Я очень жалел, что с нами нет Баст, потому что Амос был не в состоянии выступить в роли нашего сопровождающего. Тем не менее нам с Сейди удалось купить три билета до Нью-Йорка – на нас самих и «внезапно заболевшего дядюшку».
Всю дорогу я крепко проспал, сжимая в руке амулет Гора.
До Бруклина мы добрались уже к вечеру.
Как мы и ожидали, особняк сильно пострадал от пожара, но больше идти нам было некуда. А кроме того, когда мы втащили Амоса в двери, навстречу нам раздалось знакомое «Агх! Агх!», так что мы уже не сомневались в правильности сделанного выбора.
– Хуфу! – радостно завопила Сейди.
Павиан сгреб ее в объятия, а потом ловко вскарабкался ей на плечи и принялся увлеченно копаться в ее волосах – проверял, не принесла ли она ему каких-нибудь вкусных блошек. Потом соскочил на пол, подобрал полусдувшийся баскетбольный мяч и требовательно заворчал, тыча пальцем в самодельную баскетбольную корзину, состряпанную из бельевой корзины и обгорелых деревяшек. Надо думать, тем самым он давал мне понять, что я заслужил его прощение за то, что опозорил его любимую игру, и он по-дружески согласен дать мне несколько уроков. Оглядевшись, я сообразил, что он даже пытался прибраться в доме – на свой павианий лад, конечно: отряхнул от пыли единственный уцелевший диван, свалил в камин коробки из-под хлопьев и поставил на полу блюдечки с водой и кормом для Пышки. Сама Пышка, свернувшись уютным клубочком, дремала рядом на подушечке. В самом чистом углу гостиной, под уцелевшей частью крыши, Хуфу собрал три груды подушек и одеял – подготовил для нас спальные места.
У меня в горле встал комок. Надо же, как трогательно он готовился к нашей встрече… лучшего подарка к возвращению домой и желать нельзя!
– Хуфу, – сказал я, расчувствовавшись, – ты самый потрясающий павиан на свете!
– Агх, – отозвался он, указывая на мяч.
– Хочешь меня поучить? Согласен, со мной придется поработать. Только дай мне пару секунд, чтобы…
Но стоило мне взглянуть на Амоса, как моя улыбка тут же увяла.
Сгорбившись, он бродил среди обломков статуи Тота. Расколотая голова бога с длинным клювом валялась у его ног, табличка и палочка для письма мелкими осколками разлетелись по полу. Горестно глядя на обезглавленного бога магии, дядя наверняка видел в этом плохое знамение.
– Все будет в порядке, – сказал я ему. – Мы все тут починим.
Уж не знаю, услышал меня дядя или нет. Он молча поплелся к кушетке и тяжело упал на нее, обхватив голову руками.
Сейди встревоженно посмотрела на меня. Потом окинула взглядом почерневшие от гари стены, просевший потолок, обломки мебели и с деланым оптимизмом изрекла:
– Ну что ж. А хотите, я поиграю с Хуфу в баскетбол, а вы пока займетесь уборкой?
Даже с учетом наших магических способностей понадобилась не одна и не две недели, чтобы привести дом хоть в какой-то порядок, позволяющий в нем жить. Без помощи Исиды и Гора нам приходилось несладко, но теперь мы и сами кое-что умели, правда, без божественной поддержки те же самые заклинания требовали большей сосредоточенности и большего времени. К вечеру я совершенно валился с ног, как после целого дня изнурительного физического труда. Однако время шло, и вот стены и потолок были очищены от копоти, обломки мебели вынесены, запах горелого выветрился и пропал. Нам даже удалось отремонтировать террасу и бассейн, а потом вытащить Амоса на улицу, чтобы посмотреть, как мы запускаем в воду восковую фигурку крокодила. Пара секунд – и довольный Филип Македонский заплескался в бассейне как живой.
Глядя на него, даже Амос почти улыбнулся. А потом забился в кресло на террасе и с безнадежно унылым видом уставился на манхэттенские небоскребы.
Я все чаще задумывался – а станет ли он когда-нибудь прежним? Дядя сильно исхудал, осунулся, и взгляд у него стал какой-то потерянный. Он почти не вылезал из халата, запустил бритье и неделями забывал причесываться.
– Пойми, он ведь был одержим Сетом, – сказала мне Сейди, когда я поделился с ней своей тревогой. – Ты хоть понимаешь, какое это насилие над личностью? Его воля была полностью сломлена. Стоит ли удивляться, что теперь он настолько не верит в себя. Что ж, наверное, должно пройти время…
От собственных печалей мы старались отвлечься работой. Починили статую Тота, заново склеили библиотечных шабти. Мне лучше удавалась грубая работа, скажем, двигать каменные блоки или восстанавливать потолочные балки, а Сейди отлично справлялась с тонкостями отделки, вроде восстановления запирающих иероглифов на дверях. А однажды она вообще сразила меня наповал, когда представила себе во всех подробностях свою спальню и произнесла восстанавливающее заклинание хи-нем. Обломки мебели, клочки ткани, стеклянные осколки мигом вылетели из кучи мусора и соединились в положенном порядке, так что вся комната в мгновение ока приобрела свой прежний уютный вид. Сейди, правда, после этого полдня пролежала в обмороке, но все равно… это было круто. В общем, медленно, но верно разоренный особняк становился похож на нормальный дом.
