Я потерял Лилу в тот самый миг, когда мать наложила проклятие. Магия ослабнет уже скоро, и ей будет стыдно вспоминать о своих словах и поступках, вспоминать об этом. Неважно, что сейчас она в моих объятиях, все не по-настоящему.
Нужно остановиться, но зачем? Я слаб и в конце концов сдамся.
Раньше меня мучил вопрос: «Сделаю или не сделаю?»
Как же я ошибался.
Следовало спросить себя: «Когда?»
Потому что теперь совершенно понятно: сделаю наверняка.
Это всего лишь вопрос времени. И время пришло.
Лила снова меня целует, и все мысли куда-то улетучиваются. Я закрываю глаза и хрипло шепчу:
– Делай со мной, что хочешь. Но ты должна сказать…
Звон бьющегося стекла. Громкий, такой невероятно громкий. Я стою на коленях на постели, стремительно трезвея от холодного ночного воздуха. Что случилось? Немая сцена, как в театре: битое стекло, на полу среди сверкающих осколков лежит камень, на улице под окном стоит девчонка в резиновых сапогах.
На мгновение наши взгляды встречаются. Одри. Потом она поворачивается и мчится через двор, увязая в грязи.
Ошеломленная Лила поднимает камень и разворачивает скомканный лист бумаги.
– Тут записка, написано: «Подохни, мастер».
Она выглядывает в окно, но Одри уже и след простыл.
В коридоре хлопают двери, слышатся голоса, шаги.
– Прячься, – шепчет Лила.
Ужасно трудно сосредоточиться, ведь она стоит посреди комнаты полуобнаженная, без майки.
Я старательно отвожу взгляд и озираюсь: деваться некуда. Под кроватью или в шкафу прятаться бессмысленно – сразу же найдут, дело ведь не ограничится простой формальной проверкой.
Единственное, что приходит в голову – трансформация.
Никогда не работал над собой, только однажды с рукой немного поколдовал. Но нас же обоих выгонят из школы! Ужас помогает мне сконцентрироваться. Я быстро накладываю заклинание. Получается все лучше и лучше – на этот раз магия действует мгновенно. Упав, я приземляюсь на четыре лапы. Рвущийся из груди крик превращается в громкое завывание.
– Черный кот? – фыркает Лила.
Потом наклоняется и берет меня на руки. Хорошо, потому что из-за изменившейся перспективы у меня кружится голова, и с кошачьими лапами пока не очень получается управляться.
Кто-то барабанит в дверь; наверное, комендант.
– Что происходит? Мисс Захарова, немедленно откройте дверь!
Лила высовывается из окна, держа меня на вытянутых руках. Хвост непроизвольно начинает дергаться из стороны в сторону: высоко.
– Слишком высоко, – вторит моим мыслям Лила. – Ты поранишься и…
Забыла, что через мгновение я уже не буду похож на нормального кота? Я извиваюсь ужом и кусаю ее за руку. Она вскрикивает и отпускает меня.
Воздух свистит в ушах, не успеваю даже мяукнуть. Я стараюсь расслабить лапы, не группироваться, но все равно ударяюсь оземь так, что дух вышибло.
Едва успеваю доползти до кустов – и тут меня настигает отдача.
Все тело страшно болит. Я поднимаю голову. Из-за деревьев льется розоватый свет – уже утро.
Я все еще в зверином облике.
В маленьком теле отдача ощущается еще ужаснее, еще нереальнее: руки, ноги, зрение – все совсем чужое.
Очень дико после такого очнуться котом.
Чувства невероятно обострились. Я слышу, как ползают по траве букашки, чую скребущихся в норках мышей. Мне очень страшно, я такой маленький.
Идти-то смогу? Заставляю себя подняться – сначала одна лапа, потом другая. Пошатываясь, нащупываю равновесие. Одна лапа, потом другая – медленно хромаю через залитый первыми утренними лучами двор.
Дорога к общежитию кажется бесконечной, будто прошли часы, а не минуты. Я так устал. Окно осталось приоткрытым, самую чуточку: Сэм вряд ли проснулся посреди ночи от сквозняка.
Я громко и требовательно мяукаю, но соседа, конечно же, не добудиться.
Закрываю глаза и, содрогаясь в ожидании грядущего приступа, заставляю себя трансформироваться обратно. Очень больно – как будто тело еще не отошло после предыдущего превращения. Запрыгнув в комнату через окно, я с грохотом падаю прямо на пол.
Сэм бурчит спросонья и переворачивается на бок.
– Помоги, – я хватаюсь за край его кровати. – Пожалуйста, помоги. Сейчас начнется отдача. Мне нельзя шуметь.
Сосед изумленно вытаращил глаза. Мои пальцы начинают изгибаться, словно стебли вьюнка, ноги трясутся.
– Больно.
Стыдно слушать собственное хныканье. Сэм вскакивает и набрасывает на меня свое одеяло. Потом, когда начинается агония, обкладывает мою голову подушками. Он уже совсем проснулся, в его глазах плескается неприкрытый ужас.
– Прости, – это последнее, что я успеваю сказать, а потом язык превращается в кусок дерева.
Кто-то пихает меня в бок. Я поворачиваюсь, превозмогая оцепенение, моргаю спросонья. Пасколи.
– Мистер Шарп, вставайте. А то опоздаете на уроки.
– Он болен, – говорит Сэм.
