Размышляя об этом и о том, с тяжелыми подсознательными мыслями о Савве, Ирини кружила по комнатам, потом прошла в комнату спящих детей.
«Какие они все худые! Одни косточки. Надо что-нибудь вкусное приготовить им сегодня. Мука есть, надо вареники с картошкой сделать. Нет сливочного масла, но ничего – сделает на постном. Не привыкать. Только сначала надо за керосином сходить. А может, Наташу послать? Она донесет бидончик керосина. Конечно!»
Ирини отправилась на огород, своему спасителю. Сколько она продала овощей с него этим летом. Как виноград помог, спасибо «Дамский пальчик» у нее особенный! Деньги вырученные экономила, как могла, а то бы никакая тетя Соня не напаслась все время занимать ей то десятку, то двадцатку, а в последний раз так вообще пятьдесят рублей.
Выбралась она все-таки в церковь с тетей Соней. Взяла даже детей с собой. Кума Лиза тоже поехала с двумя дочерьми, а вот сына не смогла уговорить. Церковь небольшая, выкрашенная в синий цвет. Звонница совсем крохотная. Но народу полно. Тетя Соня случайно встретилась со своей давней знакомой, проговорила минут двадцать, пока не началась служба. Ирини поставила свечи за упокой братьев и отца, за здравие семьи и родных. Встала на колени и просила Господа Бога, чтоб, наконец, так или иначе объявился муж. Просила за здоровье матери, родных, детей, чтоб ничего с ними плохого не случилось, чтоб Наташа хорошо училась.
На выходе, после службы, все они собрались у ворот церкви, как обновленные. Улыбались, разговаривали только о хорошем. Откуда только все бралось? Решили, что надо хотя бы раз в месяц приезжать сюда, замаливать грехи и просить Божьей помощи.
Ирини поцапала в последний раз вокруг помидоров и баклажанов. Не мешало бы уже и полить огород. Сегодня или завтра ночью. Сосед, Тимофей Кесериди тоже был на огороде. Его жена почти никогда не выходила с цапкой на огород. Это была его работа. Не то что ее муж, «бывший муж, уже теперь, – с тоской и ненавистью подумала Ирини. – Даже если он объявится, я никогда не разрешу ему войти в дом. Пусть и не надеется!»
Сделав вид, что она не видит соседа, Ирини долго смотрела пустыми глазами прямо перед собой, ничего не замечая, пока не подошла к ней только что проснувшаяся, Наташа. Через пять минут Ирини принялась за вареники, отослав дочь за керосином. Она делала свою работу механически, все также отрешенно глядя перед собой, неотступно думая об одном и том же: что же делать, как быть, куда деваться от такой жизни? Приходили мысли, что не так уж у нее все плохо: если что, мать присмотрит за детьми, как когда-то смотрела за Наташей, а сама Ирини пойдет работать. Уж что-что, а работать она умеет. У людей и похуже жизнь складывается, успокаивала она себя.
Вспомнился Саввин двоюродный брат, Федя-Дурак, который совсем недавно женился. Свадьбы не было. Что-то уж очень быстро он все состряпал. Савва все разгуливал на Кавказе, и Дурак не стал дожидаться его, что б хотя бы у него занять денег. Ирини при этой мысли усмехнулась: «Дурак долги не имеет привычки отдавать». Почему была такая спешка, стало известно позже. Новоиспеченная Федина жена, рассказала, что его могли посадить за связь с несовершеннолетней. Юная жена его была самой простой внешности, даже не русская, а чувашка. Ирини наблюдала, как Дурак воспитывал жену, учил, как она должна к мужу относиться. Ирини мысленно жалела эту Нинок – так Дурак ее называл. Что с ним ей делать? Денег у него нет. Мыслимое ли дело, спят на раскладушке! И ему хоть бы что. Вспомнился Саввин младший брат. Тот тоже на первых порах учил жену, как надо к мужу относиться. Научил, видимо: живет со своей мордовкой душа в душу… Жена, говорят, так и ухаживает за ним, как за каким вельможей. Люся отменная для него жена. По рассказам деверя, он ее полюбил за имя. Когда-то в детстве ему нравилась соседская девочка с русским именем Люда-Люся. Такая беленькая, маленькая, хрупкая… так и хотелось ей чем-то помочь, поухаживать. И откуда у него у семилетнего пацана было такое, непонятно! Жену себе нашел, наподобие той, тоже очень худенькую, в чем только жизнь держалась. Поэтому, наверно, их первенцы-близнята не выжили, умерли только родившись, видимо, из-за маленького веса.
Люся Пухлякова уже третий год, как была замужем за Федей. Свою новую фамилию, Александриди, она носила с гордостью и на своих бывших подруг смотрела свысока: на ней, а не на ком-то из них, женился Федя, даже не посмотрел, что она не гречанка. Правда, через год поубавилась в ней эта гордыня, после смерти ее двойняшек – девочек. Смерть детей подкосила ее заметно, она прямо убивалась. Казалось, не осилит такое горе. Муж утешал ее, как мог.
– Не мы первые, не мы последние, будут еще у нас дети. Не плачь, пожалуйста.
Люся прижималась к нему и плакала еще горше. Федя жалостливо слегка тормошил ее:
– Ну что ты в самом деле? Сама хочешь на тот свет? Поешь лучше и пошли спать.
