нка по головке, чтоб замолчала. У ребенка случилось сотрясение мозга, ее стало рвать. Аница побежала за бабушкой. Понесли ее в больницу. Пролежала в больнице три дня. Ко всему, от удара, что-то случилось со зрением. Потом Маше пришлось носить очки, чтоб выправить зрение. Вот такие штучки-дрючки выкидывал муженек. Сколько горя пришлось пережить. Куда делась Кикина красота? Раньше люди не скупились похвалить ее внешность. А теперь, что от ее красоты осталось?
После того случая с Машей, попав в больницу, Кики стала подумывать о разводе. Стеснялась, конечно, что люди скажут, но терпения больше не было. Она боялась, что в один прекрасный день он ее убьет. Да и Ирини настаивала, и братья не были против. Подала в суд. Илья был взбешен, но сделать ничего не мог: Кики жила у матери во время развода. Как братья не уверяли ее не бояться больше бывшего мужа, все-таки боялась из дома выходить, чтоб не напороться на него. Илья грозил, что при встрече пристукнет ее, на самом же деле, боялся братьев Христопуло и Харитониди Митьку. Эти ребята словами не разбрасывались. Они ни разу никого пальцем не тронули, но если пообещали ноги выдернуть за сестру, то так оно и будет, никто не сомневался. Как не хорохорился Илья, что дом построил он, хотя строили вдвоем, и утверждал, что дом ей не достанется, а пришлось ему, не без помощи милиции, убраться оттуда. Забрал все что мог, денег у него было много, так как работал он, как буйвол, уехал в Киргизию, в совхоз «Пахтарал»: там у него были родственники. Купил дом, но вскоре заболел водянкой, а ведь был на удивление здоровым, крупным человеком. Мужики-ровесники побаивались связываться с ним. Кики, наконец, вздохнула. Страх ушел, осталась только озабоченность, как поднять детей.
Кажется, недавно совсем, в Осакаровке, отгремела свадьба Тимы Халкиди и Ани Александриди, а ведь прошло уже больше года. Осакаровские греки долго обсуждали красоту этой пары, что было на столах, кто, как и с кем танцевал, кто что говорил за столом, кто, как себя вел.
До Аницы никакие слухи о всех этих разговорах не доходили. После, можно сказать, пышной свадьбы, у нее началась новая, совсем другая жизнь, противоположная той, о которой мечтала. Вставать надо было на заре, коров доить, убирать, варить, стирать. Свекровь была такая сварливая, что надо было разворачиваться – только успевай. Корцала как – то сразу невзлюбила свою невестку. Не нравилось, что медлительна. А также смугла. Сама Корцала была белолицей и красивой когда-то. Сейчас сморщилась и потемнела от злобной желчи. Доставалось бедной Ане. Не раз она вспоминала легкую и свободную жизнь с братьями. Теперь она ругала себя, что еще и недовольна бывала. Аня в семье была младшей, маму и братьев очень любила. Любила всех родных, кроме тети Раи. Она сама видела, как тетка Рая злобствовала и постоянно намекала на мамину некрасивость. Хотя на Анин взгляд, ее мама была самой красивой. При ней тетя Рая сказала Савве, любимому Аниному брату, очень похожего на мать, чтоб он не приходил к ней потому, что он был нехорош лицом. Что хоть Митька с Федей и хулиганистые, зато красивые.
Свидетель этого разговора, маленькая Аница видела, как Савва уныло опустил голову, ушел и долго не возвращался. Жаловался потом матери на тетку. Аница видела, как хотелось бедной маме в такие моменты сказать вредной папиной сестре железное слово, но она не любила скандалить и стойко все переносила.
Две другие тетки успели уехать в Грецию, а тетя Рая осталась. Муж ее погиб, спасая ребенка, повисшего после сильного ветра на оборванных электрических проводах. Дочь тетки Раи погибла вместе со старшей сестрой Аницы во время бомбежки в Адлере. Где-то рос сын тетки – Федя, но он тетю Раю не заботил: растет себе и растет у свекрови на руках.
Аница вспоминала свое полуголодное, но счастливое детство около любимой мамочки. Отца посадили, когда ей было четыре года, так что ее защитниками были ее старшие братья, среди которых она чувствовала себя особенной: ей все дозволялось. Мальчишки все ей прощали и жалели, особенно когда погибла их младшая сестра Катя. Когда их сослали и было особенно голодно – лучший кусок отдавали ей.
В первый же год ссылки, когда они еще жили на четвертом поселке, мама повредила себе ногу, упав с повозки, колесо которой попало в одну из ям, густо усеянных на весенних, грязных дорогах, соединяющих все поселки Осакаровского района. Нога стала гнить. Ей предлагали ампутировать ее, но она отказалась. На что-то надеялась. Так и умерла в сорок четыре года от гангрены.
На похороны собралась вся родня, хотя жили в разных поселках и с работы не так-то просто было отпроситься. За главу их рода теперь стоял дядька Савва, брат матери. Его все боялись. Он был вспыльчивой и весьма колоритной фигурой. Семьей правил домострой: глава семейства, например, не ложился спать, пока натренированная, послушная жена не помоет ему ноги.
После похорон, семь лет назад, все собрались в доме, недавно женившегося брата Саввы. Сидели молча с полчаса, потом дядька Савка посмотрел на пятнадцатилетнюю Аню и сказал:
– Ну, вы не давайте в обиду свою сироту – сестру. Делайте ей поблажки, все-таки, молодая, без матери тяжело.
