И никаких трупов.
– Так вот – Шон Говин, – продолжает Даника. – Ростовщик и мастер удачи. Странно. Пропал утром. А все остальные…
– Он работал по ночам, – перебиваю я.
– Ты что, его знал? – удивляется Сэм.
Качаю головой. Вот бы я ошибался.
– Нет, просто догадка. Правильно?
Мы роемся в разбросанных по полу бумагах. Наконец сосед вытаскивает нужную.
– Да, видимо. По крайней мере, домой он обычно возвращался часа в четыре утра. Так что, ты прав.
Говин тоже спал. Они все спали перед исчезновением.
– У тебя есть версия? – интересуется Даника.
– Пока нет.
Приходится беззастенчиво врать. Я и так рассказал им про себя столько, сколько не рассказывал никому и никогда. Но такое… Думаю, я и есть загадочный убийца. Я изо всех сил вцепляюсь в коленки, чтобы не видно было, как дрожат руки.
Предложение Захарова уже не кажется таким нелепым. Ведь все эти люди исчезли, просто взяли и исчезли.
Даника упрямо листает досье:
– Ладно, последний. А потом ты расскажешь о своей версии, которой «пока нет». Артур Ли. Еще один мастер удачи и еще один информатор ФБР. Выполнял какое-то поручение Захарова и погиб.
По вискам стекает холодный пот. Все сходится, до мелочей. Эти чертовы бумажки говорят об одном и том же.
Антон за рулем, Баррон впереди, а мы с Филипом и Ли сзади. И даже никакой магии сна не надо. Я мог просто коснуться его голой рукой.
– Не понимаю я… – недоумевает Даника.
На пороге прокашливается Пасколи, наш новый комендант. Данику застукали. Хорошо хоть, учебный год только начался, так что это будет первый выговор. Открываю было рот, собираясь что-нибудь ему наплести, любую чушь – объяснить, как она оказалась в общежитии. Но Пасколи меня опережает:
– По-моему, вы уже довольно долго работаете над своим проектом?
– Простите, – Даника собирает с пола бумаги.
Комендант дружелюбно улыбается и уходит, как ни в чем не бывало.
– Это что такое было?
– Я сказала ему, что мы с Сэмом делаем совместный проект, а в общей комнате слишком шумно. Он разрешил, если только мы дверь открытую оставим и будем действительно заниматься.
– Ботаникам все сходит с рук, – добавляет Сэм.
– Вот как сейчас, – ухмыляется Даника.
Я улыбаюсь в ответ. Когда-нибудь нас всех поймают, это точно.
Я ужасно устал, но не могу заснуть. После ухода Даники я еще раз внимательно просмотрел все документы и теперь снова и снова прокручиваю в голове подробности, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Верчусь на кровати, громко скрипят пружины. Мне жарко и неудобно.
Наконец я хватаю мобильник и шлю смс-ку Лиле:
«Спишь?»
Потом замечаю цифры на экране – полчетвертого утра. Взбив подушку кулаком, я падаю в нее лицом.
Телефон оживает. Я перекатываюсь на бок и читаю:
«Кошмары. Не сплю вообще».
Натягивая джинсы, я торопливо печатаю:
«Выбирайся на улицу».
Как же здо́рово жить на первом этаже: можно просто открыть окно и выпрыгнуть прямо в кусты. От скрипа деревянной рамы Сэм стонет и ворочается во сне, а потом снова принимается храпеть.
Не знаю, в каком она общежитии, поэтому жду прямо посреди двора.
Все застыло, воздух густой и неподвижный. Все словно не настоящее. Интересно, когда мы поджидали ночью своих жертв, похоже было? Весь мир словно умер.
Из окна Гилберт-Хауса свешивается веревка. Подхожу ближе. Надо же, Лила закрепила на подоконнике кошку. Значит, протащила ее в Веллингфорд и все это время прятала у себя в комнате. Вот это да!
Она спускается вниз и спрыгивает на землю, босиком и в пижаме. Улыбается, но потом смотрит на меня и сразу становится серьезной.
– В чем дело?
– Пошли, – шепчу я. – Нужно отойти подальше от общежития.
Лила кивает и молча идет за мной следом. Маскировка, хитрости и уловки хорошо знакомы нам обоим. Как и магия, это наша родная стихия.
Я выхожу на дорожку, ведущую к теннисным кортам. Рядом небольшой лесок, а за ним начинаются пригородные дома.
– Ну и как тебе Веллингфорд?
– Школа как школа, – пожимает плечами Лила. – Одна девчонка из моего общежития пригласила меня пройтись по магазинам с ее компанией. Я отказалась. Теперь проходу не дает, обзывает зазнайкой.
– А почему ты?..
Лила неуверенно глядит на меня. У нее в глазах надежда мешается с ужасом.
– А кому какое дело? Что случилось? Почему ты меня вытащил сюда?
На ее синей пижаме нарисованы звезды.
– Да. Я хотел расспросить о том, что мы сделали. Вернее, я сделал. Ну, убийства…
Я смотрю не на нее, а на Веллингфорд. Просто старые кирпичные здания, а я-то надеялся спрятаться в них от своей же собственной жизни, вот глупый.
– Так ты меня сюда притащил только за этим? – голос у нее недружелюбный.
– На романтическое свидание я бы девушку повел в другое место, как ты понимаешь.
Лила вздрагивает.
– Я видел кое-какие документы. Знаю имена. Просто скажи – они или нет.
– Хорошо. Но вряд ли тебе от этого станет лучше.
– Антанас Кальвис.