Я лежу, завернувшись в одеяла. Невероятно трудно шевелиться, воздух в комнате как будто сгустился. Со стоном закрываю глаза. В жизни не чувствовал себя таким вымотанным. Даже не представлял, что могут сотворить со мной две отдачи подряд.
– Почему он на полу? Мистер Шарп, у вас похмелье?
– Я болен, у меня, наверное, температура, – бормочу я.
Приходится подыгрывать Сэму – сам я сейчас не в состоянии выдумать ничего путного.
– Тогда вам надо к медсестре. Завтрак уже почти закончился.
– Я его отведу.
– Мистер Шарп, занесите мне копию справки. Очень надеюсь, что вам ее выдадут. Потому что, если я узнаю, что вы пили или употребляли наркотики, вы мигом вылетите из общежития. И мне все равно, какие у вас там семейные проблемы. Ясно?
– Да.
Я согласился бы с чем угодно, пусть только он поскорее уйдет.
– Давай-ка, – Сэм помогает мне подняться и усаживает на кровать.
Даже сидеть невероятно трудно. Голова кружится. В полубессознательном состоянии я натягиваю джинсы и перчатки, ботинки даже не пытаюсь зашнуровать. Пасколи уходит.
– Может, позвонить кому-нибудь? – шепчет сосед. – Например, миссис Вассерман?
– Ты о чем? – я сосредоточенно хмурюсь.
– Ночью ты выглядел неважно. А сегодня вообще полный кошмар.
– Устал, только и всего.
– Никогда не видел ничего подобного…
– Отдача, – торопливо перебиваю я – не очень хочется выслушивать подробный отчет о собственных превращениях. – Не волнуйся.
Я встаю, Сэм смотрит, недоверчиво прищурившись. Мы идем через кампус, я, волоча ноги, тащусь впереди.
– Мне кое-что нужно. Когда доберемся до медпункта.
– Конечно, старик, – но в голосе у соседа нет особого рвения; он и так на взводе.
– В медпункте у меня случится страшный приступ кашля, и ты вызовешься принести стакан воды. Но воду принесешь горячую – как можно горячее. Понял?
– А зачем?
– Самый простой способ изобразить температуру, – вымученно улыбаюсь я.
Даже в таком состоянии я все еще могу мошенничать.
Просыпаюсь я через несколько часов в процедурной, в медпункте, вся подушка мокрая от слюны. Как же хочется есть! Встаю. Я, оказывается, заснул прямо в ботинках. Завязываю шнурки и ковыляю в приемную.
Наша пожилая пухленькая медсестра, мисс Козиль, снует по кабинету, увешанному разными анатомическими плакатами. Она твердо верит, что любой недуг можно запросто излечить, если (a) уложить пациента на койку в процедурной, (б) скормить ему или ей две таблетки аспирина, (в) выписать антибиотик и наложить повязку. Мне, к счастью, такого лечения вполне достаточно.
– Я уже гораздо лучше себя чувствую. Можно вернуться в комнату?
Мисс Козиль как раз потчует таблетками Уиллоу Дэвис.
– Кассель, вы лучше сядьте. Нужно померить температуру. У вас был сильный жар.
– Хорошо, – я неуклюже плюхаюсь в кресло.
Дэвис послушно запивает таблетки водой из бумажного стаканчика, а медсестра достает из шкафчика градусник.
– А вы, Уиллоу, лучше идите полежите в процедурной, пока лекарство не подействует. Я к вам зайду через минуту.
– У меня жуткое похмелье, – тихонько шепчет Дэвис.
Я улыбаюсь ей заговорщицкой улыбкой: конечно, в медпункте можно запросто отоспаться после бурной ночи.
Уиллоу уходит, а я меряю температуру и размышляю о Лиле – о том, что с нами случилось и чего не случилось.
Всего лишь вопрос времени.
Я уверен в этом даже теперь, при свете дня.
Необоримое искушение. Мне нравятся новенький «мерседес» и ужины в дорогом частном клубе в обществе главы криминального клана. Я хочу стряхнуть с хвоста федералов и защитить маму. Мне нравится, когда Лила целует меня и так произносит мое имя, словно я для нее самый важный на свете человек, словно у нас может быть общее будущее.
Я, пожалуй, пойду ради этого на что угодно.
Забуду, что она на самом деле меня не любит. Убью собственного брата. Стану наемным убийцей. Что угодно.
Раньше я думал: никогда не предам семью, никогда не наложу проклятие на любимого человека, не буду убивать, не пойду по стопам Филипа. Но с каждым днем я все больше на него похожу. А жизнь беспрестанно подкидывает новые возможности – приятный, но порочный выбор. Стоит один раз согласиться, и дальше все катится по наклонной.
Глава четырнадцатая
Когда сидишь на больничном, смыться из школы проще простого. Замечательно. Взять машину? Но кто-нибудь может заметить, что она исчезла с парковки. Нет, ничего нельзя пускать на самотек.
К тому же, в таком состоянии лучше не садиться за руль.
Я принял твердое решение: не буду больше рисковать без нужды, не буду подставляться, доверять дело случаю, никаких больше «если». Отойдя на безопасное расстояние от кампуса, я вызываю такси.
Баррону, конечно, не хочется идти к федералам. Расскажи он им правду – нечего будет потом предложить Бреннанам. Но если я проявлю упорство и не уступлю, он все равно может меня сдать. Поэтому нужно своевременно обо всем позаботиться и успеть раньше него. Он-то не знает, но в старом доме остались улики не только против меня, но еще и против мамы.