У самой Аницы тогда сжалось сердце, так себя стало жалко.
Все хмуро кивнули головами, что да, жалко пятнадцатилетнюю девочку, а Митька вскочил и сказал:
– Еще чего, поблажки! Как заслужит, так и будем к ней относиться…
Никто ничего не сказал в ответ. Даже дядька Саввка. Все внутри у Ани сжалось от предчувствия нелегкой, неприкаянной жизни. Она украдкой оглядела братьев. Все сидели с повешенными носами. У них, как и у нее, начиналась новая жизнь, без человека, которая являлась как бы совестью их семьи. Теперь ее не стало… Она смотрела на дядю, которого всегда побаивалась, впрочем, как и все, кроме, может быть Чечена. Аня любила ласковую жену дяди, но не его. Дядь Савкин домострой был всем в поселке известен. Семья была зажиточной для ссыльных.
При своем невозможном характере, дядя умел зарабатывать. Единственно, чему он преклонялся, так это музыке, сам прекрасно играл на кеменже. Музыке он специально обучался в далеком детстве. Они с Аниным отцом, Дмитрием, были хорошим друг другу дополнением. Их третий брат Павлик умер рано, не успев женится. Так что оставшиеся два брата очень дружили. Необузданный, взрывной характер брата, отец быстро остужал своим спокойствием и рассудительностью. Дядя Савва больше играл, а отец больше пел. Арест брата дядя Савва пережил тяжело. Ссылка в холодный Казахстан, казалось, еще больше ожесточила его. Жену, красавицу Софию, третировал, как хотел. В Казахстане народилось у него три сына. Все оказались потом непутевыми. Самый красивый из них, Афанасий, сел в тюрьму за изнасилование. Он был женат на красавице Вале, с которой Аница когда-то в юности дружила. Жене Афоня писал из тюрмы, что обвинение об изнасиловании – оговор, и Валя хотела в это верить. Мучилась года три, растила сама их сына, потом ушла из дома свекра. Отсидев, Афанасий вновь женился тоже на молодой и красивой гречанке… Но и она ушла от него через четыре года. Не держались у него жены. С месяц назад Осакаровку потрясло еще одно неприятное событие: Паника, младший сын дяди Саввы тоже сел за изнасилование. Дали ему девять лет. Но жена его, как услышала Аница в разговоре Корцалы с Тимкой, не собиралась его бросать.
Выйдя замуж, Аница почему-то часто вспоминала своих родных, братьев, подруг. А больше не о ком было думать. Муж и свекровь можно сказать заперли ее в четырех стенах, как рабыню. Не позволяли выходить за калитку. Ее делом было заниматься уборкой, стиркой, готовкой, смотреть за родившимися весной близнецами Федором и Харлампием. А также ухаживать за скотиной. Ни на какие праздники или свадьбы муж ее с собой не брал.
Аня сидела на кухне, чистила картошку. С ней сидела семилетняя Женя, племянница мужа, названная в честь убитой Корцалиной дочки. Она немного помогала Анице смотреть за двумя грудничками, она была здесь единственной, с кем Аница могла о чем-то поговорить. Очень редко приходила другая невестка, мать этой Женечки, с двумя малолетними сыновьями. Корацала жаловала только внучку, видимо, за имя. Глаза Аницы тускло смотрели в одну точку. Гавкнула собака, и она испуганно подскочила, выглянула в окно. Никого. Слава Богу! Свекровь еще не вернулась из церкви. Надо дочистить картошку и хотя бы успеть поставить на плиту варить. Картошки надо много. Тима с Женечкой хорошо ели, да и свекровь всегда при хорошем аппетите. Сама Аница ест мало, с тех самых пор, как поняла, в какой ад она попала. Что характер у мужа взрывной, а иногда бешеный, это еще полбеды, а вот, что свекровь кровопийца – просто вселяло страх. Аня хорошо помнила, как начиналась ее жизнь в этом доме.
На второй же день свекровь разбудила рано невестку и повела в сарай. Показала, как доить корову и козу. Куда их выгонять: провела вместе со скотиной за угол, на соседнюю улицу. Потом показала, как пользоваться сепаратором, чтоб получить сметану и сливки. Продемонстрировала кухонную утварь, где что лежит. Открыла кладовку с запасами овощных продуктов: картошки, лука, моркови, свеклы, тыквы, сушенных трав, соленье, варенье и т. д. Поставила кастрюлю на печку, и сказала:
– Смотри и запоминай: сюда ставлю тебе кастрюлю. Свари борщ на первое, на второе вареники. Дрова и уголь во дворе. Отныне, я больше на кухне не работаю. Передаю все хозяйство тебе. Пришла твоя очередь, девонька.
И с тем вышла из кухни.
Все время, пока шло сватовство, подготовка к свадьбе, сама свадьба, Корцала, была внимательна и даже ласкова к будущей невестке. Поэтому, тон ее голоса, почти ледяной и безапелляционный просто поразил Аню. Она не знала, что и подумать. Не провинилась же она за одну ночь. Девушка она не порченная, из добропорядочной семьи. Даром, что сирота.
С трудом Аня успела приготовить заказанную еду к часу дня, когда Тима приезжал на своем грузовике на обед. Утром он ушел быстро позавтракав, перекинулся несколькими словами с женой и уехал. Ни обнял, ни поцеловал, как мечталось ей.