Укладываясь спать, я непременно пользовался зачарованным подголовником, и это помогало удерживать мой непоседливый ба на месте. И все-таки время от времени меня посещали странные видения – то красная пирамида, то извивающаяся в небе змея… а иногда лицо моего отца, оказавшегося в ловушке саркофага. Один раз я даже услышал далекий голос Зии, пытающейся сказать мне что-то, но я не смог разобрать слов.
Наши амулеты мы с Сейди заперли в одном из ящиков библиотеки, но я не мог удержаться, чтобы не бегать каждое утро проверять, на месте ли они. Амулеты слабо светились и были теплыми на ощупь. Искушение снова надеть на шею Глаз Гора было почти непреодолимым… но я знал, что нельзя. Божественная сила слишком желанна – и слишком опасна. Однажды, при определенных обстоятельствах, мне удалось достичь идеального равновесия с Гором, но я знал: если попробую еще раз, слишком велик риск, что его сила захлестнет меня с головой и я с ней не справлюсь. Сначала я должен пройти обучение, стать более опытным магом, и только тогда я смогу снова пользоваться силой божества.
Однажды вечером, когда мы только-только сели ужинать, у нас появился гость.
Амос, как обычно, в тот вечер лег рано. Хуфу сидел в гостиной перед телевизором, не отрываясь от любимого спортивного канала. Пышка дремала у него на коленях. Мы с Сейди, устав после трудного дня, сидели на наружной террасе, глядя на реку. Филип Македонский затаился в бассейне. Ничто не нарушало тишины, кроме отдаленного городского шума.
Я даже не понял, как это случилось: еще минуту назад мы были одни, а теперь вдруг возле перил ограждения стоял какой-то парень. Тощий, высокий, с всклокоченными волосами и бледной кожей, целиком одетый в черное, так что я мог бы принять его за священника, будь он постарше. На вид ему было лет шестнадцать. Хотя я никогда не видел его лица, мне почему-то показалось, что мы знакомы.
Сейди вскочила с такой прытью, что опрокинула свою порцию горохового супа. Интересно, почему в тарелке этот суп кажется таким густым, но при этом умудряется растечься по всему столу? Ужас.
– Анубис! – выпалила она.
Анубис? Я решил, что у нее крыша поехала. По мне, так этот парень ничем не напоминал оскаленного, истекающего слюной шакалоголового бога, с которым мы столкнулись в Стране Мертвых. Он шагнул вперед, и моя рука невольно потянулась к жезлу.
– Сейди, – сказал незнакомец, – и ты, Картер. Прошу вас, пойдемте со мной.
– Да, конечно, – отозвалась Сейди. Голос у нее был какой-то придушенный.
– Эй, погодите, – запротестовал я. – Куда это мы должны идти?
Анубис махнул рукой куда-то себе за спину, где тут же прямо в воздухе распахнулся дверной проем: пустой черный прямоугольник.
– Кое-кто хочет вас видеть.
Сейди бестрепетно приняла его протянутую руку и шагнула в темноту, не оставив мне иного выбора, кроме как последовать за ней.
Судный Зал заметно преобразился. В центре по-прежнему высились золотые весы, которые наконец-то удосужились починить. Из сумрака выступали все те же черные колонны. Но теперь я тоже мог видеть наложенную поверх фона голографическую проекцию реального мира: сейчас, правда, это было не старое кладбище, которое описывала Сейди, а просторная белая гостиная с высоким потолком и огромным панорамным окном. За двустворчатыми дверями виднелся широкий балкон, выходящий прямо на океан.
Я просто онемел. По ошеломленному лицу Сейди легко было догадаться, что она тоже сразу узнала это место: наш дом в Лос-Анджелесе – последнее место, где мы жили всей семьей.
– Судный Зал – очень отзывчивое место, – произнес знакомый голос. – Он воспроизводит самые яркие воспоминания.
Только тут я заметил, что трон больше не пустует. Теперь на нем сидел… наш отец. А у его ног верным псом свернулась Амат-Пожирательница.
Я чуть не бросился к нему с радостными воплями, но что-то меня удержало. На первый взгляд папа выглядел как всегда: длинное коричневое пальто, слегка помятый костюм, пыльные ботинки. Голова недавно побрита, бородка аккуратно подстрижена. И глаза у него сияли: именно так он смотрел на меня, когда испытывал за меня гордость.
Но весь его образ как-то странно мерцал… и постепенно до меня дошло, что он тоже существует одновременно в двух мирах, как и весь этот зал. Я изо всех сил напрягся, сконцентрировался, и мои глаза пронизали более глубокий слой Дуата.
Папа сидел на прежнем месте, только теперь он как будто прибавил в росте, и сложение его казалось более могучим. На нем был наряд и украшения египетского фараона, а его кожа была глубокого синего оттенка, как у открытого океана.
Анубис спокойно подошел и встал с ним рядом, а мы с Сейди все еще медлили.
– Ну что же вы, – улыбнулся отец. – Подойдите ко мне. Я не кусаюсь.
Амат-Пожирательница встретила наше приближение угрожающим ворчанием, но папа ласково погладил ее по уродливой крокодильей голове, и зверюга успокоилась.