он, как водится, отпустит дверь перед самым ее носом, однако он неожиданно придержал створку:
— Что это там тикает в твоей маленькой головке, Тревис?
— Прошу прощения?
— Ты постоянно покусываешь губы и добрую четверть часа что-то записывала в блокнот. Что у тебя там? Давай выкладывай.
Уже оказавшись в кабинете Ленгтона, Анна села напротив, помешала кофе.
— Этот подозреваемый, высокий темноволосый мужчина… Я вот думаю: он дает в газету объявление о работе, очень привлекательной для любого соискателя…