во всех прибывающих в Брест подозрительных лиц. И его можно понять — времена нынче смутные…» Но теперь уже что-либо предпринимать поздно. Вышене не поможет даже хитроумный папаша Жилон, тайный тамплиер.
То, что хозяин таверны — не тот, за кого себя выдает, Вышеня определил сразу, едва вступил в его дом. Папаша Жилон сразу провел его во внутренние покои, куда, судя по всему, он никого постороннего не впускал. Все стены помещения были увешаны оружием и рыцарским снаряжением, что совсем не вязалось с добродушным обликом содержателя постоялого двора и питейного заведения. Но почему папаша Жилон относился к Вышене с таким большим доверием?
Все оказалось очень просто. Когда юноша задал папаше Жилону этот вопрос, хозяин дома поманил его рукой, и они вышли через черный ход на задний двор, к голубятне.
— Вот мои «тайные агенты», — смеясь, признался папаша Жилон, поглаживая большого красивого голубя.
Голубиная почта! Ну, конечно же! Как же иначе могли люди мессира Джеральда узнать, что судьба привела Вышеню в Брест?
— Ничего необычного в этом нет, — ответил папаша Жилон. — Голубь давно принес мне записку, что некий рыцарь по имени Готье де Брисэй может появиться в наших местах. И была описана ваша внешность, мессир. Так что я сразу признал вас, едва вы появились в «Сосновой шишке».
Теперь, когда не было необходимости притворяться, папаша Жилон выпрямился и стал выше; в его фигуре чувствовалась скрытая мощь, а широкие мозолистые руки явно были больше привычны к рукояти меча, нежели к ручке поварешки. Они обговорили дальнейшее сотрудничество, Вышеня отдал папаше часть денег, вырученных за корабль пиратов и за груз, и получил новый чек.
Но дальнейшая судьба рыцаря Готье де Брисэя казалась неопределенной. Папаша Жилон не рекомендовал пока уезжать из хорошо укрепленного Бреста, потому что Бретань бурлила после казни пятнадцати рыцарей из самых благородных семейств. Сеньора Жанна де Бельвиль де Клиссон, жена казненного рыцаря Оливье де Клиссона, подняла бунт против Франции. Она собрала вокруг себя около четырехсот рыцарей и начала громить замки тех, кого считала предателями и кто пошел под крыло графа Шарля де Блуа, ставленника короля Филиппа, претендовавшего на корону бретонского герцога.
Чего стоило только одно из первых ее нападений — на замок Монтегю. Она явилась туда вечером с несколькими слугами и попросилась на ночлег, объяснив, что заблудилась, возвращаясь с охоты. Ей был предоставлен ночлег и оказан прием, достойный дамы, носящей столь славное имя, к тому же живущей по соседству. Но обитатели замка Монтегю принадлежали к партии Шарля Блуасского, следовательно, поддерживали короля Франции. Ночью люди Жанны вышли из спален во главе со своей госпожой и устроили страшную резню. В жертву памяти своего мужа, Оливье де Клиссона, сеньора принесла тридцать несчастных, среди которых были женщины и дети.
— У меня есть сведения, — рассказывал папаша Жилон. — что против госпожи де Клиссон де Бельвиль готовят целую армию под командованием Иоанна Нормандского, ведь четыреста рыцарей с оруженосцами, да еще их вассалы, — это грозное войско. Так что вам лучше отсидеться в Бресте, за стенами замка. Иначе попадете под горячую руку Клиссонской Львицы — и поминай, как звали мессира Готье де Брисэя, — при этих словах на круглой упитанной физиономии хозяина «Сосновой шишки» появилось лукавое выражение.
«Знает он или нет, кто я на самом деле? — подумал Вышеня. — Вряд ли… Он может лишь догадываться, что я не тот, за кого себя выдаю. Но для него тайная жизнь — не новость. Под чужими именами живут многие бывшие тамплиеры. Похоже, и папаша Жилон не исключение…»
Так и остался Вышеня по совету содержателя постоялого двора в Бресте дожидаться неизвестно чего — на свое несчастье. Беда пришла совсем не с той стороны, с которой ее ждали.
Однажды ранним утром в ворота крепости вкатился возок под охраной десятка стрелков. Из него вылез худой, словно щепка, монах-доминиканец и поспешил к коменданту. Вышеня все видел — в это время он как раз проводил учебный бой на мечах с одним из помощников мессира Эрве де Леона. С некоторых пор такая «зарядка» стала для него обязательной, тем более что многие из дворян, защитников Бреста, хотели скрестить с ним оружие — уж больно ловко управлялся с мечом мессир Готье де Брисэй, несмотря на свой юный возраст.
За Вышеней пришли, когда он закончил утренний туалет, — умылся, облачился в новое, недавно купленное платье и приготовился покинуть замок, чтобы немного погулять вместе с Истомой на свежем воздухе, а затем направиться чревоугодничать в «Сосновую шишку», где их ожидал вагант. Клаус Тойнбург жил у папаши Жилона, словно у Бога за пазухой, Вышеня даже завидовал его свободе и веселым компаниям.
— Следуйте за мной, мессир! — сухо произнес сержант; он был в сопровождении двух меченосцев в панцирях.
Нехорошее предчувствие больно сдавило сердце, но Вышеня не подал виду и спокойно спросил:
— В чем дело, мсье Алар?
