истопник Юшка завершают показания. “И накололся тем ножиком сам”, – говорят они. “И на тот нож сам набрушился”. “Да ножиком ся сам поколол”. Никто не говорит “не знаю” или “плохо видел”. “Показалось”. Сам, сам, сам – твердят они словно под диктовку.
Точного ответа, что произошло в Угличе, не существует, все, что у нас есть, – это догадки и предположения. В кровавой интриге, начатой четыреста лет назад, до сих пор не поставлена точка. Но, что бы ни произошло на княжеском дворе в Угличе – убийство, несчастный случай или вообще ничего – ключ к Истории находится где-то здесь, в этом Саша не сомневается. Чем глубже он погружается в книги, тем отчетливее становится картина.
Младший сын Ивана Грозного и наследник престола, девятилетний Димитрий с матерью, вдовой Марией Нагой, был удален в Углич на княжение сразу по восшествии на трон Федора Иоанновича, старшего сына Ивана Грозного; Нагих отправили из Москвы накануне венчания Федора на царство; они уехали с почестями, но это была почетная ссылка. Нагие не могли не чувствовать себя униженными этим решением, тем более что исходило оно от брата жены царя Федора, его шурина Бориса Годунова, который через сестру шаг за шагом брал дела страны в свои руки. Удаление Нагих было первой мерой по укреплению трона – чтобы младший брат не “искал” против старшего.
Царевич Димитрий был больным и страдал эпилепсией. После очередного приступа, когда царевичу стало немного легче, мать взяла его к обедне, а потом и вообще отпустила погулять на двор с “робята жыльцы”, то есть с детьми прислуги. Дети играют в тычку, они подбрасывает свайку (большой заточенный гвоздь), держа его так, чтобы он перевернулся в воздухе и воткнулся в землю. Во время игры с царевичем случается новый припадок. Со свайкой в руке (или на торчащей свайке) – мальчик бьется в конвульсиях. Как это происходит, видит стряпчий Семенка Юдин, стоящий у поставца в “верхних покоях” и глазеющий в окно со скуки. Он свидетельствует, что на крики няньки царевича Василины Осиповой первой во двор выбегает мать мальчика. В этот момент окровавленный ребенок “еще бысть живу”, но вместо того, чтобы спасать сына, Мария принимается колотить няньку, приговаривая, “что будто се сын ее и сын Битяговского царевича зарезали”.
Битяговские – государев дьяк Михаил и его сын Данило – присланы в Углич для надзора за уделом и семейством Нагих. Эти люди отвечают за благополучие и порядок княжеского двора. Однако на момент гибели царевича Битяговский с сыном обедают у себя “на подворьишке”, и многие могут подтвердить это. У Битяговских алиби, они прибудут на княжий двор, только заслышав набат – вместе со всеми. Первым после Марии на месте событий оказывается ее брат и дядя царевича – Михаил. По многочисленным свидетельствам, он “пьян мертв” и еле сидит в седле. Он приказывает звонить в колокола, “чтоб мир сходился” – об этом свидетельствует стряпчий Субота, это он посылает на колокольню пономаря Огурца; на трезвон собирается толпа, это посадские люди, чернь; Михаил Нагой объявляет народу, что царевич убит и это дело царевых слуг. На дворе появляются сами “царевы слуги”, отец и сын Битяговские. Первым делом они удаляются в Дьячью избу – это их “офис”, где ведется делопроизводство и хранится казна. Когда Битяговский-старший выходит к толпе, Нагой призывает “бити его”; он-де со своим сыном и людьми убили царевича. Битяговский отвечает, что Михаил Нагой потому желает его смерти, что он, Битяговский, знает Михайлову тайну: что на подворье у Нагих давно живет ведун Ондрюшка. Ведовство и порча царской семьи приравнивалось к государственной измене, но то, чем Битяговский хочет спастись, только приближает гибель. Они успевают запереться в “офисе”, но толпа “высекает” двери и выволакивает их на двор. Через минуту Битяговский “с люди” растерзаны, а Дьячья изба разграблена. По приказу Нагого трупы сброшены в овраг. Теперь, чтобы ни произошло с царевичем на самом деле, убийство, несчастный случай или ничего – погибли два представителя власти, и Нагим ничего не остается, как выдать пьяный погром за оборону. Они понимают это через суткидвое беспробудного пьянства и составляют план действий. Людям Нагих приказано идти на двор Битяговских. На уже разграбленном чернью дворе они отыскивают палицу или “иное хозяйское оружие”, мажут его кровью и бросают в ров на тела убитых. Другие отправлены по дорогам “вестить всяк встречны”, что наследник трона царевич Димитрий зарезан и это дело рук людей Годунова – “Битяговский з сын”. Таким образом Нагие торопятся распространить свою версию произошедшего – например, на дипломатическом подворье в Ярославле, куда прибывает другой брат Марии, Афанасий, и этот эпизод зафиксирован в дневниках иностранного купца и посланника.
После ознакомления с материалами следствия по делу о гибели царевича у читателя не остается сомнений, что Димитрий погиб в результате несчастного случая, который Нагие просто “представили” как убийство с целью скомпрометировать власти. Именно к такому выводу приходит комиссия во главе с Шуйским, именно за это братьев Нагих отправляют в ссылку, а мать царевича Марию постригают в монахини. За участие в пьяном бунте с грабежами и убийствами жестоко наказаны и жители Углича, и даже колокол, у которого вырван язык и отрезано ухо. Но что-то не дает нам поставить в этой истории точку, что-то отравляет нам ощущение истинности произошедшего. Что, если Шуйский просто поворачивает дело так, как ему выгодно? А что выгодно Шуйскому? Почему он решает выдать дело именно за несчастный случай? Чтобы выслужиться перед Годуновым, стать полноправным членом ближнего царского круга?