Заплаканная жена ложилась рядом, так и не поев.
– Не могу пока. Наверно, завтра смогу.
Среди ночи, вдруг проснувшись, Федя увидел, что она лежит с открытыми глазами, уставившись в потолок.
– Ты что не спишь?
– Так, проснулась. А ты?
– Я тоже только что проснулся.
Люся тяжело вздохнула:
– Федь, а ты не бросишь меня?
– Ну, дуреха, с какой стати?
Люся опять заплакала:
– Ну видишь, не родила же я тебе здоровых детей.
– Просто, они родились семимесячными. В следующий раз родится один ребенок, его легче будет носить девять месяцев, – Федя погладил жену. – Не бойся, из-за этого я тебя никогда не брошу. Лишь бы других причин не было.
– Нет, нет милый, других причин никогда не будет.
Федя гладил ее пышные волосы и думал о том, как все же сильно жена любит его. Еще бы: он среди молодых греков-первый парень на деревне. Какое разочарование было для всех Осакаровских гречанок, когда он не женился ни на одной из них! И поделом! А то уж очень активно они его делили. Доходили до него сплетни. Одна из них, Мария Делиборониди, так вообще стыд потеряла: принесла ему передачу, когда его посадили в КПЗ за пьяный дебош с ребятами – друзьями. Грозили посадить надолго, но Слава Богу, все обошлось. Эта Мария, губа не дура, на него глаз положила. А он только раза два видел ее на свадьбах, да один раз оказался рядом с ней, когда танцевали хорос. Ну, перекинулись двумя словами. Уж очень она тогда заглядывала ему в глаза. Мордашка у нее, конечно, ничего, но уж больно толстозадая и коротышка против него. Нет, он не желал на ней жениться. Хоть все и думали, что раз она так его любит, то он должен бы на ней жениться. Вот Люся – другое дело, стройная, под стать ему ростом. Правда хиленькая, но ничего он ее откормит. Ему очень хорошо в том гнезде, которое устроила для них его молодая жена. И вообще, сколько преимуществ быть женатым не на гречанке: ни тебе контроля со стороны ее родственников: им и в голову не придет следить за ним, а теперь и со стороны его родственников их почти не осталось. Митьку, который переехал сюда, в Осакаровку, можно не считать, он слишком занят своей жизнью, жена Муся, крепко его держит, никуда не пускает. А старший брат, Савка, далеко. Об Анице и речи нет: ее и не слышно, и не видно. Так, что можно иногда себе позволять и на сторону смотреть. Такая перспектива: баловаться с девушками легкого поведения его нисколько не смущала. Именно такая жизнь его устраивает. Кстати, Савка сейчас на Кавказе гостюет. Прислал уже два письма. Вот он любитель письма писать! Федя не любитель. Он так ни разу ему и не ответил. А надо, а то братец может обидеться. Он у них легко обижается, даже порой не поймешьотчего. С Саввой надо быть начеку. А так-старший брат добряк и с головой. Надо написать, спросить, как и где там можно остановиться. Сколько чего стоит? Может съездить с Люсей, проветрить ее, оздоровить. А, может, сначала одному съездить на разведку, узнать есть ли какая-нибудь возможность туда переехать. Деньги-то есть, по крайней мере, на первое время.
В эту ночь ему снились горы, бурная река, белые здания родного черноморского города, и их младенец – сынок на руках у Люси. И всем им было так хорошо вместе. Утром он проснулся в хорошем настроении. «Когда-то, видимо, у нас так и будет», – подумал он, вставая и потягиваясь. Надо только поставить перед собой такую цель. И заработать много денег. Интересно, как это удалось Митьке купить почти новую собственную машину, и на какие деньги? За нее, как никак нужно отдать около девяти тысяч рублей. Оно понятно: жена – бухгалтер помогла каким-то образом, но все же машина – большая роскошь. Как он не подступался к Митьке с вопросом, как ему удалось насобирать на машину, тот так ничего толком и не ответил, все увиливал от ответа. Вечером надо бы завернуть к нему домой, может, и у среднего брата есть мысли вернуться на родину.
Федор Александриди недавно поступил на шоферские курсы. Еще немного и будет крутить баранку грузовика. Жаль, что новичкам дают старые машины, которые без конца требуют ремонта. Но Федор не тужил. Его русский кум был племянником директора машинно-тракторной станции так, что было кому уговорить отписать на Федора машину получше. Будет тогда ездить со своим двоюродным братом, Семкой Шапраниди, делать деньги осенью, когда пшеницу надо будет возить на элеватор. Как хорошо, что машины для перевозки не оборудованы, везде щели, а также из-за ухабов пшеница просто выплескивается из кузова на землю. Некоторые дороги в страдную пору просто усыпана пшеницей на счастье птиц, которые прямо на глазах укрупняются в размерах. А ребята, вроде Семки Шапраниди, пользуются этим и под видом потерь на дороге, сбывают пшеницу людям, и доход с этого идет им в карман. Федор не мог дождаться, когда такие благие времена настанут и для него. Вот тогда и он купит себе легковой автомобиль, как у брата Митьки. Он еще молод, у него все впереди. Так думал Федя, сидя за столом и запивая блинчики чаем, время от времени кидая взгляды на жену, которая после вчерашних слез, крепко спала. Стараясь не разбудить ее, он обулся и тихонько вышел.