– Ну и что хорошего жить в таких домах – общежитиях? Кругом люди, сверху топают, снизу орут? – осторожно иронизировал Харитон.
– Зато там теплый туалет, ванная. Мне даже страшно вспомнить, как тяжело было купать Мишеньку. Стирать, сушить пеленки. Не говоря о себе: сколько раз простужалась, стирая и развешивая белье на холоде.
Не прошло и недели, как Дмитрий привез в дом унитаз и ванну. Пригласил трех строителей, и они за две недели пристроили еще одну комнату – ванную. Настя не могла нарадоваться.
– Вот уж ты мне подарок преподнес так подарок к рождению ребенка, Митенька! – Она уважительно посматривала на улыбающегося мужа. – Чем же мне заплатить тебе за такую заботу? – спрашивала она.
– Ты уж заплатила и переплатила, – отвечал он, глазами показывая, на ее живот.
– Ну, это подарок, прежде всего самой себе, – отвечала Настя, пряча улыбку.
– Ты не представляешь, какая ты сейчас красивая, – говорил он ей, усаживаясь рядом и обнимая ее.
– Спасибо. Может быть… Говорят, что несмотря ни на что, любая беременная женщина красива.
– Да. Так говорят, с чем я совершенно согласен.
– Даже несмотря на расплывшиеся черты лица, на утиную походку? – уточняла она.
– Я не вижу, чтоб у тебя что-то расплылось, или походка изменилась. Выдумываешь ты все. Ты у меня самая, самая…
– Так уж и самая, – продолжала иронизировать Настасья, заплетая свои пышные волосы в косу и искоса поглядывая на него мерцающими магнетизирующими глазами. Дмитрий в такие минуты никогда не мог устоять не поцеловать их.
– Самая, самая, и вот, чтоб доказать тебе это, я купил тебе новое платье.
– Платье? – Настя отстранилась от него. Уперлась руками в грудь. – Зачем? Куда мне в таком положении?
– Оно широкое, наверное, специально для беременных. – Харитон вынул из свертка шелковое платье.
– Митенька, ну зачем?
– А я хочу тебя повезти завтра на концерт нашего Виктора Милько. Он опять новые песни сочинил! Ребята его обожают, просто на руках носят. У него много новых песен. Ты их еще не слышала. Концерт в честь героев землепашцев, там будет особо знаменитый тракторист – Федька Морган. Разве тебе не интересно посмотреть на настоящих героев Целины? И Мишку возьмем с собой. Пусть приобщается к пролетарской культуре. Может, в будущем из него получится тоже гитарист. Учишь же ты его играть на аккордеоне. А на гитаре будет ему легче выучиться. Ох, как я люблю Федьку Моргана с его гитарой. А, как поет Виктор Милько! Настюша, ну, как ты на это смотришь?
Пока он говорил, Настя переоделась и встала перед трюмо.
Зеркало отражало красоту беременной женщины в ее полной мере так, что Дмитрию невозможно было отвести глаз. Завороженный, он молчал. Настя повернулась к зеркалу спиной, критически оглядывая себя через плечо:
– Спасибо тебе, конечно, но мне кажется платье на мне не очень…
Дмитрий взял ее за руку, нежно погладил:
– Очень даже очень, Настюша. Не капризничай…
– Все на меня будут глазеть…
– И мне все будут завидовать. Кроме того, ребенку надо приобщаться к хорошей музыке. Пусть послушает песни о нашей жизни.
– Митя, уже девятый месяц, куда мне ходить?
– Договорились, – серьезно и заговорщически заговорил Харитон, – от машины понесу тебя на руках. Таким образом, тебе не придется идти.
Видимо, так понравились дочке и музыка, и песни Виктора Милько, что она решила родиться во время концерта. Оттуда Дмитрий и отвез Настю в роддом.
Нюрочка родилась преждевременно, на три недели раньше. Дмитрий испугался, когда увидел крошечный кричащий двухкилограммовый с небольшим живой комочек. Большой рот некрасиво растягивался, показывая беззубые розовые десна. Через десять дней, дома, Мишутка рассматривал сестричку с большим удивлением и приставал с вопросами то к Дмитрию, то к матери, то к бабушке. Бабушка Нелли отметила, что у внучки, к сожалению, крупноват нос.
– В целом же, она очень симпатичненькая. Но не это главное. Говорят же: «не родись красивой, а родись счастливой».
– Мама, она будет и красивая, и счастливая, – смеялась Настя, баюкая дочечку и неотрывно наблюдая за ней. – Пожалуйста, не говори Мите про нос. Он считает ее красавицей.
– Бог с тобой! Кто ж такие вещи может сказать отцу. Посмотри на свою сестрицу, совсем рыжая, морковного цвета, а твой отец души в ней не чает…
– Наши Анютки будут красавицами и счастливицами.
– Твои бы слова да Богу в уши, – вздохнула мама Нелли, поправляя бантик на яркой головке своей младшей дочери. Пришлось тебе, моя красавица, хлебнуть с первым твоим, с Власиным. Кстати, какая у тебя сейчас фамилия?
– Мама, какая разница? Митя со мной. Больше мне ничего и не надо.
Настя заметно уставала, но с радостью возилась с малюткой. Митя сам, чтоб дать Насте хоть немного отдохнуть по выходным, отправлялся с коляской на улицу. Мишутка, уже второклассник, усаживался на велосипед. От свежего воздуха малышка крепко и надолго засыпала. Михаил после прогулки тоже спал-пушкой не разбудишь. Вечерами родители долго вместе рассматривали спящую дочь.