Брак Ивана Грозного с Нагой не был освящен Церковью, однако в глазах народа царевич Димитрий был единственно истинным наследником трона, поскольку наследовал царство по “праву крови”. А Годунов, хоть и со всеми формальностями Земского собора, и при всенародном “призывании” избранный – считался чужаком, узурпатором. Шансов против Димитрия в глазах бояр и народа у него не было. Но давайте представим само это время, девяностые годы XVI века. В окружении царя Федора Годунов только первый среди равных, он только регентствует. Царь, хоть и слаб умом, но жив-здоров, а жена его Ирина (сестра Годунова) ждет наследника. Династическому кризису взяться не с чего, царевич Димитрий и Нагие отходят со своими притязаниями на десятый план, с будущим ребенком Федора они в любом случае не смогут конкурировать. Угрозы, чтобы Годунов вдруг решил избавиться от них, они сейчас не представляют. Нагие и сами это прекрасно понимают, и призывают в Углич колдунов и гадателей, о которых вспоминает перед гибелью Битяговский, – чтобы узнать, сколько царствовать Федору, например, и долго ли жить новорожденному наследнику. Что вообще ждать Нагим и сколь, или не ждать? А идти ва-банк, используя любую возможность вернуться в большую политику? Как, например, этот несчастный случай с мальчиком? Иначе Нагие просто исчезнут с политической сцены? Вряд ли Годунов не подумал об этом, ведь теперь любой несчастный случай, не говоря об убийстве, молва немедленно припишет ему. Значит, ему выгодно сделать все, чтобы ни один волос не упал с головы царевича. Саша уверен, что “Угличское дело” и для Годунова было как гром среди ясного неба. Отсюда и его поспешность с комиссией Шуйского – чтобы учинить следствие, пока мысль об убийстве не укоренилась в массовом сознании. Да и потом, как это было сделать? Днем посреди княжьего двора на глазах у десятка свидетелей? Нет, невозможно. Если только это не провокация или инсценировка.
Сашины догадки подобны поиску черных кошек в темной комнате, но попробуем нащупать хоть что-то – исходя из того, кому гибель мальчика была выгодна, например. Устранение царевича нейтрализовало Нагих, без главного козыря они выбывали из политической игры. Брошена тень на Годунова, теперь он вечный подозреваемый. Может быть, подсказка заключается в том, что Шуйский нарочно представил дело как несчастный случай, чтобы тем самым сыграть на стороне Бориса? Но против кого, кроме Нагих, он тогда выступил? Кого опасались и Нагие, и Годунов? Ответ прост: тех, кто после царевича ближе к трону.
Первая жена Грозного – Анастасия, мать царя Федора Иоанновича, в девичестве Захарьина – принадлежала к роду Романовых. Племянники Анастасии были двоюродными братьями царю Федору Иоанновичу и могли претендовать на престол по праву родства, а не свойства (как Годунов). В глазах русского мира право родства считалось преимущественным, а позиция Романовых, стало быть, наиболее выигрышной. Единственным, кто мог составить Романовым конкуренцию, – был царевич Димитрий, по крови даже Романовы не могли обойти сына самого Грозного. Смерть Димитрия в Угличе удачно расчищала им дорогу к трону. Теперь они ближе всех к власти. Кто и что бы ни стояли за исчезновением царевича, случай или убийцы, Годунов или Романовы – Романовы одни оставались в абсолютном выигрыше. Нагие же, обвиняя Годунова, неумышленно или по сговору лили воду на романовскую мельницу – например, в расчете на будущие царские милости, когда Романовы придут к власти и вернут Нагих в Кремль. Но Шуйский почему-то отказывает и Нагим, и Романовым. Царевич погиб от несчастного случая, утверждает он. Никто не виноват, тема закрыта.
Во всей этой истории есть одна фигура умолчания, и эта фигура – сам царевич. Когда происходит пьяная резня на дворе у Нагих, о нем словно забыто. Что стало с ребенком? Сколько он прожил, куда его дели? Никто из свидетелей этого “не видит”, а те, кто видел, – убиты. Сказано лишь, что царевича внесли в храм, а потом прибыла комиссия и его похоронили. Главные следственные действия (осмотр тела) не запротоколированы. Никто из официальных лиц мертвого тела царевича как будто вообще не видел.
Саша все отчетливее видит этих людей. Он словно был там, упустил только последний момент. Что-то отвлекло его, но что? Этого, сколько он ни силился, разглядеть не удается. Воображение угодливо закрывает картину другими сценами, ему кажется, еще минута – и кто-то из Нагих или Шуйских просто выйдет из той двери; что Огурец смотрит за ними с колокольни, а в прошлогодней листве поблескивает царевичева свайка. Как это далеко и как близко. Как легко, казалось, распутать узел, но стоило приблизиться, и ничего не ясно. Как во сне, чем легче распахивались двери в анфиладе, тем больше их становилось. Двор, разъяренные кровью люди. Крики, звон. Но дальше каждый сочиняет свою историю и с каждой такой историей реальность все меньше просвечивает сквозь сказку. Отличить одно от другого почти невозможно, вымысел вытесняет то, что было в реальности. Они и сами верят в то, о чем рассказывают. Таково первое правило лжесвидетеля – поверить в свою легенду.