– Да. Ты его превратил.
– Джимми Греко?
– Да, – голос у нее тихий-тихий. – И его.
– Артур Ли.
– Не знаю. Если это и ты, то уже без меня. Но раз первые два имени правильные, то, скорее всего, и он тоже.
У меня снова трясутся руки.
– Кассель, в чем дело? Ты же и раньше обо всем знал. Это всего лишь имена.
Я опускаюсь на мокрую от росы траву. Меня тошнит от отвращения к себе. Хорошо знакомое чувство. Я и раньше ощущал себя чудовищем. Оправдывался, что не знаю подробностей и потому могу ни о чем не думать.
– Не знаю, ни в чем, наверное.
Лила садится рядом и принимается рвать травинки. Потом отбрасывает их в сторону, но влажные стебельки прилипли к ладони. Мы оба без перчаток.
– Почему? Почему я это делал? Баррон мог как угодно исказить мои воспоминания, но что же я такое вспомнил, что превратил их в вещи?
– Не знаю, – безо всякого выражения говорит Лила.
Почти машинально я глажу ее по плечу, под пальцами мягкая ткань пижамы. Как высказать свои чувства? Прости, что братья держали тебя в клетке. Прости, что я так долго не мог тебя спасти. Прости, что превратил в кошку. Прости, что сейчас заставляю вспоминать прошлое.
– Не надо.
Моя рука замирает.
– Да, извини, я не подумал.
– Папа хочет, чтобы ты на него работал?
Лила поспешно отодвигается. В ее глазах отражается лунный свет.
– Да, сделал мне предложение на похоронах Филипа.
– Какие-то разборки с семьей Бреннанов, – вздыхает она. – Ему часто приходится теперь заключать сделки на похоронах. Ты согласился?
– Согласился ли я продолжать убивать людей? Не знаю. Наверное, у меня хорошо получается. Приятно же, когда что-то хорошо получается?
В моем голосе горечь, но сожаления явно маловато. Ужас, который я чувствовал раньше, постепенно меркнет, ему на смену приходит смирение.
– А может, они не умирают после трансформации? Может, это что-то вроде анабиоза.
Я вздрагиваю:
– Тогда еще хуже.
Девушка откидывается назад, ложится на траву и смотрит в звездное небо.
– Как здо́рово, что тут, в деревне, видно звезды.
– Не совсем в деревне. Рядом два города и…
Лила улыбается, и мы вдруг начинаем делать что-то не то. Я нависаю над ней, любуясь рассыпавшимися по земле серебристыми волосами. Она нервно сглатывает, ее шея изгибается, пальцы вцепляются в траву.
Я пытаюсь что-то сказать, но о чем же мы разговаривали? Не помню. Все мысли куда-то испарились. Губы у Лилы полураскрыты, ее голые руки скользят по моему затылку, тянут вниз.
Отчаянным, жадным движением я накрываю ее губы своими, и она тихонько стонет. Только чудовище на такое способно, но я ведь и есть чудовище.
Не прерывая поцелуя, я прижимаю ее к себе. Глаза закрыты – не хочу смотреть на то, что творю. Обнимаю ее еще крепче. Лила снова стонет.
Она изо всех сил вцепилась мне пальцами в волосы, будто боится, что я сбегу.
– Пожалуйста… – выдыхаю я.
Но мы уже снова целуемся, и невозможно думать ни о чем, кроме ее выгибающегося подо мной тела. Я так и не закончил фразу.
Пожалуйста, не дай мне этого сделать.
Оторвавшись от ее губ, я целую впадинку на шее, ощущая вкус пота, вкус земли.
– Кассель, – шепчет Лила.
Сколько раз она называла меня по имени – сотни? Тысячи? Но вот так – никогда.
Я резко отшатываюсь, тяжело дыша. Никогда.
Мы оба усаживаемся обратно. В голове немного проясняется. Лила дышит прерывисто, у нее расширенные зрачки.
– Я не… Это не по-настоящему.
Мои слова звучат нелепо. Я трясу головой, чтобы хоть как-то прийти в себя.
У Лилы странное выражение лица – не могу понять, о чем она думает. Полураскрытые губы слегка припухли.
– Пошли назад, – наконец выдавливаю я.
– Ладно, – отвечает она едва слышно, почти на одном выдохе.
Я киваю и встаю. Подаю ей руку, и она позволяет поднять себя на ноги. Еще мгновение мы держимся за руки, без перчаток. У нее теплая ладонь.
Позже я замечаю свое отражение в окне собственной комнаты. Растрепанные темные волосы, презрительная усмешка. Словно изнывающий от голода призрак злобно глядит на мир, где ему не рады.
Сон приходит неожиданно. Я стою рядом с Барроном на краю лужайки. Почему-то твердо знаю, что мы кого-то ждем: кто-то должен выйти из того большого белого дома с колоннами.
– Чашечку чая? – предлагает брат и, ухмыляясь, протягивает мне бумажный стаканчик.
Там пузырится и исходит паром кипящая янтарная жидкость. Мы же обожжемся!
– Думаешь, нам будут рады? – спрашиваю я.
Глава шестая
На следующий день на занятиях я ничего не соображаю. Пишу на двойку контрольную по физике и совершенно непотребным образом спрягаю французские глаголы. Французский, слава богу, мне вряд ли понадобится – зачем наемному убийце французский? Разве что буду, как те киношные красавчики, путешествовать по всему миру и попутно воровать драгоценности. А вот физика, возможно, пригодится – высчитывать траекторию полета пуль.