– Знаю-знаю, но вряд ли она убийца. На похоронах она не выглядела виноватой.
– Но пришла ведь на эти самые похороны, – не унимается Даника, а Сэм согласно кивает. – Зачем приходить на похороны того, кого ненавидишь? Убийцы так делают, я читала.
– Они всегда возвращаются на место… – опять заводит свое сосед.
– Филипа же убили не в похоронном бюро! Она пришла вместе с отцом, а он хотел предложить мне работу.
– Какую?
– Тебе бы не понравилось. Для такой работы нужны ожерелье из шрамов и подходящая кличка.
– Ты же отказался?
Видимо, Даника (и Сэм вместе с ней), как и федералы, решила, что я мастер смерти, в дедушку пошел. Я расстегиваю воротник рубашки.
– Показать шею?
– Да брось. Просто ответь на вопрос.
– Отказался. Честное слово. И соглашаться не собираюсь. И еще, я чаю хочу, такого же, как у Сэма. С мятой, пожалуйста.
Натянуто улыбнувшись, Даника спрыгивает с табурета.
– Сейчас принесу, но разговор не окончен. Пусть ты безумно, по уши влюблен, она все равно под подозрением.
Ничего себе, получается, заколдовали Лилу, а по уши влюбленным выгляжу все равно я.
– Хорошо. Допустим, она убила брата, что это нам дает?
– Если будешь знать точно, сможешь ее защитить, – вступает Сэм. – Если захочешь, конечно.
Не ожидал от него таких слов, но он прав.
– Ладно-ладно. Неужели на мне большими буквами написано, что я втюрился?
Одри ведь почти так и сказала, тогда, возле столовой. Как я, наверное, жалок.
– Мы же вместе в кино вчера ходили, – удивляется Даника. – Забыл что ли?
– Ах да, кино.
Сэм хмурится, а его подружка наливает мне чай.
– Может, просто позвонишь и спросишь, убивала она Филипа или нет? – предлагает сосед.
– Не надо! – волнуется Даника. – Она притворится и спрячет улики. Нужно придумать план.
– Ладно. Я не верю, что это сделала Лила. Думаю, она вполне способна кого-нибудь убить, даже наверняка. И Филипа ненавидела. Хотя Баррона ненавидела гораздо сильнее и, скорее всего, начала бы именно с него. Но… Знаю, звучит очень глупо, но она меня сильно любит. Настолько, что не станет причинять боль или делать что-то такое, за что я ее возненавижу.
Друзья переглядываются.
– Ты, конечно, парень хоть куда, – вежливо говорит Сэм, – но не настолько же.
– Нет же, – я охаю от досады. – Я не хвастаюсь. Ее прокляли, и поэтому она меня любит. Дошло, наконец? Это ненастоящая привязанность, а, значит, на нее вполне можно положиться.
Мой голос срывается. Я опускаю глаза.
Друзья молчат.
– Как ты мог? – к Данике возвращается дар речи. – Это же как изнасилование, только с эмоциями. Или даже настоящее изнасилование, если ты… Кассель, как ты мог?
– Я ничего не делал, – я цежу каждое слово сквозь зубы; а еще друг называется – кем она меня считает? – Я не работал над Лилой. И не хотел… Я этого не хотел.
– Я должна ей рассказать, она должна знать.
– Даника, ты можешь помолчать хотя бы минуту? Я уже ей все рассказал. Думаешь, я кто? – но на лице у Даники довольно отчетливо читается, кем она меня считает. – Я сказал ей и пытался держаться подальше. Но это трудно, понимаешь? Что бы я ни делал, выходит только хуже.
– Так ты поэтому… – Сэм замолкает.
– Так странно себя вел с ней? Да.
– Но ты же не мастер эмоций? – опасливо спрашивает Даника.
Смотрит она уже вроде без отвращения. И на том спасибо, что выслушала, хотя все равно ужасно обидно, когда тебя обвиняют в том, чего ты как раз и не совершал.
– Нет. Конечно, нет.
Сэм оглядывается на дверь – там стоит белокурый мальчишка, малолетний мастер, которого приютила миссис Вассерман.
– Если не ты ее проклял?.. – шепчет Даника.
– Неважно, кто это сделал.
– Я все слышал, можете не шептаться, – мальчишка похоже обиделся.
– Крис, не мешай нам, – оборачивается Даника.
– Я просто хотел выпить газировки, – он идет к холодильнику.
– Нужно что-то делать, – опять переходит на шепот Даника. – Какой-то мастер эмоций использует силу во зло. Мы не можем просто…
– Даника, – вмешивается Сэм. – Может, Кассель не хочет…
– Но мастера эмоций опасны.
– Ой, да молчала бы уж, – Крис стоит возле открытого холодильника с бутылкой в руке и, кажется, вот-вот запустит ею в кого-нибудь из нас. – Всегда так говоришь, будто ты лучше всех остальных.
– Не твое дело. Забирай газировку и проваливай, а то маму позову.
Мы с Сэмом смущенно переглядываемся – всегда неприятно стать свидетелем чужой семейной ссоры.
– Да? Рассказала бы друзьям, что сама мастер эмоций. Думаешь, тогда бы они тебя стали слушать?
Время будто застывает.
Даника в ужасе подняла руку, словно заслоняясь от слов Криса. Мальчик не врет.
А значит, все это время врала Даника.
Сэм падает. Наверное, собирался встать и споткнулся. Табурет с грохотом опрокидывается на пол, а сосед врезается спиной в кухонный шкаф. Жуткое выражение лица: он больше не желает ее знать. Меня от этого взгляда передергивает, ведь я боюсь, что когда-нибудь он вот так посмотрит на меня.
