Симпатичная Женечка девочка: и белый бант и белый школьный фартук очень к лицу ее смуглой коже. Такая озорница выросла! Все норовит где-то набедокурить. Больше всего от нее плачет Катя: то кусок хлеба с маслом отберет, то ударит, то надурит ее. Наташе тоже достается из-за нее: то не досмотрела, куда убежала младшая сестра, то обозвала ее ни за что, то не усмотрела, что набедокурила. А Женька и в ус не дует. У нее всегда есть отговорка себя защитить. Только о себе и думает. Правда, когда Ирини принялась за что-то лупить Наташку, она громко расплакалась и ухватила ее за руку и просила не кричала:
– Не бей Наташу, она хорошая!
И так заливалась слезами, что Ирини махнула рукой и ушла на огород. Жалостливая девочка. Кажется, она самая интересная из всех и больше всех похожа на нее в детстве. Ирини такая же была бедовая. Везде успевала. И ее сестра Кики, как Катя, тоже вечно плакала из-за младшей сестры.
Наступило время, когда, наконец, у Ирини открылась возможность пойти на работу. Она устроилась в химпоселковский детсад нянечкой, в десяти минутах ходьбы от их дома. Через месяц, воспитательница в ее группе, стала ее первой подругой. Толстая Лидия Ивановна, была той еще чудачкой. Они друг друга поддразнивали, рассказывали анекдоты и почти целыми днями смеялись. Соседние воспитательницы и няни, любили заглядывать к ним в группу и потом по полчаса застревали у них. И работа у них спорилась. Их группа была самая чистая, а дети самые спокойные и ухоженные. Одна новенькая девочка была очень маленькой и худенькой. После себя, всегда оставляла по пол тарелки. Ела очень медленно. Ирини заинтересовалась почему она так мало съедает. Заглянула ей в рот и все поняла: у нее было слишком низкое небо и ложка еды там едва умещалась. После этого, она разрешала ей есть намного дольше, чем все остальные дети. Через два месяца ребенок резко поправился. Так родители не могли надышаться на Ирини, которая помогла ребенку набрать вес. Ирина радовалась своей работе. Всегда музыка, всегда движение, всегда молодость – дети. Через год директор сада предложила ей стать воспитательницей и опять Ирини пришлось признаться, что она неграмотная. Заведующая очень удивилась и пристыдила Ирини, что не учится, ведь везде есть вечерние школы.
– Да я только сейчас отправила младшую в школу. Разве я оставлю ребенка одного дома?
– Ну, а кто тебе мешает сейчас пойти туда?
– Я спрашивала. Вечерние школы только с пятого класса, а у меня только два класса.
– Ну не знаю, при желании, можно найти выход из ситуации, – напомнила нахмурившаяся заведующая. Надо искать выход, – повторила она. – Жаль, что тебя нельзя поставить воспитателем без этого среднего неоконченного образования. Будь моя воля, я б тебя без всякого образования поставила работать с детьми. По крайней мере за их безопасность я была бы спокойна.
Ирини была очень польщена такой характеристикой. Ну как найти выход? Нет никакого выхода. Рассуждать хорошо. А как сделать это? Как бы хотелось выучиться писать. Конечно, так красиво, как Савва она сроду не научится. Но, как Наташа уж могла бы. Тогда бы она своей маме писала бы письма каждую неделю. А то приходится просить дочь. Савву давно уж не утруждала. Да разве кому-то скажешь, что хочется рассказать маме родной. Снова с щемящей грустью Ирини подумала о матери, которая так далеко. Как все-таки они были близки с мамой. Наверное, Кики так маму не любила, как она. Наверное также сильно, как она, мать любит старший брат Харитон. Кики вся в своих проблемах, а Яшка-Генерал – в своих друзьях.
Жаль все-таки, что мать, любя ее, не заставила ходить в школу. Если б у нее была сейчас возможность учиться, она б все положила для этого. Может, перестали бы тогда ее мучать сны, в которых она, ученица младших классов, опять не знает урок, и мечется, и переживает, что сейчас ее учительница спросит, а она не готова. Несколько раз они с тетей Соней ходили в разные вечерние школы, но нигде не могли найти третьего класса. Начинать надо было с пятого. Математику б она осилила, но ведь читать надо быстро, писать целые сочинения.
– Так и умру неграмотной дундучкой, – жаловалась она тете Соне.
– Давай я тебя буду учить читать, – однажды предложила тетя.
– Давай, – согласилась Ирини, заранее зная, что из этого ничего не выйдет: и у тети Сони, и у нее самой постоянные дела. Будет много не состыковок со временем. И что это даст? Только время терять. Нечего даже и голову забивать такими радужными планами.
– Надо подумать, когда и где, и стоит ли? – добавила она. Хоть и не хочется оставаться пнем в этой жизни, да видно, судьба моя такая.
Тетя Соня молчала, наверное, тоже думала о том, что затея эта бесперспективная: у Ирини муж, трое детей, работа. Когда ей учиться? В гости то она приходила редко, и то, как на гвоздях, спешила назад домой: надо было сварить, убрать, постирать и т. д. Какая тут учеба!
– Ладно, вот подрастут дети, Что-нибудь придумаем.
– И сейчас уже поздно, а потом – тем более.
– Лучше поздно, чем ни-ко-г-да, – сказала назидательно тетя, растягивая шутливо слова.
– Это так! Точно! – Ирини задумчиво уставилась на вышивку, висевшую, как картина в качестве украшения на стене.
– Ты не видела мои новые шторы, тетя Соня, которые я вышила уже наполовину, – сменила она тему разговора.
