В 1370 году Оливье де Клиссон стал побратимом своего давнего противника — Бертрана дю Геклена; они поклялись в вечной дружбе — и выпили чашу вина, смешав в ней свою кровь. В том же году он перешел на службу к французскому королю Карлу V и вместе с дю Гекленом, к тому времени графом де Лонгвиль, нанес англичанам поражение под Пон-Валленом. После смерти Бертрана дю Геклена в 1380 году новый король Франции Карл VI назначил Оливье де Клиссона коннетаблем Франции.
Когда Карл VI впал в безумие, Оливье был лишен звания коннетабля и приговорен к вечной ссылке и огромному штрафу. Он укрылся в своем замке Жослен в Бретани и в течение трех лет защищался от Жана IV. В 1395 году враги примирились; после смерти Жана IV именно де Клиссон сопровождал его сына Иоанна в Ренн, и сам посвятил его в рыцари.
Оливье де Клиссон-младший оставил после себя добрую память и огромное состояние, большую часть которого завещал церкви. Жанна де Бельвиль, Бретонская Львица, конечно, не могла знать это будущее сына. Но она дала ему свой характер, свою железную волю. Неслучайно имя коннентабля Франции Оливье V де Клиссона, «Одноглазого из Оре», навечно занесено на скрижали истории.
Но перенесемся в июль 1358 года, на остров Котлин, — границу владений Великого Новгорода со свеями, установленную Ореховским договором.
В 1322 году князь Юрий III Данилович ходил с новгородцами на Выборгский замок, но взять его не смог. Тем не менее новгородцы перебили много свеев, а еще больше захватили пленников. В ожидании мести от шведов Юрий в истоке Невы поставил крепость на Ореховом острове. Вместо рати от свеев явились послы с мирными предложениями, и был заключен «мир по старине».
За новгородцами оставлялось право охоты и рыбной ловли на отходящих к Швеции ловищах. Для всех купцов устанавливался беспрепятственный проезд к Новгороду водою по Неве или сушей. Запрещалось строительство крепостей вблизи границы обеим сторонам. Стороны обязывались выдавать друг другу перебежчиков — должников, беглых холопов и разбойников. В случае нападения на Новгородскую землю третьих сил, из-за Нарвы, свеям запрещалось оказывать им военную помощь, а при возникновении взаимных обид предусматривалось решение мирными средствами.
Но главным приобретением Великого Новгорода стал остров Котлин. В отличие от других торговых городов Варяжского моря, находившихся либо на побережье, либо в течении судоходной реки, Новгород имел крайне неудобное расположение. Обычно иноземные купцы, плывущие в Новгород, делали остановку на острове Котлин и перегружали свой товар с морских коггов на речные лодьи. Затем, ведомые лоцманами, они поднимались вверх по Неве, проходили по Ладожскому озеру, где нередко тонули из-за частых штормов, и поднимались вверх по Волхову. На этом пути купцы дважды делали остановки. Перед волховскими порогами лодьи частично разгружали, а груз переносили по суше. Заезд купцов в Новгород, как правило, происходил два раза в год — зимой и летом. Кроме того, иногда купцы приезжали и по суше. Дорога от острова Котлин до Великого Новгорода занимала в среднем от десяти до двадцати дней.
Остров был частью великих торговых путей «из варяг в греки» и «из варяг в арабы». Прибывавшие на Котлин купцы дожидались здесь лоцманов из Новгорода, которые проводили торговые караваны через Неву и Волхов до Ильменя.
Ранее безымянный, остров получил свое название из-за истории с высадкой на него новгородской дружины. Завидев русских, свеи так быстро бежали с острова, что забыли на нем большой котел. Так это или нет, трудно судить, но не об этом речь…
— А што, Костка, ужо не гости ли к нам пожаловали? — прогудел своим басом атаман лоцманской артели Киприан Иванович. — Глядь-ко, у тебя глаза молодые… — он стоял на скалистом выступе и, щурясь, глядел на залитый солнечным светом залив, приставив ко лбу ладонь козырьком.
— Гости, дядя Купра! — спустя минуту весело откликнулся молодой парнишка, ученик лоцмана. — Четыре больших лодьи!
— Не лодьи, а когги, — проворчал атаман. — Это наши челны лодьями зовутся. Поди, снова Ганза в гости пожаловала. Флаги видать?
— Чтой-то непонятно… — Костка напряженно вглядывался вдаль. — Черный крест на белом полотне… Откель гости-то, дядя Купра?
— Узнаем. Мимо нас не пройдут. Ей, лежебоки! Хватит чесать бока, готовьте лодьи. Скоро будем груз принимать.
Народ, подремывавший на солнышке, но уже проснувшийся от гулкого баса атамана, нехотя начал подниматься. У берега на мелкой волне качались большие грузовые лодьи — около двух десятков. Предусмотрительные новгородцы, чтобы не терять время, заранее приходили на Котлин и дожидались здесь купеческих караванов. Ганзейские купцы из-за бесчинств пиратов обычно собирались в компании по пять-шесть судов, иногда под охранной военных кораблей.