Так звали сержанта, с которым у Вышени были очень хорошие отношения.
— Вас приглашает комендант, — по-военному отчеканил Алар, не вдаваясь в объяснения. Когда Вышеня начал спускаться по лестнице, он тихо шепнул, — Поберегитесь, мессир. К нам пожаловала святая инквизиция…
У Вышени упало сердце. Если чего он и боялся, как огня, кроме встречи с каким-нибудь родственником Готье де Брисэя, так это проверки на знание молитв, обязательных для каждого верного сына католической церкви. Конечно, во время пребывания в обители тамплиеров Вышеня учил и «Pater noster», и «Ave Maria», и «Credo», но мсье Адемар лишь морщился, когда ученик спотыкался почти через каждую фразу. Приезжий монах-доминиканец запросто может устроить ему экзамен, если у святой инквизиции появились подозрения по поводу личности рыцаря-бакалавра Готье де Брисэя. Видимо, приезд инквизитора — дело рук коменданта Эрве де Леона, хитрого змея. Похоже, он везде разослал письма об удивительном спасении бретонского рыцаря из пиратского плена, которое чем-то его смущало, несмотря на подробный рассказ шевалье Жерара де Вьенна, записанный секретарем коменданта на бумаге и подтвержденный собственноручной подписью капитана «Сен-Мишеля».
Как и предполагал Вышеня, в кабинете коменданта замка, в неудобном кресле с высокой резной спинкой, сидел монах — тщедушный человечишко с блестящей лысиной-тонзурой на макушке. На его сморщенном лице, похожем на сухой плод груши, явственно просматривались изощренное коварство и хитрость; уж чего-чего, а разбираться в людях Вышеня немного научился за время своих скитаний. Круглые мышиные глазки монаха буквально впились в юношу, когда тот стал на пороге.
Жестом отправив сержанта восвояси, Эрве де Леон сказал, обращаясь к Вышене:
— Мессир, прошу меня извинить, что я оторвал вас от важных дел, — в голосе коменданта прозвучала ирония; он точно знал, какие «важные дела» ждут рыцаря Готье де Брисэя в «Сосновой шишке», — Но у святого отца есть к вам кое-какие вопросы.
— К вашим услугам, — стараясь выглядеть невозмутимым, ответил Вышеня.
— Мессир Готье де Брисэй! — голос инквизитора был тихий и вкрадчивый. — Позвольте спросить вас: как так получилось, что вы отправились на корабле в Океанус Атлантикус, чтобы найти новые земли для французской короны, а возвратились совсем с другой стороны?
Это был удар! Прямо под дых. Мессир Реджинальд не оговаривал с Вышеней ничего подобного! Не знал? Может быть. Хотя маловероятно. Наверное, решил, что это не столь важный эпизод в судьбе Готье де Брисэя, чтобы много о нем говорить. Уплыл куда-то — и с концами. Кому какое дело до еще одного искателя приключений, когда в мире идет жестокая кровопролитная война? Ан, нет, нашлось ведомство, которое заинтересовались странностями в судьбе рыцаря-бакалавра…
Собрав всю свою волю в кулак, Вышеня ответил ханжеским голосом, подняв глаза вверх:
— На то воля Господа нашего. Корабль наш попал в страшный шторм, длившийся очень долго. Его швыряло по волнам, как щепку… — Тут юноша дал волю фантазии и в красках живописал, что творилось с судном и матросами во время шторма (благо воспоминания о буйстве пережитой совсем недавно стихии оставались еще свежи в памяти). Он рассказал, какого цвета был океан и тучи, как случилось кораблекрушение, и его в беспамятстве выбросило на необитаемый остров, откуда беднягу забрало купеческое судно и отвезло в Любек. Как потом он спустя год уже с новым оруженосцем (прежний погиб) сел на корабль, чтобы добраться до Бретани, но опять попал в шторм. Затем судно было захвачено пиратами. — Они сразу бросили нас в трюм, и только провидение помогло нам избежать ужасной участи…
Вышеня хотел дальше продолжать свой рассказ, но инквизитор перебил его:
— Достаточно. Дальнейшее нам известно со слов любезного мессира коменданта, — сказал он нетерпеливо. — Велика сила нашего Господа, в чем мы и убедились в очередной раз. Святой Брендан Клонфертский в своем плавании в поисках Острова Блаженных[73] пережил и не такие коллизии, так что я верю вам. Однако меня смущает одна небольшая деталь: вашим кораблем командовал, как позже выяснилось, Пьер де Моди, близкий родственник визитатора[74] тамплиеров Гуго де Пейна. Правда, он выступал под другим именем… но это не суть важно. Вопрос заключается в другом: как вы, молодой человек, рыцарь, попали в общество мерзких еретиков? Для святой инквизиции уже не является секретом, что почти вся команда вашего корабля состояла из тамплиеров. Кроме Пьера де Моди на судне находились довольно известные личности, такие как Хью Даре, Жеро де Шатонеф, Шарембо де Конфлан… Их ищут уже много лет.
— В списке команды корабля такие имена не значились, — твердо заявил Вышеня. — Возможно, те люди, о которых вы говорите, и оказались каким-то образом на судне, — в команде были офицеры в годах — но то, что они тамплиеры, я не знал. И они никогда не смущали меня и остальных матросов еретическими проповедями. Клянусь в этом всеми святыми!