– Нет, видела только первую штору, – тетя Соня с интересом подняла голову от шитья.
– Ой, такая красота получается. Не налюбуюсь.
– Молодец! Вышивка, это очень ценное украшение. Сразу дом преображается. Вот закончишь себе, за мои шторы возьмешься.
– Но, не забывай, какой это каторжный труд. Мулине подобрать, особенно, когда не все цвета можешь найти. В магазинах всегда смотрю, но нет ярких цветов, а у меня уже кончаются такие нитки.
– Может у меня Что-нибудь найдется и подойдет тебе? – предложила тетя Соня.
– А ты тоже вышиваешь?
– Нет, это моя невестка что-то вышивала, когда беременной была, да и оставила давным – давно.
Обрадованная Ирини, выбрала кое – что и довольная ушла домой.
Глава пятнадцатая
Савва обрадовался приезду двоюродного дяди Вани Техликиди. Тот ехал проездом в Ташкент, на свадьбу своего племянника, то есть троюродного брата Саввы (Савва даже не знал, что семья брата по отцовской линии, обосновалась именно там). Святое дело! Надо тоже поехать, поздравить брата, поиграть на баяне, повеселиться, повидать родственников, а то и как звать братьев, скоро забудешь.
Все это он внушал Ирини, которая упиралась, не хотела ехать, да и детей не с кем оставить: Ташкент, это даже не Чимкент. Туда ехать, наверное, где-то двое суток.
– Езжай сам, – наконец разрешила она.
– А ты?
– Ты такой странный! Детей же не с кем оставить!
– Попроси квартирантку Оксану посмотреть. Без тебя не хочется ехать, – возразил Савва.
Ирини иронично фыркнула:
– Она за своим ребенком еле смотрит, он у нее последнее время часто болеет. Кто сварит детям покушать? Мы будем гулять, а они будут голодные и холодные. Нет, езжай сам. Да, не задерживайся, – сказала она, еле удержавшись от напоминания о его Кавказской поездке. На том и порешили.
Савва вне себя от радости бросился собираться. Но радость свою дипломатично скрывал. На самом деле, он тайно надеялся, что Ирини не поедет. Очень надо, чтоб над тобой висел Дамоклов меч. Ведь не было еще случая, когда б жена не критикнула его, бывало, что и при людях. И, как Савва ни старался, всегда был какой-то повод навлечь ее недовольство или даже нагоняй.
«Спасибо дядьке, что он меня вспомнил, – благодарно думал Савва, засовывая новые носки, рубашки и два костюма в чемодан. Как хорошо, что у баяна есть футляр».
По крайней мере, Савва чувствовал, что выглядит интеллигентно с двумя чемоданами.
– Что это ты так много напихал в чемодан, – спросила Ирини, застав его врасплох.
Но у Саввы был уже готов ответ – новый костюм занимает много места. Хорошо, что она не стала проверять, что там под ним. А то точно бы удивилась, что помимо новых туфель на ногах, он взял еще одну пару обуви, несколько рубашек и белье. Не стал бы он выдавать свой бедовый, если не бредовый, план поездки после Ташкента на Кавказ. Хоть на пару недель.
Савве трудно было преодолеть, а тем более, объяснить это наваждение, неодолимое желание повидаться с друзьями, которые понимали его, с женщиной, которая любила его, и домом Костаса и Марицы, где он себя чувствовал счастливым, а главное – повидать родные места, дорогие его сердцу Сочи и Красную Поляну.
Приехав в Ташкент, он, первым делом, сумел тайно от дядьки купить себе билет на Адлер.
Свадьба была так себе, но он ощущал себя на седьмом небе. Шутил, острил, играл самозабвенно на баяне и очаровал всю публику. И, если б там был опрос, кто самый популярный на этой свадьбе, то наряду с новобрачными им оказался бы и Савва. Он уехал в конце второго дня, еле отбившись от провожающих. Никто не должен знать, что он летит совсем не в ту сторону.
Сердце его замирало от мыслей, как он приедет на «землю обетованную», как ему все будут рады, какие бесподобные ночи он проведет с Лидой, если, конечно, все еще не замужем. Он закрыл глаза. Голова болела невыносимо. «Наверное давление поднялось, – подумал он, зная за собой такие скачки крови в голову, когда он сосредотачивался долго на одной мысли. – Надо заснуть, – дал он себе команду, и, как только взревели моторы самолета, он отключился.
Самолет прилетел в полдень. Савва снял с себя пиджак. Середина сентября, а жара стояла невыносимая. Он почувствовал, что ему даже тяжеловато дышать. Раньше он за собою такого не замечал. «Отвыкаешь, старик, отвыкаешь, да и сердце не становится моложе», – он вспомнил, как раз несколько сжималось его сердце ни с того ни с сего. «Неужели так быстро оно износилось?» – удивленно он задал себе тогда вопрос, не желая в это поверить. Только этого не хватало для полного счастья! Просто он перевозбужден – мало кто отважился бы на такой секретный, точнее, авантюрный вояж. А что он, не свободный человек что ли? Или не он зарабатывает эти деньги, которые он может себе позволить потратить, как только его душа пожелает? Он хотел вздохнуть полной грудью любимый воздух с запахами магнолий, но опять сердце защемило. Как раз он подошел к скамейкам для ожидающих самолеты. Присел, откинулся и стал медленно и осторожно дышать. Через минут пятнадцать он снова вздохнул: все было как будто в норме. Он еще посидел и, уверившись, что все нормально, поднялся.