– Видишь, как она на тебя похожа?
– Просто копия. Надо же! А я так надеялся, что в тебя пойдет.
– А я, наоборот, не хотела. Мне нужен был твой портрет, чтоб он всегда был передо мной еще в одном экземпляре. Знаешь почему?
– Почему?
– Напоминаю-на случай, если ты уйдешь назад к своей семье…
– Ну, о чем ты говоришь, Настюша? – говорил он, незаметно всматриваясь в выражение ее лица, чтоб определить: серьезно или шутит.
Настя нежно смотрела на дочь.
– Ты ведь часто уезжаешь…, – вдруг услышал он. Настя не смотрела на него, но в голосе было столько боли, что сердце его сжалось.
– Неужели ты думаешь, что я могу вас бросить? Никогда так не говори, – он крепко прижал ее к себе. – Все будет хорошо. Вы – моя семья. И никуда я не поеду, совсем не поеду, даже по делам, пока Нюрочка не наберет вес.
Через минуту мысль о Георгии, заставила его подумать, в каком он сложном положении со своими женщинами и родными детьми.
«Ну, а что делать? – успокаивал он себя. – Так сложилось… Как-нибудь выпутаюсь, что-нибудь придумаю».
Через два месяца Митька-Харитон со Слоном поехали в Чимкент, чтобы закупить крупные узбекские сахарно-медовые дыни и белый виноград «дамский пальчик», а там уже взять билет и выехать в Москву. Все это они везли в подарок московскому директору магазина, который с недавнего времени снабжал их дефицитным товаром. На этот раз они сняли номер в гостинице «Украина». В первый день прошлись по знакомым универмагам. Ничего особенного не нашли. Вечером съездили в гости к Клео. Славки опять не было дома, опять сидел в Ленинграде на каком-то военном симпозиуме. Возвратили книгу «Двенадцать стульев», долго обсуждали и цитировали книгу, поговорили о новостях своих семей. Порадовались за Алексиса: как сообщила Клео – у него родилась дочь.
– Ничего себе! Не успел жениться, уже и дочь родилась! – воскликнул Слон.
– Женился, небойсь, на белоруске?
– Белоруске по имени Леся…
– Ну и как дочь назвали? – спросил Слон.
– Представь себе, Алексис назвал ее «Ирини», думаю, в честь своей троюродной сестры Ирини Христопуло.
– Да ты что?! Вот молодец! – порадовался Слон.
Харитон не удивился:
– А что? Хорошее имя. Если б не баба Нюра, я б тоже свою дочь так назвал.
– Я б знаете, как назвал свою дочь? – Слон задорно, победоносным видом окинул всех взглядом
– Роди сначала, – поддел его Харитон.
– Назвал бы «Клеоники», – не обращая на него внимание заявил Слон. – Вот так я люблю и уважаю тебя, дорогая Клео, – закончил он подчеркнуло кланяясь перед ней.
Клео звонко рассмеялась:
– Ну спасибо, Алик, за внимание и любовь. Давайте только скорей родите ребенка и возьмите меня в крестные.
– Да, это мечта моей жизни! – с восторгом горячо воскликнул Слон.
– Крестной я буду очень хорошей. И мамой хочу быть, – глаза Клео омрачились. Она помолчала. Нависла непонятная пауза. Ребята боялись сказать что-нибудь не то.
– Мы со Славой решили взять мальчика на воспитание. Вот приедет, поедем в дом малютки. Хочу совсем маленького, чтоб несколько месяцев только было.
– Какие вы молодцы! Вот это я понимаю, – опять с восторгом принялся расхваливать их решение Слон.
– Вы так думаете? Ведь правильно мы решили, ребята, да? – Клео смотрела на них, ища поддержки. Видимо, она не была уверена в правильности решения проблемы.
– Конечно, Клео, – подал голос Дмитрий, – не сомневайся. – Не та мать, что родила, а та, которая воспитала. Это ясно, как день. У тебя вырастет прекрасный сын!
Воодушевленная Клео заулыбалась и одарила их благодарным взглядом.
На другое утро друзья – коммерсанты подъехали к заветному универмагу на такси, как и договаривались, в самом конце рабочего дня. Довольный подарками и платой за товар, Илья Самойлович пообещал познакомить их со своим другом, директором другого универмага, Александром Брагинским.
– Вы не представляете, какие он обороты делает в своем магазине, – сузив блестящие, от выпитого коньяка глаза, весело рассказывал Волович. После первой же рюмки, который он сам организовал в своем кабинете, он удивительно быстро потерял свой вальяжный вид. Расставив локти на своем широком столе, он принялся рассказывать, как он жил до войны, как выучился, как дослужился до майора, как получил место директора. Не упустил и совсем личную биографию: все доложил о жене и двух дочках. Отпустил дружков лишь, когда Митька-Харитон показал билет, в котором значилось, что их поезд уходит с Казанского вокзала через два часа.
– А ведь нам такой груз везти, надо еще знакомого кондуктора разыскать, найти свои места, загрузиться. Так что увольте, Илья Самсоныч, пора нам. Грузный майор махнул рукой:
– Ну с Богом! Только в следующий раз найдите время на ресторан. Будем там распивать спиртные напитки до утра.
– Какой разговор, батя! Сделаем по высшему классу! – весело пообещал Слон. – Только не забудьте туда пригласить и вашего друга – Брагинского.