Вскоре четыре иноземных судна бросили якорь возле острова. У пристани, крепко сколоченной из толстых досок и далеко на сваях выдающейся в залив, пришвартовался двухмачтовый когг новой постройки. Несмотря на то что судно было купеческим, его оснащение навевало Киприану Ивановичу несколько иные мысли. Когг грозно щетинился на все стороны стволами бомбард; их было слишком много для торгового судна. «Похоже, купец промышляет не только торговлей», — подумал атаман артели новгородских лоцманов. Впрочем, в этом не было ничего необычного: иноземные купцы при случае не упускали возможности ограбить конкурента. Особенно если тот не принадлежал к Ганзейскому союзу. А владелец четырех коггов, похоже, прибыл из более далекой страны, куда еще не дотянулись щупальца вездесущей Ганзы.
На пристань по корабельным сходням спустились двое; один из них, очевидно, был купцом, а второй — переводчиком.
— Здравствуйте, господа новгородцы! — поклонившись, сказал переводчик, немного коверкая слова. — Бьют вам челом Вент Фишгорст и мой господин, Готье де Брисэй. Мы хотим договориться с вами о доставке наших товаров в Новгород.
«Кажись, нашенский?.. — неуверенно подумал Киприан Иванович. — Больно рожа у него русская. Поди, беглец. Имя, правда, не тово… может, и иноземец. Кто знает…».
— Милости просим, — прогудел атаман. — Всегда готовы, — он перевел взгляд на купца и невольно отшатнулся.
Перед ним стоял зрелый муж — широкоплечий, высокий, с мозолистыми руками, больше привычными к оружию, нежели к перелистыванию конторской книги. Его обветренное скуластое лицо было в шрамах, но те не портили приятного впечатления от личности купца. Если бы не глаза… Они горели огнем и буквально прожигали Киприана Ивановича насквозь. Похоже, иноземец сильно волновался, но свое волнение тщательно скрывал. Его выдавал лишь взгляд.
— А из каких земель будете, гости? — спросил атаман.
— Из дальних, — ответил Вент Фишгорст. — Есть такая страна — Бретань. Слыхали?
Конечно же, это был Истома. Он тоже разволновался при встрече с соотечественниками, но, в отличие от Вышени, готового упасть на колени и целовать настил пристани — кусочек родной земли, его волнение быстро прошло. Он вполне освоился со своей ролью и даже думать начал на бретонском языке.
— Ну да, оно конешно… — неопределенно ответил Киприан Иванович и быстро перешел на тему, волнующую как гостей, так и артель — о цене на перевоз товаров.
Сговорились быстро; видно было, что Вент Фишгорст хорошо знал ценовую политику лодейщиков и лоцманов. Да и атаман не погрешил против истины, не стал драть три шкуры с купца, который лишь начинал торить путь в Новгород. Однако он все же утаил некоторые, весьма важные, моменты договора, о чем ему тут же напомнил слуга купца:
— Господин атаман! А как быть, когда не приведи господь… — Тут Истома хотел перекреститься на православный манер, да вовремя сдержался, — когда лодья потерпит крушение, не дойдя до места назначения?
— Дак это, как заведено у нас исстари, — ответил Киприан Иванович. — Купец должон уплатить полную наемную плату за лодью.
— Позволь с тобой не согласиться, — сказал Истома. — Если лодья приняла товар, то в случае крушения платится только за пройденный с грузом путь. Уважаемый Киприан Иванович, по-моему, ты забыл этот пункт.
— Мы так не согласны! — решительно заявил атаман.
— Ладно, ладно, не будем спорить, — миролюбиво произнес Истома. — Но за эту уступку придется и вам уступить. Только уже в самом Новгороде.
— Это как? — подозрительно глядя на Истому, спросил атаман.
— Очень просто. Вы получаете с каждой лодьи за доставку товаров к Немецкому двору пятнадцать кун, к Готскому — десять, а при вывозе товаров из Новгорода за доставку до берега — по полмарки с лодьи. Так?
— Знамо, так… — ответил несколько обескураженный Киприан Иванович. Откуда этому иноземцу, никогда не бывавшему в Новгороде, известны цены на перевозку товаров?
— Нам нужно доставить товар… — Истома назвал один из «концов» Великого Новгорода. — Это дальше, чем до Немецкого двора. Но мы вам заплатим по пятнадцать кун. Так будет справедливо.
Киприан Иванович немного подумал, а затем махнул рукой — где наша ни пропадала! — и решительно ответил:
— Быть по сему!
В конце концов, такая уступка совсем незначительна по сравнению с возможными неприятностями на пути в Новгород, за которые придется платить иноземному купцу.
Истома, отвернувшись, хитро ухмыльнулся; он торговался только для виду, иначе атаман лоцманов заподозрил бы их в чем-нибудь нехорошем.
Все это время Вышеня стоял, как истукан, изображая полное незнание русской речи, которая звучала для него как праздничный хорал. Если бы только мог кто-нибудь подсмотреть и подслушать, что творилось в его душе! Там царили неимоверная радость вперемешку со страхом. Нет, Вышеня уже не боялся, что ганзейцы опознают в нем того юношу, который много лет назад убил свайкой их соотечественника. Он вообще перестал чего-либо бояться. Да и трудно было в лице зрелого мужчины с усами и коротко подстриженной бородкой на английский манер разглядеть черты юного боярина Вышени Дворянинца. Он ждал встречи с родной Новгородской землей и боялся этого момента. Иногда ему начинало казаться, что никакой он не Вышеня, а и впрямь бретонский дворянин Готье де Брисэй.