Я ставлю на место упавший стул, чтобы сделать хоть что-то.
– Нам пора. Кассель, пошли. Идем отсюда.
– Постой, – Даника подходит к Сэму и застывает в нерешительности, а потом оборачивается к Крису и кричит. – Как ты мог?
– Я не виноват, что ты врала, – запинаясь, отвечает тот.
Он сам испугался и хотел бы забрать свои слова обратно.
Сэм ковыляет к дверям.
– Я с ним поговорю, – обещаю я Данике.
– Ты тоже врешь, – она в отчаянии хватает меня за руку, с такой силой, что я чувствую, как ее ногти впиваются в кожу сквозь рукав рубашки, сквозь кожаные перчатки. – Ты ему врешь постоянно, почему тебе можно, а мне нельзя?
Я скидываю ее руку, стараясь не показать, насколько меня задели эти слова. Прямо сейчас я не очень к ней расположен. До сегодняшнего дня и не подозревал, насколько мало она мне доверяет. Единственный знакомый мне мастер эмоций – мама, если Даника хоть чуточку на нее похожа, то и мне не следует ей доверять.
– Я же сказал, поговорю с ним. Сделаю, что смогу.
«Кадиллак» по-прежнему припаркован возле дома, но Сэма нигде не видно – ни в саду, ни во дворе у соседей возле бассейна, ни на улице. Вдруг дверца катафалка открывается: он лежит на спине на заднем сидении.
– Залезай. Все девчонки дуры.
– Ты что делаешь?
Я забираюсь внутрь. Немного жутковато. Крыша машины изнутри обтянута серой тканью, сквозь затемненные окна почти ничего не видно.
– Думаю.
– О Данике? – глупый вопрос, и так все понятно.
– Теперь ясно, почему она не хотела проходить тест, – голос у него злой.
– Она боялась.
– А ты знал про ее способности? Только честно.
– Нет. То есть, сначала подозревал, пока мы не познакомились поближе. Из-за всей этой суеты со «Сглазом». Но потом решил, что Данике просто хочется быть мастером. Как мне самому раньше. Пойми, очень страшно…
– Я не обязан ничего понимать.
До меня наконец доходит, на что похож «кадиллак» изнутри – на багажник машины Антона. Как тогда, когда я ехал вместе с трупами, завернутыми в мешки для мусора. Хорошо помню тот запах. Нет, надо сосредоточиться на настоящем.
– Ты ей не безразличен. А когда кто-нибудь не безразличен, еще труднее…
– Я тебя никогда не спрашивал, какой ты мастер, – Сэм выплевывает слова, одно за другим.
– Нет, не спрашивал. И я очень тебе благодарен.
– А если бы спросил… Если бы спросил, ты бы рассказал?
– Надеюсь, что да.
Больше он ничего не говорит. Мы молча лежим на заднем сидении катафалка, как два трупа.
Глава одиннадцатая
Нельзя вечно торчать возле дома Вассерманов. Мы едем к Сэму, утаскиваем из запасов его отца шесть банок пива и распиваем его в гараже, сидя на старом темно-красном диване. Там еще стоит ударная установка – старшая сестра Сэма играла в группе.
– А где она сейчас? – я отправляю в рот горсть арахиса в кунжуте (мы нашли пакетик рядом с пивом); орешки хрустят на зубах.
– В колледже Брин-Мар в Филадельфии, – сосед громко рыгает. – Родители бесятся, потому что ее девушка вся в татуировках.
– Да ну?
– А что? – ухмыляется он. – Думаешь, в нашей семье все насквозь правильные?
– Конечно, раз она в таком навороченном колледже.
Сэм бросает в меня пыльной подушкой, но я отбиваюсь локтем, и она летит на бетонный пол.
– У тебя самого брат в Принстоне учился.
– Туше, – я отпиваю еще немного теплого пива. – Устроим дуэль? У кого больше прав опорочить имя любимого родственника?
– А знаешь, – Сэм внезапно становится серьезным, – я вообще-то весь первый год, как нас поселили в одну комнату, думал, что ты меня убьешь.
От смеха я чуть не выплевываю пиво.
– Да нет, с тобой жить – это как… Ну будто постоянно рядом заряженный пистолет. Ты похож на леопарда, который притворяется домашним котом.
Я смеюсь еще громче.
– Да ну тебя, не смейся. Вроде ведешь себя, как обычные люди, но ведь леопарды тоже пьют молоко и играют, совсем как кошки. Но ты совершенно другой. Отвлечешься на минуту, а ты уже точишь когти или, не знаю, антилопу загрыз.
– Да уж.
Сравнение нелепое, но мне уже не до смеха. Я-то думал, что неплохо маскируюсь в школе, а судя по словам Сэма, притворщик из меня совсем никудышный.
– И Одри тоже, – сосед тычет в меня пальцем; он явно порядком набрался и не успокоится, пока не распишет свою теорию во всех подробностях. – Вы встречались, и ты вел себя так, словно она с тобой именно из-за этого – потому что ты умело притворяешься хорошим парнем.
– А я и есть хороший парень.
Во всяком случае, стараюсь им стать.
– Да ну, – фыркает Сэм. – Ты ее пугал, именно поэтому и нравился. А потом она испугалась слишком сильно.
– Да ладно, давай серьезно. Я ведь никогда ничего…
– А я и так серьезнее некуда. Всем известно – ты опасен.
– Прекрати, – я хватаю еще одну подушку и утыкаюсь в нее лицом.